– Да что тут непонятного… Ты хочешь меня бросить, ведь так?

 – Аля, да как тебе могло прийти такое в голову?! Ты что?!

 Несколько секунд я сидела на кровати, ловя ртом воздух. Потом я встала, открыла форточку и подставила пылающее лицо под поток осеннего ночного холода.

 – Аля… Утёночек мой маленький, родной мой… Это какое-то недоразумение. Как ты до такого додумалась? Я вовсе не собираюсь тебя бросать! Я очень тебя люблю. Не смей такое говорить…

 Мой голос оборвался от внезапно подступившего к горлу спазма, в глазах и носу нестерпимо защипало от наворачивающихся слёз. Из другой комнаты опять донёсся храп отца. На плечи давила железобетонная безысходность. Безумно хотелось плакать, но не хотелось, чтобы Альбина это слышала. Зачем ей мои проблемы?

 – Настя, я уже говорила тебе… Это ни к чему не приведёт. Зачем тебе это всё? Выйди замуж, роди детей, всё у тебя будет хорошо… Как у всех. Зачем тебе я?

 – Как у всех? Хорошо? – улыбнулась я дрожащими губами, вытирая кулаком текущие градом слёзы. – Аля, после того, что у нас было, «как у всех» у меня уже не получится… Извини. Я больше не могу говорить, всё. Пока.

 Никто не видел, как я корчилась от боли, кусала и тискала мокрую подушку, никто не слышал, как я беззвучно выла от тоски. Опухли глаза и заболела голова.

 Утром отец всё-таки собрался на работу, но я знала, что его запой только начинался. И оказалась права: он вернулся в одиннадцать утра и опять упал на диван. Звонила Альбина, но я сказала, что плохо себя чувствую. Она стала обеспокоенно задавать вопросы, но я уклонилась от разговора, сказав, что хочу спать. Спать я не легла, сходила в магазин за минеральной водой и стала писать. Получалось чёрт знает что, но это хотя бы отвлекало.

 На следующий день повторилось ОПЯТЬ: отец ушёл утром, дав клятвенное обещание «завязать», но приплёлся задолго до конца рабочего дня, в половине третьего. Снова звонила Альбина. Я сказала, что хочу побыть одна, подумать.

 ОПЯТЬ повторилось ещё три раза. Я отключила домашний телефон, к мобильному не подходила. Кажется, один раз звонила Ника, но я и ей не ответила. А потом я решила, что это тупик. Я купила упаковку нурофена – не для того, чтобы им отравиться, а чтобы продлить время кровотечения. Отец «переморщился» и снова пошёл на работу, но мне было уже всё равно. Не будет у меня «как у всех». Уже ничего не будет. 

 – Из твоих рук льётся тепло, – говорит Альбина.

 Она сидит на кровати, а я, стоя у неё за спиной на коленях, глажу ладонями её голову. Она улыбается. Я спрашиваю:

 – Нравится?

 – Очень, – отвечает она, немного запрокидывая голову.

 Я касаюсь губами её макушки, затылка, целую ямочку в основании черепа, а потом снова глажу. Обхватив её голову обеими руками, я провожу по коже подушечками пальцев в направлении затылка, и Альбина стонет.

 – Это блаженство…

 Она запрокидывает голову, и кожа собирается складочками у неё над шеей. Я подставляю плечо и укладываю на него её голову. Она поворачивает ко мне лицо, и её дыхание щекочет мне шею. Это восхитительное, тёплое чувство: она доверяет мне. Её пальцы переплетаются с моими, и она говорит:

 – Мне хорошо. Я люблю тебя, утёночек.

 Повалив меня на кровать, она приникает горячим ртом к моей шее, ловит мою руку и облизывает большой палец. Она вообще любит всё пробовать на вкус. Я говорю:

 – Ты как маленькая: всё тащишь в рот.

 Её зубы блестят в улыбке, а пальцы проворно на ощупь расстёгивают на мне кофточку. Я лежу, позволяя ей делать всё, что она захочет, а она стягивает с меня трусики. Я знаю, что она сейчас сделает, и не ошибаюсь. Когда-то я даже не представляла, что такое можно делать, и когда я в первый раз попробовала это с Альбиной, я поняла, что нет ничего лучше, особенно если партнёр умелый, а Альбина, что ни говори, – виртуоз. Меня, однако, слегка коробит от мысли, что когда-то она делала это кому-то другому, но я стараюсь гнать от себя эту мысль, чтобы она не портила удовольствия – не «ломала кайф». В тёмное окно робко скребётся осенний дождик – наверно, просится к нам третьим, но нам хорошо и вдвоём. Тёплая и нежная близость соединяет нас в одно целое: сердце Альбины – моё сердце, а её душа – моя душа. Её боль – моя боль, а мои глаза принадлежат ей. Я забываю все свои тревоги, и мне хочется плакать от счастья: я люблю её. Она кладёт мою руку себе на голову.

