– Настенька, я так ничего толком и не поняла. Что у тебя случилось? Почему ты опять прячешься? Господи, тебя всю трясёт! Что такое, маленькая?

 – Якушев, – прошептала я. – Он меня преследует!

 – Как это?

 – Так! Звонит, приходит, ловит меня везде, куда бы я ни пошла. Мне кажется, он за мной следит – как иначе он мог бы знать, когда и где я нахожусь?

 Я всё ей рассказала: и о том, как звонили выключенные телефоны, и как летали вещи по комнате, и как Якушев требовал, чтобы я позвала его. Я выпалила всё это, даже не задумываясь о том, как это звучит, и что Альбина может мне не поверить. Уткнувшись в её шарфик, я прошептала:

 – Если бы ты знала, как я устала всё время бояться...

 Альбина долго молчала, и от её молчания мне стало жутко. Она держала мою руку в своей, поглаживая её, а потом поцеловала меня в висок.

 – Девочка моя, тебе надо успокоиться. Отдохнуть.

 До меня ещё не дошло, и я воскликнула:

 – Какой отдых, Аля, о чём ты? Этот Якушев... Он не человек, понимаешь? Я не знаю, что он за существо, но в нём нет ничего человеческого. Это... лукавый, бес. Демон, если хочешь. Он только прикидывается человеком. Вот откуда все его необычные способности, целительский дар! Никакой он не целитель, а самая настоящая нечистая сила!

 Альбина вздохнула.

 – Любимая, мне жутко тебя слушать, – сказала она. – Ты сама слышишь, что говоришь? Андрей Фёдорович – бес? Это же... прости, милая, но это бред. Я думала, это у тебя прошло, но оказалось, что нет.

 Я никак не думала, что она мне не поверит, и от её слов меня охватила оторопь.

 – Аля... Ты что, мне не веришь? – пробормотала я со слезами.

 – Настя, у тебя какой-то нервный срыв! – сказала Альбина убеждённо. – Опять, как в прошлый раз, когда ты жутко напугала нас с Мадиной.

 – Аля, ты принимаешь меня за сумасшедшую? – всхлипнула я, отступая.

 – Настенька... – Альбина вздохнула, покачала головой. – Я понимаю, ты не совсем обычный человек... Чувствительный. И у тебя очень ранимые, впечатлительные нервы. Диана готова молиться на тебя, она убеждена, что ты исцелила её от опухоли мозга, что у тебя особый дар. Возможно, это и так... Но оборотная сторона этого дара – чувствительность и нервозность. Ты сложный человек, с тобой не всегда легко... Ты необычная, а иногда и странная. Но я люблю тебя, Настенька, и мне тоже больно оттого, что с тобой происходит. Я беспокоюсь и боюсь за тебя – за твои нервы, твоё здоровье, твой рассудок. Пойми меня, я никогда не видела от Андрея Фёдоровича ничего, кроме добра, а ты о нём такое говоришь и хочешь, чтобы я верила! Прости, заинька, но мне просто дико это слышать. И я очень беспокоюсь за тебя.

 Нет ничего страшнее, когда любимый человек – единственный, кому вы доверяете и который должен вам доверять – отгораживается от вас стеной неверия. Тоска, отчаяние, одиночество обступили меня со всех сторон, я была один на один с Якушевым, потому что я одна видела его истинную суть, а всем окружающим он заморочил головы.

 – Я поняла, – сказала я глухо, сквозь подступивший к горлу горький ком. – Ты мне не веришь, считаешь больной. А я не больна, Аля! Это звучит как бред, но это не бред – это правда. Он заморочил всех, но я его раскусила, и теперь он от меня не отстанет. И тебя он тоже заморочил! Да, да, я осознаю, как это звучит... – Я горько усмехнулась. – Как параноидальный бред. Но учти, Аля, что ни один сумасшедший не считает себя таковым и не отдаёт себе отчёта в том, как и что он говорит и как его бред воспринимают люди. А я отдаю себе отчёт... Слышишь, отдаю! Это звучит дико, и со стороны может показаться, что и я правда тронулась умом. Но я не тронулась! Хоть ты мне поверь, Аля! Иначе... Иначе я останусь совсем одна. Мне очень страшно...

 Больше я не могла говорить: я заплакала.

 – Маленькая моя! – Альбина крепко прижала меня к себе, поглаживая по волосам. – Бедный мой утёночек... Моя родная девочка, я с тобой, ничего не бойся. Я с тобой, я люблю тебя. Только не отталкивай меня, позволь тебе помочь...

