— Тогда почему?

— Потому что твоя версия не выдерживает никакой критики. Парень, который совершает три убийства только для того, чтобы избавиться от Вандермотов, — это нереально.

— Вполне реально.

— Только при условии, что Дени — кровожадный маньяк. Но он не такой, я его знаю. Он хитрец, приспособленец и карьерист.

— Самодовольный светский лев, люди для него — это грязь.

— Да, верно. Но при этом он ленивый, осторожный, трусоватый, не отличается ни умом, ни решимостью. Ты идешь по неверному пути. У Дени не хватило бы духу выстрелить в лицо Эрбье, зарубить топором Глайе, прикончить Мортамбо из арбалета. Нет, Адамберг, нам надо искать кого-то другого, безумного и бесстрашного убийцу. А где в Ордебеке живут безумные и бесстрашные люди, тебе хорошо известно. Может, все не так, как ты думаешь, а наоборот? Может, это Иппо убил троих, чтобы потом легче было напасть на Дени де Вальрэ?

Блерио поставил на стол поднос, расставил чашки: он делал все наспех, кое-как, не то что Эсталер. Эмери, не присаживаясь, налил себе кофе и пустил по кругу сахарницу.

— Ну, что скажешь? — продолжал он.

— Об этом я не подумал, — сказал Адамберг. — Да, это возможно.

— Даже очень возможно. Представим себе, что Иппо и Лина знают, кто их настоящий отец, знают, что написано в завещании. Разве так не может быть?

— Да, — согласился Адамберг, отмахнувшись от сахара, который ему предлагал Эмери.

— Твоя схема безупречна, стоит посмотреть на нее в зеркальном отражении. Они прямо заинтересованы в том, чтобы устранить Дени. Но как только завещание будет оглашено, они станут первыми подозреваемыми. И тогда Лина придумывает себе видение, в котором четвертая жертва остается неизвестной.

— Логично.

— И этой четвертой жертвой станет Дени де Вальрэ.

— Нет, Эмери, не сходится. Такой план не вывел бы Вандермотов из-под подозрения, а наоборот.

— Почему?

— Потому что люди, узнав, что Адское Воинство убило четырех человек, сразу обратили бы свой гнев на Вандермотов.

— Черт, а ведь ты прав, — сказал Эмери, ставя чашку на стол. — Тогда придумай что-нибудь еще.

— Первым делом надо проверить, стреляет ли Дени де Вальрэ из арбалета, — предложил Вейренк, который принес с собой маленькое зеленое яблочко и катал его между ладонями.

— Ты не выяснял, какие спортивные клубы есть в окрестностях Ордебека?

— Их много, — отвечал приунывший Эмери. — В здешнем регионе одиннадцать, пять из которых находятся в нашем департаменте.

— Среди этих одиннадцати клубов есть какой-нибудь особо престижный?

— Да. Это «Форпост» в Китей-де-Тук. Туда принимают только по рекомендации двух членов клуба.

— Вот и отлично. Узнай, состоит ли там Дени.

— Интересно, как я узнаю? Никто не даст мне таких сведений. Эти клубы защищают своих членов. А я не собираюсь сообщать им, что жандармерия рассматривает виконта как подозреваемого по уголовному делу.

— Действительно, для этого еще слишком рано.

Эмери расхаживал по комнате, развернув плечи, заложив руки за спину, с серьезным, решительным видом.

— Ладно, — сказал он наконец, не выдержав пристального, настойчивого взгляда Адамберга. — Пойду на блеф. Выйдите все за дверь, терпеть не могу врать на публике.

Десять минут спустя капитан открыл дверь и сердитым жестом поманил их к себе.

— Я выдал себя за некоего Франсуа де Роштера, — сказал он. — Сказал, что виконт де Вальрэ согласился дать мне рекомендацию для вступления в «Форпост». И спросил, нужно ли просить об этом кого-то еще, или будет достаточно рекомендации виконта.

— Отлично придумано, — похвалил его Блерио.

— Забудьте об этом инциденте, бригадир. Я привык работать честно, и такие фокусы мне не по душе.

— Какой результат? — спросил Адамберг.

— Положительный, — вздохнул Эмери. — Вальрэ действительно член клуба. И он прекрасный стрелок. Но ни разу не соглашался участвовать в соревнованиях Нормандской лиги арбалетчиков.

