Он сел во второй вагон, где было не больше десятка пассажиров. Когда поезд тронулся, в вагоне появился милиционер, который сел напротив Горяева и продолжал внимательно на него смотреть.
— Я вам нравлюсь, — подмигнул ему Горяев.
Милиционер наклонился вперед, сказал негромко:
— Предъявите, гражданин, документы.
— Ах так? Вы даже пожелали со мной познакомиться? Извольте…
Но увы — никаких документов у него не оказалось, не было даже проездного билета, который он забыл купить. Милиционер терпеливо ждал, пока он шарил по карманам, а потом сказал:
— Сойдем на следующей станции, гражданин.
— Дорогой мой страж порядка, — Горяев еще продолжал держаться на веселой ноте, — я начальник отдела министерства, еду по срочному служебному делу.
— Это в воскресенье-то? — усмехнулся милиционер и добавил: — Начальники из министерства на электричках не ездят.
— Тогда кто ж я, по-вашему?
— Разберемся, гражданин, не беспокойтесь…
Бывают такие сны — над тобой свершается какая-то дикая и страшная нелепость, а ты ничего не можешь сделать, чтобы вырваться из кошмара. Так чувствовал себя сейчас Горяев.
Поезд остановился.
— Выйдемте, — сурово сказал милиционер и протянул руку. Горяев ее отпихнул, однако встал и пошел впереди милиционера.
— Руки, кажется, полагается сцепить за спиной? — оглянулся он.
— Идите, идите… — легонько подтолкнул его милиционер.
На станции было отделение милиции, помещавшееся в маленьком дощатом домике. В нос Горяеву ударила кислая вонь водочного перегара. Тусклая лампочка еле освещала небольшую дежурную комнату, а окно, очевидно от холода, было заставлено фанерным листом.
— Сядьте сюда, — милиционер показал на скамейку у стены и прошел за барьер к дежурному, и они долго о чем-то тихо разговаривали. Потом его провели в другую комнату, где усадили на стул, а за стол сел парень в штатском и сбоку — молоденький милиционер.
— Предъявите ваши документы, — попросил парень.
— У меня с собой ничего нет. Но товарищу сказано — я начальник отдела Министерства автомобильной промышленности.
Вдруг идиотский вопрос милиционера:
— Откуда у вас эта дубленка?
— Как это откуда? Купил еще в прошлом году.
— Где?
— По случаю…
— Где вы были минувшей ночью? — спросил парень.
— У себя на даче, в Велихове, праздновал пятилетие свадьбы.
— Уточните, пожалуйста, что означает — купил по случаю? У кого, где? За сколько?..
Кошмарный сон продолжался…
— Может, вы считаете, что я ее украл и еще кого-нибудь при этом убил?
— Кто может подтвердить, что сегодня около полуночи вы были у себя на даче? — спросил парень.
— Минимум десять человек, — ответил Горяев и почему-то первым вспомнил Кичигина — вот кто может вырвать меня из этого кошмара! — Я могу от вас позвонить в Москву?
— Зачем? Кому?
— Моему достаточно ответственному коллеге из министерства, который был сегодня у меня в гостях.
Все-таки парень, видимо, засомневался:
— Назовите номер телефона.
Горяев назвал домашний телефон Кичигина, и парень тут же его набрал. Были слышны продолжительные гудки, но никто к телефону не подходил. Горяев подумал не без злорадства: он там сейчас дрыхнет без задних ног…
— Не отвечают, — сказал парень.
— Подождите, подождите, ради бога, — испугался Горяев. — Подойдут обязательно.
И действительно, в Москве ответили, парень торопливо передал трубку Горяеву.
— Кузьма Аверкиевич? — сорвавшимся голосом спросил Горяев.
Кто звонит? — сердито спросил Кичигин сиплым басом.
— Горяев… Вы меня слышите?
— Что случилось?
— Я звоню из отделения милиции на станции Лихово.
— Что-что? Не понимаю.
— Я звоню из отделения милиции на станции Лихово, — раздельно и четко произнес Горяев.
— Из милиции? — переспросил Кичигин уже ясным голосом.
— Да, да, меня задержали, спрашивают, откуда у меня моя дубленка и где я был сегодня в полночь и так далее… Засвидетельствуйте…
— Бред какой-то, — перебил его Кичигин. — Повторите название станции.