 – Ты не сможешь помочь, Аля, – пошептала я. – Где тебе с ним тягаться? Лучше не связывайся... Это может быть опасно, очень опасно. Может быть, мне и не стоило рассказывать тебе, кто он такой... Иногда знание бывает гораздо опаснее незнания.

 Она вздохнула и обняла меня крепче.

 – Ладно, малыш... Пусть. Пусть Якушев демон. Пусть есть опасность. Но если она есть, то как ты считаешь, могу ли я тебя бросить одну? Сделаем так... Сейчас ты соберёшь минимум необходимых вещей и поедешь ко мне. У меня ты будешь в безопасности.

 – Он придёт и туда! – воскликнула я, высвобождаясь из объятий Альбины. – Он найдёт меня везде. И тебе лучше держаться от меня подальше – так будет безопаснее для тебя же самой! Он не оставит меня в покое, со мной рядом лучше не находиться!

 Альбина снова привлекла меня к себе и поцеловала меня в макушку.

 – Утёнок, я разделю с тобой любую опасность – по-другому и быть не может, потому что я люблю тебя. Я люблю тебя какую угодно – сумасшедшую или здравомыслящую, здоровую или больную. Просто люблю и всё. Мы должны быть вместе.

 – Аля... – Я заплакала, обняв её за шею. – Аля, я очень, очень тебя люблю... Спасибо тебе. Но это мой крест, и я буду нести его сама. Наверно, мне суждено схлестнуться с Якушевым... Это моя война, и тебе лучше  не вмешиваться, ради своего же блага.

 – Нет, моё солнышко, даже не думай, что я тебя оставлю в таком состоянии, – сказала Альбина. – Ты сейчас же едешь со мной.

 Несомненно, в этом она была похожа на свою сестру Диану. Она была мягче, в её голосе не было льдинок, но она могла быть почти такой же властной, если желала. Я собрала вещи, написала отцу записку и поехала к ней.

 Три дня, проведённые мной у Альбины, – настоящее отдохновение для меня: Якушев ни разу не потревожил меня, что даже удивительно. Но вместе с тем это настораживает меня: что-то он задумал? Почему затаился? Что он мне готовит? Без сомнений, это неспроста, но я не стала делиться своей тревогой с Альбиной, потому что она ясно дала мне понять, что не верит в это, а выглядеть в её глазах сумасшедшей мне не хотелось бы.

 А вот Диана Несторовна неожиданно встаёт на мою сторону.

 – Скажу откровенно: мне тоже не нравится этот Якушев, – заявляет она. – Уж слишком он сладкий да гладкий! Скользкий тип, и больше ничего. Уж не знаю, снюхался ли он с нечистой силой, только недоброе в нём действительно что-то есть, в этом я с Настенькой согласна.

 Мы завтракаем втроём: Альбина, я и Диана Несторовна. Сделав это признание, Диана Несторовна встаёт из-за стола, открывает окно и закуривает. Альбина, отодвинув тарелку, откидывается на спинку стула и молчит, а я принимаюсь за мытьё посуды: у Мадины сегодня выходной.

 – Тебе не стыдно, Аля? – продолжает Диана Несторовна, выпуская дым длинными струями. – Девочка жалуется, что этот тип не даёт ей проходу, преследует и терроризирует её, а ты поднимаешь её на смех! Заявляешь ей, что она психически неуравновешенная! Если тебе этот Якушев сумел запудрить мозги, то я, в отличие от тебя, ему ни на грош не верю.

 – Я знаю Андрея Фёдоровича только с хорошей стороны, – говорит Альбина. – Ничего плохого я о нём сказать не могу.

 – Но согласись, не станет же Настенька всё это просто так выдумывать? – возражает Диана Несторовна. – Никакая она не больная, этот паук просто присосался к ней и хочет питаться её светлой силой! Наш с тобой долг, Аля, – защитить её от него!

 – Я не нуждаюсь в защите, – подаю я голос от кухонной мойки. – Ваше вмешательство не только ничего не даст, но и может быть опасно для вас же самих. Умоляю вас, держитесь подальше и от Якушева, и от меня. Я не хочу, чтобы вы пострадали.

 Альбина вздыхает:

 – Ну вот, опять...

 Я со стуком бросаю тарелку в пенную воду на дне мойки.

 – Всё, мне пора домой. Это затишье сводит меня с ума. Ему пора проявиться снова.