— Как его фамилия? Где он теперь? — быстро спросил Куржиямский.

— Гукасян. Геворк Гукасян. А где он, кто ж знает?..

— Боюсь, Сергей, что его уже нет в живых…

— Что ты сказал? Что ты сказал? — Сергей вскочил, наступал на Куржиямского.

— Успокойся. Все выясним, все! Скажи-ка лучше, когда с завода последний раз ушли цистерны с вином?

— Накануне, как ты сюда приехал, пошли три цистерны. Точно накануне. Но почему ты сказал, что Гукасяна нет? Я не верю директору, что он сбежал!

— Я тоже не верю… Но все это, Сергей, надо выяснять, и мне надо срочно действовать. Прошу тебя — смотри внимательно за всем, что делается на заводе…

Не прошло и двух часов, а Куржиямский уже висел в самолете над молочно-белыми холмами облаков, и его беспокоило только одно — успеют ли товарищи в Ереване связаться с Харьковом и попросить, чтобы его встречали на аэродроме, — была дорога каждая минута.

Оставалось полчаса лёта, к нему подошла стюардесса и, склонясь, тихо спросила:

— Вы товарищ Куржиямский?

— Угадали.

— В Харькове вас ждут у дежурного аэропорта.

— Спасибо.

В Харькове Куржиямского ждал майор милиции Мережко — розовощекий, подвижный, смешливый. Только поздоровались, и он доложил.

— Ваше вино в цистернах будет здесь послезавтра утром, а пока будем пить нашу горилку… Поехали ко мне обедать, я с утра ничего не ел, все вашими цистернами занимался.

— А не лучше раньше… — начал Куржиямский, но майор протестующе поднял руку:

— Не лучше, не лучше… и за обедом поговорим. Поехали.

Жена Мережко накрыла им в кухне и потом появлялась, только чтобы подать новое блюдо, и очень огорчалась, что гость плохо ест, корила его на своем певучем языке:

— Да ешьте же вы, ей-богу.

— Она права, — поддерживал ее муж. — Дело от нас не уйдет.

И они действительно весь обед занимались теми проклятыми цистернами, но, очевидно, Куржиямский просто не умел совмещать дело и еду — не привык, тем более что все на столе было необыкновенно вкусным.

— Труп, конечно, Гукасяна?.. — спросил Куржиямский.

— Он, — кивнул Мережко. — Вот сволочи. Но руки у них оказались длинными. Труп обнаружили на площадке винной цистерны. Вскрытие показало, что смерть произошла от отравления, предположительно пищей. Начальник эшелона подтвердил что сопровождавший цистерны вместе с ним покупал на какой-то станции маринованные грибы, но сам он их не ел. Мы попросили отдать баночку нам, так он не смог ее найти… Возможно, жульем куплен и начальник эшелона. А может, он и Гукасяна отравил? Наша прокуратура ведет энергичное расследование.

К утру следующего дня Куржиямский успел изучить порядок регистрации вагонов и цистерн, прибывающих в Харьков. С помощью двух товарищей из местного ОБХСС он просмотрел старую документацию за текущий год. Втроем они занимались этим весь день. Наградой им были найденные следы воровства цистерн с вином. Все делалось очень просто и даже шаблонно; во всяком случае, в этом году трижды это было сделано так: на Харьковский железнодорожный узел прибывали 3–4 цистерны вина, к диспетчеру узла поступал сигнал от бригады осмотрщиков вагонов о неисправности в ходовой части одной из цистерн, ее немедленно отцепляли для производства ремонта, а эшелон уходил дальше с накладной, в которой было указано уже на цистерну меньше, а старая накладная исчезала. Обе накладные выписывались на заводе. На другой день отремонтированная цистерна подключалась уже к другому эшелону и шла по адресу, где ее ждали жулики…

До прибытия трех цистерн с вином оставались часы, и за это время нужно было подготовить сложнейшую операцию, в которую входила и скрытая киносъемка действий жулья и задержание их с уликами.

