— Мы же с Зарапиным… — начал Куржиямский, но Любовцев перебил его:

— По этому делу и полетите. Вот, прочитайте.

Это была бумага из ОБХСС министерства, в ней кратко излагалась докладная записка инспектора ОБХСС, выезжавшего в Брянскую область. Там в одном из районов сгорел магазин потребсоюза, и установлено, что подожгла его заведующая, которая безнадежно запуталась с отчетностью за товар государственный и за товар «левый», среди которого львиную долю составляло армянское вино. Первичная проверка показала, что такого неучтенного вина было продано более чем на 150 тысяч рублей. ОБХСС министерства просил выяснить, не принимали ли участие в поставке «левого» вина работники московского винного склада, где сейчас производилась проверка бухгалтерских документов. Кроме того, предлагалось послать в Армению на винный завод сотрудника, который в курсе этого вопроса…

— Я-то в курсе поменьше Зарапина, — попытался отбиться Куржиямский.

— Я пригласил вас не советоваться о том, кого послать — отрезал Любовцев. — Билет на самолет заказан. Вылет в тринадцать тридцать. Машину на аэродром возьмете мою. — Усмехнулся и добавил: — Но булку извольте испечь как положено…

Каждый раз так — сейчас он помчится домой, и будет там бестолково рыться в ящиках, и, конечно, то, что ему больше надо, не найдет, а когда вернется, Лена будет издеваться над его нескладностью и покажет, что самое нужное лежало сверху…

Так внезапно впервые оказавшись в Ереване, Куржиямский с некоторым удивлением рассматривал город. Он увиделся ему розовым, это было до того неправдоподобно, что он подошел к одному дому и рассмотрел его стену вблизи — она действительно была розоватой. И какой-то проходивший мимо военный понял его любопытство и пояснил, не останавливаясь:

— Розовый туф, местный…

Однако его послали сюда не любоваться городом. Куржиямский нашел городскую автостанцию, а там — запыленный «Икарус», конечной остановкой которого был как раз тот самый винный завод — два часа езды от Еревана…

Армении, впрочем, он так и не увидел — место в автобусе досталось ему удобное, одиночное в закутке, — он протянул ноги, прижал к груди портфель и заснул раньше, чем автобус выехал из города. А проснулся — от тишины. Автобус стоял в жиденькой тени какого-то неизвестного ему дерева. Ни водителя, ни кондуктора не было. А неподалеку виднелся явно винный завод — на склоне горы ступенями лежали большие бочки, а ниже, террасами, располагались, наверно, производственные здания.

«Кончайте дрыхнуть, Куржиямский, пора работать…»

В заводоуправление пропуска не требовалось, и Куржиямский сразу поднялся на второй этаж здания, где, согласно висящему у входа указателю, располагалась дирекция. Демократия продолжалась — секретарша директора даже не посмотрела на него. Но, может быть, у нее в приоткрытом ящике стола был очень интересный роман.

Куржиямский вошел в кабинет директора и увидел необычную сцену: стоящий у окна тучный мужчина рвал на себе белую рубаху и тонким голосом что-то кричал, наверно по-армянски, сидевшей за маленьким столом-приставкой молодой женщине в милицейской форме, с погонами младшего лейтенанта.

— Здравствуйте, товарищи, — громко сказал Куржиямский, не проходя дальше и тем как бы спрашивая — можно войти?

— Ты знаешь Асламаняна? — бросился к нему директор и, ухватив его за руку, потащил к столу. — Он наверняка знает Асламаняна! Так скажи же ей — может Асламанян быть вором?

— Я не знаю Асламаняна, — сказал Куржиямский, еле сдерживая смех.

— Ах, ну что ты такое говоришь? Как ты можешь не знать Сережу Асламаняна? Его знают все. Абсолютно все!

— А я не знаю.

— Тогда кто ты такой? — сердито спросил директор.

— Я следователь из московской милиции, командирован на ваш завод, фамилия моя Куржиямский.

— И ты тоже пришел сюда сказать, что Асламанян жулик? Нет справедливости на земле! Нет! Нет! И не будет!

— Ну, это вы напрасно, товарищ Гаранян, — запротестовала младший лейтенант, протягивая руку Куржиямскому: — Погосян…

— Здравствуйте, что тут происходит?

— Попрошу, если можно, документы, — потребовал уже севший за свой стол директор. Возвратив документы, сухо спросил: — Что у вас ко мне?