— Ли-хо-во, отделение милиции.
— Какой там номер телефона?
— Ради бога, этот кошмар нужно прекратить немедленно! — закричал Горяев, который подумал, что Кичигин сейчас положит трубку и тогда все останется по-прежнему.
— Успокойтесь, я сейчас позвоню одному их начальнику, и все будет в порядке, вы останетесь при своей дубленке. — Кичигин там, в Москве, громко рассмеялся. — Ладно, подождите немного.
Горяев отдал трубку парню:
— Сейчас вам позвонят.
— Кто?
— Какой-то ваш начальник…
— Сколько же это мы будем ждать?
— Он сказал — скоро.
Прошло, однако, около двадцати минут, и кошмар продолжался.
— Скажите мне все-таки, почему вы меня схватили? Я же буду жаловаться! — возбужденно сказал Горяев.
— Сегодня около полуночи возле станции Фирсово ворье раздело артиста, возвращавшегося с концерта, и вдобавок избили его до потери сознания. Должны мы искать бандитов?
— Должны, — ответил Горяев. — Но разве я так похож на бандита?
Парень не ответил — отвернулся.
— Теперь бандиты одеваются, как артисты, — серьезно заметил милиционер.
Горяев подумал — а вдруг все это с дубленкой только спектакль и задержан он по совсем другому поводу?
— А что же я еще забрал у того артиста? — улыбаясь, спросил Горяев.
— А зачем вам это знать? — лениво спросил парень.
В это время зазвонил телефон, и он схватил трубку:
— Следователь райотдела милиции Прудников слушает. Да, да, товарищ полковник… Задержан по подозрению… Слушаюсь… Слушаюсь… Конечно, я вас знаю. Да, помню, товарищ полковник. Не затрудняйтесь, товарищ полковник, я ваш голос знаю. Слушаюсь. — Парень положил трубку, помолчал, не глядя на Горяева, и сказал тихо: — Нам приказано извиниться перед вами за произошедшее…
— А если б не было приказано? — уже со злостью спросил Горяев.
Парень не ответил, милиционер, заглянув в свою записную книжку, сказал:
— Поторопитесь, сейчас поезд.
Электричка быстро наполнялась пассажирами, и обыденность происходящего вокруг все больше успокаивала Горяева — нет-нет, никакого спектакля не было, он был задержан действительно по недоразумению.
Глава тридцатая
Проверка, которую Куржиямский мог провести в Москве, заняла почти два дня, но никакой ясности в отношении местонахождения Жоры Томака не наступило. Установлено, однако, что в колонии, куда он поначалу был отправлен, не пробыл и половины срока, а затем, как нуждающийся в каком-то специальном лечении, переведен на поселение. А вот куда именно, установить не удалось. По одному косвенному документу — вроде бы куда-то ближе к Москве…
Любовцев выслушал результаты проверки с непонятным Куржиямскому удовольствием.
— Видите, как интересно все складывается! — воскликнул он, но, заметив на лице капитана недоумение, мгновенно разозлился: — Не пойму вас, Куржиямский — то подай вам право рассматривать дело шире, а то сами смотрите сквозь щелку. Вам надо ехать в колхоз к Степовому, с двойным прицелом, это ясно как дважды два четыре. Установите там, ваш ли Жора снабжал колхоз левой техникой, и если ваш, мы бьем по двум целям — приближаемся к спекулянтам и к возможности установить, как совершается таинство досрочного освобождения преступника, за что нам министр скажет особое спасибо. Понимаете?
— А если окажется, что Жора не тот?
— Будете искать другого. — Любовцев все еще злился и говорил жестко, отрывисто: — Боитесь съездить зря? Так не бывает. На вашем месте я был бы рад хотя бы посмотреть страну. Ошибаетесь, дорогой. И всегда помните народную мудрость — ненаказанный вор становится ворюгой. Ну, вот что, если вы не хотите, чтобы я наговорил вам лишнего и вряд ли приятного, уезжайте сегодня же…
Однако выехать удалось только на другой день утром, остаток дня Куржиямский постарался не попадаться на глаза Любовцеву, выждал, когда уже под вечер тот отправился по делам на Петровку, и поспешил домой.