— Наверно, это слишком демократично для него, — предположил Вейренк.

— Вне всякого сомнения. Но есть одна проблема. Секретарь клуба был слишком разговорчив. Но не потому, что хотел показать свою осведомленность: нет, он хотел побольше узнать обо мне. Я уверен, он что-то заподозрил. А это значит, что люди из «Форпоста» вполне могут позвонить Дени де Вальрэ и спросить, знает ли он некоего Франсуа де Роштера. И Дени поймет, что кто-то, прикрываясь вымышленным именем, собирает о нем информацию.

— Причем вполне специфическую — насколько хорошо он стреляет из арбалета.

— Вот именно. Дени не гений, но он быстро сообразит, что кто-то заподозрил его в убийстве Мортамбо — либо полиция, либо какой-то незнакомец. И он будет настороже.

— Или решит побыстрее закончить дело. Убрать Иппо и Лину.

— Это просто смешно, — заметил Эмери.

— Дени может лишиться всего, — продолжал Адамберг. — Подумай об этом. Хорошо бы устроить за ним слежку, поставить наблюдателей у замка.

— Не может быть и речи. Против меня сразу ополчатся и граф, и виконт, а вместе с ними и все мое начальство. Необоснованная слежка, оскорбительные подозрения, упущения по службе.

— Точно, — согласился Вейренк.

— Тогда установим наблюдение за домом Вандермотов. Но это менее надежно. Ты можешь опять вызвать Фошера?

— Могу.

— И необязательно тянуть с этим до глубокой ночи. Начнем в десять вечера, прекратим в шесть утра. Восемь часов слежки — этого должно хватить.

— Очень хорошо, — подытожил Эмери, и вдруг стало видно, что он устал. — А куда делся Данглар?

— У него шок после того, что с ним стряслось. Я отослал его домой.

— Значит, вас осталось только двое.

— Этого будет достаточно. Ты придешь в десять и продежуришь до двух, потом мы с Вейренком тебя сменим. Мы еще успеем перед этим поужинать в «Кабане».

— Нет, давай поступим иначе. Я буду дежурить с Фошером во вторую очередь, с двух ночи до шести утра. А сейчас я просто валюсь с ног. Пойду спать.

Три дня назад Адамберг принес в больницу книгу, которую взял в доме Лео. С тех пор он каждый день причесывал больную, потом устраивался полулежа на кровати и, опершись на локоть, прочитывал ей десятка два страниц. Это была старинная книга о безумной любви, грозившей обернуться катастрофой. Непохоже, чтобы этот сюжет сильно заинтересовал старую даму, но она часто улыбалась, кивала и шевелила пальцами, как будто слушала песню, а не чтение вслух. Сегодня Адамберг решил сменить книгу. Он прочел главу из монографии по коневодству, о том, как жеребятся кобылы, и Лео реагировала на этот текст точно такой же мимикой. Впрочем, медсестра, всегда приходившая в палату на те полчаса, когда Адамберг читал вслух, тоже словно бы не обратила внимания, что тема изменилась. Это состояние блаженной успокоенности начинало тревожить Адамберга. Он помнил Лео совсем другой — словоохотливой, напористой, ворчливой, грубоватой. Доктор Мерлан, по-прежнему веривший во всемогущество коллеги Эльбо, в то время как Адамберг уже начал в этом сомневаться, утверждал, что процесс выздоровления развивается в точном соответствии с прогнозами остеопата, с которым ему вчера разрешили поговорить по телефону. Леона в состоянии говорить и думать, но ее подсознание временно заблокировало эти функции по воле врача, решившего поместить ее в некое спасительное убежище, и до момента, когда поднимется защитная завеса, должно пройти еще несколько дней.

— Прошла всего неделя, — сказал Мерлан. — Дайте ей еще немного времени.

— Вы не сказали ей о Мортамбо?

— Нет, ни слова. Я строго выполняю полученные указания. Вы читали вчерашнюю газету?

— В которой сказано, что парижские сыщики ничего не смыслят в своем деле?

— Да, что-то в этом роде.

— Они правы. После моего приезда убили уже двоих.

— Но двух смертей удалось избежать. Я имею в виду Леону и Данглара.

— Избежать — не то же самое, что побороть, доктор.