 – Погладь меня ещё, – просит она. – Когда ты это делаешь, это просто оргазм.

 Моя ладонь скользит по её затылку, а она зарывается лицом мне в грудь.

 Зачем я рассказываю это? Не знаю, как это получилось; может быть, дело именно в моих прикосновениях и в наслаждении, которое они доставляли Альбине. В первых числах ноября выпал снег, и примерно в это же время у Альбины проступила щетина на голове. Снег растаял, оставив после себя слякоть, а голова Альбины покрылась тёмным ёжиком. Это было бы очень радостным событием, если бы между нами не вторгся Мефистофель – доктор Якушев.

 Собственно, вторжением это даже нельзя назвать, но мне было очень больно. В тот день я купила для Альбины средство для укрепления волос и стимуляции их роста – что-то вроде масла, которое нужно ежедневно втирать в корни волос; не откладывая это на потом, я сразу же поехала к Альбине. Возле дома стояла чья-то незнакомая машина, но это не особенно встревожило меня, и я вошла, впущенная Мадиной. Встревожил меня взгляд Мадины: он был какой-то странный, но я не могла понять, что он означал.

 – Здравствуйте, – поприветствовала она меня с улыбкой. – Альбина Несторовна в бильярдной.

 И улыбочка у неё была тоже какая-то странная. Недоумевая и уже слегка напрягаясь, я поднялась в бильярдную; там слышались голоса, один из которых я с удивлением узнала: он принадлежал Андрею Фёдоровичу.

 – Я очень рад, Альбина. Какое же средство дало такой великолепный результат?

 Она ответила:

 – В том-то и фокус, что в последнее время я не пользовалась никакими средствами. Они сами начали расти. Разве только...

 – Только – что? – сразу насторожился Якушев.

 – Ну, не знаю, – неуверенно улыбнулась Альбина. – Не знаю, имеет ли это какое-то отношение... Дело в том, что когда Настя гладит меня по голове, я чувствую какое-то удивительное тепло, исходящее из её руки.

 – Интересно, интересно, – проговорил доктор Якушев. – Любопытный случай... Любопытная Настя.

 Доктор Якушев и Альбина сидели на диване. Он не видел меня, потому что сидел спиной к двери, а Альбина просто физически не могла видеть. Андрей Фёдорович провёл рукой по тёмному ёжику её волос, а она улыбнулась.

 – Вот так она это делает? – спросил он.

 – Да, – ответила Альбина. И спросила: – Вы верите в чудеса, Андрей Фёдорович?

 – Чудеса бывают, – ответил он с улыбкой. – Я не отрицаю этого.

 Не знаю, зачем доктор Якушев это сделал, но он поцеловал Альбину, а она не сопротивлялась. И даже улыбнулась:

 – Вам не противно?

 – Нет, – сказал доктор Якушев.

 Он снова хотел поцеловать её, но в этот момент из моих помертвевших рук выпала сумочка, в которой лежал флакон средства для укрепления и стимуляции роста волос. Доктор Якушев обернулся, увидел меня, и на его лице отобразилось смущение. Встав с дивана, он как ни в чём не бывало поприветствовал меня:

 – Добрый день, Настенька. Как вы себя чувствуете? Отчего вы перестали ко мне ходить? Ведь я говорил вам, что необходимо провести ещё несколько сеансов.

 – Спасибо, я уже хорошо себя чувствую.

 Это сказал странный и глухой, чужой голос, совсем не похожий на мой. Альбина выпрямилась и тоже встала. Протянув ко мне руку, она пробормотала:

 – Настенька…

 Я бросилась сломя голову прочь, ничего не видя перед собой. Заскочив в какую-то дверь – это оказалась ванная, – я закрылась изнутри и сползла по стене на пол. Мертвящая боль обняла меня холодом, кристаллы инея вонзились мне в сердце. Парализованная, я сидела на холодном кафеле. Перед глазами у меня стояла картина этого поцелуя. Боль согнула меня пополам, и я прижалась к полу щекой.