— Сначала надо покончить с Асламаняном. Что тут у вас за спор?

— К нам в отделение, — стала рассказывать Погосян, — поступила анонимка из села, где проживает весовщик их завода Сергей Асламанян. Пишут, что он построил себе каменный двухэтажный дом и катается в автомашине. Автор письма спрашивает: на какие деньги он мог все это купить, если получает семьдесят два рубля в месяц?

— Абсолютно точно, — семьдесят два, — подтвердил директор. — Но он не жулик.

— Вот для начала я этим делом и займусь, вместе с младшим лейтенантом, а потом приду к вам. Вы не можете мне помочь с ночлегом?

— Почему не помочь? — Директор встал из-за стола, подошел к раскрытому окну и крикнул какому-то Гоге, чтобы тот сходил в жилой дом и предупредил тетушку Вайназ, что у нее сегодня будет жилец из Москвы…

Когда Куржиямский и Погосян вышли из барака, солнце уже спешило к закату.

— Трудно с ним, — вздохнула Погосян, — Шумит, шумит…

— Он давно директором?

Погосян засмеялась:

— Намек понят… Второй год. Прежний получил восемь лет. Но прежний шумел еще громче… Вы серьезно хотите заняться весовщиком?

— Так… для разбега и… для проверки одного предположения.

Весовщик Асламанян оказался худущим и высоченным молодым парнем лет двадцати пяти. Он собирался домой и был очень возбужден, сразу накинулся на младшего лейтенанта:

— Нашли вора? Да? Берите! Вяжите! — Он протянул вперед обе руки. — Надевайте кандалы и отсылайте!

— Ну-ка, парень, брось орать. Я тоже из милиции. Из Москвы.

— Хо-хо! Вы слышали? Из Москвы! Ну, и что, я вор, по-вашему?

— Ни по-нашему, ни по-вашему. А письмо надо проверить.

— Мало ли какой дурак или сам вор напишет?

— А проверить надо, Сергей, надо… — И вот это неожиданное обращение по имени сразу утихомирило весовщика. Он уже спокойно посмотрел на Куржиямского:

— Проверяйте.

— Ты идешь домой?

— Ночевать тут не собираюсь.

— Где твоя машина? Мы поедем к тебе.

— Машины у меня нет и не было, так что прошу пешочком. Недалеко, километра четыре, но — извините — все в гору.

И они пошли…

Так началась эта работа Куржиямского в Армении. И здесь он погрузился в документы, и, чем глубже залезал в ворох всяких накладных и нарядов, тем все нахальней мешал ему главный бухгалтер завода, который стремился запутать каждый самый простой вопрос, а когда Куржиямский прижимал его ссылками на документы, он вдруг терял речь и упорно молчал выкатив крупные черные глаза. Директор завода, тот попросту исчез сперва объявился больным, а затем его вообще не могли нигде найти. Постепенно факт большого хищения вина просматривался все яснее, происходило оно в пути — и, по многим данным, в Харькове…

В это утро Куржиямский решил еще раз поговорить с весовщиком Асламаняном, который оказался хорошим, честным парнем, жулье, орудовавшее на заводе, сотворив анонимку очевидно, хотело добиться его ареста, чтобы затем поднять шум, что за решетку бросают честных, и этим шумом заранее защитить себя.

Они сидели в его дощатой каморке возле весов и советовались, как бы половчее разоблачить расхитителей.

— По-моему, дело это простое, — энергично сказал Сергей. — Надо взять на заметку весь вал выпущенного вина и потом смотреть документацию по его движению от завода до места продажи. И где-то вы наткнетесь, что вал или уменьшился, или разделился на учтенное и неучтенное.

Куржиямский и сам думал поступить именно так. Но в это время он услышал от весовщика нечто такое, что невольно затаил дыхание.

— Такую проверку, — сказал он, — мы, комсомольцы, сами начали проводить. Месяц назад один парень из нашего отдела снабжения, — он у нас был человек совершенно новый, недавно пришел из армии, но мы с ним успели подружиться — так вот, он взялся сопровождать партию вина, чтобы охранить его от хищения в пути. Директор сперва был против, а потом согласился. На самом деле Гукасян хотел проследить, где крадут вино. Уезжая, он сказал мне — вернусь, я тебе точно скажу, где вино налево заворачивают. Он уехал, а затем произошло странное — он не вернулся, и директор клял его на собрании — вот, мол, поверили человеку, а он сбежал.