В четыре часа утра Куржиямский выехал на товарную станцию, а там занял свое место в возвышающейся над путями диспетчерской башне, откуда весь товарный двор узла был как на ладони. Как он ни старался обнаружить, где скрываются кинооператоры, это ему не удалось. Хотя он точно знал, что они должны быть вот там, где бетонный забор, так как именно в том месте будет остановлен эшелон. Словом, молодцы ребята, работают умело…

За тридцать пять минут до прихода поезда на рельсах появился мужчина в черном пальто и кепке, который направился к одноэтажному домику, где отдыхали осмотрщики.

— Ну-ка скажите по радио этому в черном, что он тут гуляет? — распорядился Куржиямский, и тотчас над исчерченной рельсами равниной раздался гулкий радиоголос:

— Гражданин в черном пальто, ходить по путям воспрещается! Уйдите с путей!..

Но мужчина в черном пальто будто не слышал, только пошел чуть быстрее и через минуту вошел в домик осмотрщиков.

— Это, наверно, свой, — успокоил Куржиямского диспетчер.

— Возможно, возможно, все равно непорядок… — проворчал Куржиямский, отмечая про себя, что Мережко прав — осмотрщики задание от жуликов получают только перед самым прибытием эшелона. Оно и понятно — они легко могут перепутать и отцепить не ту цистерну…

Человек в черном пальто вышел из домика в сопровождении мужчины в ватнике, который показал ему, куда идти, и он пошел уже не по путям, а вдоль бетонного забора к выездным воротам. Так, один уже спекся — за воротами этого в черном пальто ждали оперативники.

В это время вдали показался эшелон, который, минуя стрелки, сворачивал все ближе и ближе к бетонному забору и там остановился. Пять часов сорок три минуты — отметил Куржиямский и, взяв бинокль, направил его туда, где желтели три винные цистерны. Бригада осмотрщиков вышла из домика и направилась вдоль поезда, постукивая длинными молоточками по колесам. Там с обходчиками шел и оперативник, однако указание человека в черном пальто об отцепке одной цистерны, как неисправной, сейчас будет выполнено, только на этот раз осмотрщики не получат свои три ведра вина… Отцепку цистерны и подмену накладной надо провести, чтобы установить, кто все это проделывает…

Куржиямский видит в бинокль, как на одной из цистерн осмотрщик пишет мелом «в срочный ремонт».

Операция проходила по плану…

Гонтарь и Сандалов осенью вернулись в Москву, все-таки решив попробовать добывать деньги из колхозов. Эти деньги казались им почти беспризорными, а значит, думали они, глаз за ними не строгий. Они еще не очень ясно представляли себе, как это у них получится, но почему-то были уверены, что ничего особенно трудного их не ждет.

Гонтарю однажды приснилось, что колхозные деньги лежат у председателя колхоза в незапертых ящиках письменного стола, и тот даже не знает точно, сколько их у него там. И что председатель укладывал его на ночь спать на диване в том же кабинете… Гонтарь верил в сны.

У них уже был первый клиент-заказчик, председатель колхоза Степовой, с которым Сандалов познакомился в поезде. Они написали ему деловое письмо — мол, может быть разговор насчет запасных частей. Но нужно было, черт побери, знать, где для этих колхозов берутся запчасти, которые им так нужны! Это пока являлось для них темным лесом, и, как они в этом лесу сориентируются, знал один бог. Однако надо было действовать…

Гонтарь каждый день отправлялся на Выставку достижений народного хозяйства и искал там председателей колхозов и механизаторов. Выспрашивал у них, как им доставляется техника, от кого и где они ее получают.

В Москве стояла дождливая погода, и Гонтарь, если чувствовал в ком из своих новых знакомых хоть маленькую перспективу, звал их в ресторан, которые тут на каждом углу:

— Особенного ничего не предложу, но грамм по сто пятьдесят с огурчиком обеспечу.

Ему отвечали:

— Денег у нас хватит, а разве тут есть… с огурчиком? — Эти люди приехали на выставку по делу, и об увеселительных ее аттракционах не знали.

За водочкой Гонтарь вел разговор осторожно, и всякий раз его поражало и даже трогало, как доверительно и тепло относятся эти деревенские люди к городскому человеку, который только заикнулся, будто он интересуется их делами, как охотно они делились с ним своими радостями и бедами…