– Ну, всё, встаём, одеваемся, – сказал голос доктора.

 Вернулось моё тело, вернулись массажный стол и кабинет, и Альбина по-прежнему сидела на стуле у докторского стола. Когда я оделась и вышла из-за перегородки в кабинет, доктор в этот момент клал в ящик своего стола две купюры – тысячную и пятисотрублёвую. У меня немного ёкнуло в кишках. Полторы тысячи за приём! А это второй, значит, Альбина отдала уже три тысячи.

 – Захотите спать – спите, – сказал мне доктор. – Физические нагрузки сейчас для вас нежелательны, надо поберечься. Да и вообще, на будущее, вам с этим надо поосторожнее. С лейками пусть бегают мужчины. – Доктор усмехнулся. – Или, если они у вас такие ленивые, то таскайте хотя бы по пол-лейки. А чтобы физическая нагрузка не становилась для вашего организма таким большим стрессом, она должна быть регулярной.

 – Да я понимаю это, Андрей Фёдорович, – вздохнула я. – Гимнастика и всё такое.

 – Кстати о гимнастике. – Доктор выдвинул ящик стола – не тот, куда он убрал деньги – и достал тонкую брошюрку. – Вот комплекс специальных упражнений, разработанный мной. Здесь есть упражнения для всего тела, а не только для поясничного отдела. Также здесь есть рекомендации по образу жизни, питанию – в общем, посмотрите и что-то для себя почерпнёте.

 Мокрые серые улицы плыли мимо окон джипа, и я не могла отделаться от чувства, что всё это уже было много раз. Мы с Альбиной молчали, Рюрик вёл машину. Я боролась с наваливавшейся на меня вязкой сонливостью – даже не из желания одержать победу, а просто из упрямства. Я, как могла, оттягивала момент своей капитуляции: мне ещё нужно было кое-что сказать Альбине наедине – и это, как мне казалось, тоже уже когда-то было. Сплошное томительное d;j; vu, от которого некуда деться.

 – Как у вас тут разворачиваться неудобно, – сказал Рюрик. – И эти своих драндулетов понаставили…

 Мы уже подъехали к дому, джип покачивался на колдобинах, а машины жильцов создавали дополнительные трудности для маневра. Драндулеты? Да, пожалуй, две далеко не новых «лады», крошку «оку» и «жигулёнок» можно назвать по сравнению с джипом «Nissan» драндулетами.

 – Аля, поднимемся ко мне? Мне надо тебе кое-что сказать…

 Альбина спросила:

 – Это надолго?

 – Да нет, на пару слов, – ответила я.

 – Тогда лучше пусть Рюрик покурит. Рюрик!

 Рюрик понял. Он вышел из машины и достал пачку сигарет, а я молчала, озадаченная тем, что Альбина не пожелала ко мне подняться. Может быть, ничего особенного в этом и не было, и не на что было обижаться, но мне стало как-то не по себе, грустно и тоскливо. Альбина как будто хотела поскорее от меня уехать. Она сидела какая-то поникшая, как будто усталая.

 – Я слушаю, что ты хотела сказать? – проговорила она спокойным, но каким-то грустным и тусклым голосом.

 Я хотела ей сказать, чтобы она не тратила свои деньги на меня, платя доктору, но мне уже расхотелось что-либо говорить. Настрой и вид Альбины как-то не располагал к общению. Может быть, она уже тяготилась мной, только не решалась об этом сказать? И сонливость, и тоска, и досада – всё навалилось на меня разом.

 – Да нет, Аля, ладно… В самом деле, не будем попусту тратить время и слова. Я пойду.

 Я уже повернулась, чтобы открыть дверцу и выйти, но рука Альбины легла мне на колено.

 – Ты что-то хотела сказать, Настенька… Скажи сейчас, чтобы тебя это потом не мучило. – Она умолкла на секунду, подняла подбородок и добавила тихо: – Зачем тянуть?

 Я вздохнула.

 – Я только хотела… В общем, ни к чему больше тратиться на доктора. У меня уже всё прошло, я думаю, на этом можно закончить.

 – Закончить? – еле слышно переспросила Альбина.

 – Да, закончить, – сказала я. – Андрей Фёдорович, конечно, очень хороший доктор, он просто волшебник, но он дороговато берёт… То есть, он берёт нормально, дешевле просто нельзя – при таких-то результатах! Просто для меня это дороговато. Спасибо тебе, Аля, что привела меня к нему, он мне правда помог, но больше я к нему не пойду. Вот и всё, что я хотела сказать.

 – Настя, пусть вопрос оплаты тебя не беспокоит, – проговорила Альбина. – Сколько нужно, столько раз и придёшь к нему. Понадобится десять раз – придёшь десять. О деньгах не думай.

 – Нет, Аля, не нужно, – сказала я. – У меня правда уже ничего не болит. Ну, всё… Извини, я пойду. Меня что-то совсем разморило, я еле языком ворочаю.

 Я погладила её по плечу и по руке – всё, на что я была способна сейчас. Поднявшись по ступенькам к своей квартире, я открыла дверь. Отца дома ещё не было: у порога стояли его тапочки. Я взглянула на часы: семнадцать сорок. Если всё нормально, должен скоро прийти. Это было последнее, о чём я успела подумать, прежде чем провалиться в сон.

 Я проснулась внезапно, как от толчка в бок. В звенящей тишине и синем сумраке был слышен звук поворачивающегося в замке ключа. Сначала у меня радостно отлегло от сердца, но уже спустя секунду оно снова отяжелело: уже по тому, как отец открывал ключом дверь, я безошибочно определяла, трезв он или пьян. Ключ долго стучал, замолкая и снова принимаясь стучать: видно, на площадке было темно, и отец не мог попасть в скважину. Слушая этот звук, я чувствовала, как низ моего живота каменеет, потом каменеют ноги, а потом и вся я обращаюсь в камень. Опять. Преодолевая каменную неподвижность, я протянула руку к телефону и нажала клавишу, чтобы засветился дисплей. Двадцать тридцать пять.

 Я встала и взяла свои ключи, включила свет в прихожей.

 – Не лезь, я сама открою, – сказала я отцу громко через дверь.

 – Открывай, это я, – послышался его голос, и я уже окончательно убедилась в том, что это оно – проклятое Опять.

 Его хватило только на то, чтобы кое-как разуться. Плащ я помогла ему снять. Он упал на диван, а я сняла с него часы. Я не стала ни спрашивать, ни ругать, я оставила его и ушла в свою комнату. Там я села на кровать и окаменела.

 Никто не поможет. Никому это не нужно. Я одна.

 Разбудил меня звонок мобильного. В тусклом свете из прихожей я разглядела время на часах: двадцать один сорок восемь. На дисплее высвечивалось «Альбина». Кажется, я опять уснула.

 – Да…

 – Настенька… Я не разбудила тебя?

 – Нет, Аля… Нет, я не спала.

 – А голосок что-то сонный.

 – Нет, это тебе показалось. Я не сплю.

 Я опустилась на подушку и закрыла глаза. Послышался громкий всхрап отца из комнаты.

 – Настенька… Мы с тобой сегодня как-то попрощались не очень… Прости, что не зашла к тебе, я просто чувствовала себя неважно. Ночью почти не спала, а потом голова жутко болела.

 У меня сжалось сердце. Как я не догадалась сама, что она могла плохо себя чувствовать? Да, голос у неё был какой-то тихий, как будто измученный, но я и этого не услышала. Может быть, она нуждалась во внимании, сочувствии, просто ласке – а я ей о деньгах за визит к доктору! Помнится, я её даже не поцеловала. Как я могла быть такой слепой и глухой? К моему горлу подступил ком.

 – Аля, прости… Прости, я была невнимательна к тебе. После этого массажа я была как пыльным мешком стукнутая… 

 – Ты хотела что-то сказать, малыш… Я тебя не выслушала.

 Я ответила:

 – Нет, Аля, я сказала то, что и хотела сказать – насчёт доктора… Но, – добавила я, – наверно, мне следовало сказать что-то другое.

 Альбина помолчала. После паузы её голос прозвучал тихо и печально:

 – Да, мне тоже показалось, что на самом деле ты хотела сказать что-то другое. Не тяни, скажи это сейчас… И покончим с этим.

 – О чём ты, Аля? – насторожилась я.

 – Брось, малыш, я всё понимаю… Я и не надеялась. Всё это непросто, тяжело… Не каждый это может выдержать. Не думаю, что тебе это нужно. Всё правильно… Ты права, малыш.

 – Аля, да что ты такое говоришь? Я ничего не пойму! – испугалась я. – Может быть, я спросонок торможу?

 – Значит, я всё-таки тебя разбудила.

 – Ну да, разбудила немножко, но ничего страшного. Аля, я правда не понимаю… Кажется, мы обе друг друга не понимаем.