Как и было предусмотрено планом, Адамберг и Кромс встретились перед входом в больницу. Молодой человек уже купил все необходимое, и Адамберг, обняв его, сунул ему в сумку клеевой пистолет, печать и план дома Эрбье.

— Как там, в доме? — спросил Кромс.

— Чисто. Жандармы убрали протухшую дичь.

— А как мне быть с малышом?

— Он уже там, ждет тебя.

— Я не о Мо, я о голубе. Он несколько часов провел в машине, и ему там не нравится.

— Возьми его с собой, — секунду подумав, распорядился Адамберг. — Пусть Мо ухаживает за голубем, ему будет не так одиноко, будет с кем поговорить. Конечно, он может смотреть на коров, но в этих краях они неподвижные.

— Майор был с тобой, когда ты выпустил Мо из багажника?

— Да.

— И как он к этому отнесся?

— Не очень хорошо. Он все еще уверен, что я затеял нечто преступное и безумное.

— Да? Но твоя затея, наоборот, очень разумная, — сказал Кромс и понес в машину сумки с покупками.

— Сейчас она кажется совсем маленькой, верно? — тихо спросил Адамберг у Данглара, завороженно разглядывая изменившееся лицо Леоны. — А на самом деле она очень высокая. Если бы она не горбилась, то была бы выше меня.

Он сел на краешек кровати и положил обе ладони на щеки Лео.

— Лео, я вернулся. Я, комиссар из Парижа. Мы с вами вместе ужинали. На ужин был суп из телятины, а потом мы у камина выпили по рюмке кальвадоса и выкурили по сигаре.

— Она больше не может двигаться, — сказал вошедший врач.

— Кто ее навещает? — спросил Адамберг.

— Лина Вандермот и капитан. Но она ни на что не реагирует. Лежит как овощ. Хотя с медицинской точки зрения должна бы подавать признаки жизни. Она вышла из комы, внутренняя гематома благополучно рассосалась, сердце работает удовлетворительно, особенно если учесть, что она много лет курила сигары. Технически она в состоянии открыть глаза и говорить с нами. Но ничего этого не происходит, и, что еще хуже, у нее слишком низкая температура. Такое впечатление, что неисправная машина перешла на аварийный режим работы. Но я не могу найти неисправность.

— Она может долго оставаться в этом режиме?

— Нет. В таком возрасте без движения, без пищи она долго не протянет. Это дело нескольких дней.

Врач неодобрительно взглянул на ладони Адамберга, которые он положил на щеки Лео.

— Не трясите ей голову, — сказал он.

— Лео, — повторил Адамберг, — это я. Я приехал и останусь здесь. Хочу устроиться в вашей гостинице, вместе с несколькими коллегами. Вы разрешите? В доме все останется как было.

Адамберг взял с тумбочки гребенку и начал осторожно причесывать Лео, не снимая другой руки с ее лица. Данглар сел на единственный стул в палате, приготовившись к долгому ожиданию. Было ясно, что Адамберг так легко не отступится от старой дамы. Врач, пожав плечами, вышел, но через полтора часа вернулся: его поразило упорство, с которым заезжий полицейский старался привести Леону в сознание. Данглар тоже наблюдал за Адамбергом. Комиссар непрерывно разговаривал с больной, его лицо озарилось, как будто он проглотил фонарь, который теперь светился под его смуглой кожей. Данглар знал: такое лицо бывает у Адамберга в редкие для него минуты предельной сосредоточенности.

Не оборачиваясь, Адамберг протянул руку к врачу, прося его не вмешиваться. Щека Леоны, на которой лежала его ладонь, была все такой же холодной, но губы шевельнулись. Он сделал Данглару знак подойти. Губы шевельнулись опять, а потом послышался какой-то звук.

— Вы слышали «хэллоу», Данглар? Она сказала «хэллоу», верно?

— Да, что-то похожее.

— Она так здоровается. Хэллоу, Лео. Это я.

— Хэллоу, — еще раз, уже более отчетливо, сказала женщина.

Адамберг осторожно взял ее руку в свою и слегка встряхнул.

— Хэллоу. Я вас слышу, Лео.

— Лод.

— С Лодом все в порядке, он живет у бригадира Блерио.

— Лод.

— С ним все в порядке. Он вас ждет.

— Сахар.

— Да, бригадир каждый день дает ему сахар, — уверенно сказал Адамберг, хотя не знал, так ли это.

— Хэллоу, — повторила женщина.

Но это было все. Губы опять сомкнулись, и Адамберг понял, что больше у нее нет сил.

— Примите мои комплименты, — сказал врач.

— Не за что, — машинально ответил Адамберг. — Вы сможете мне позвонить, если она проявит хоть малейшее желание общаться?

— Оставьте вашу карточку, но не тешьте себя напрасными надеждами. Возможно, это был последний проблеск жизни.

— Не надо хоронить ее раньше времени, доктор, — сказал Адамберг, направляясь к двери. — Что вы так торопитесь?

— Я геронтолог, я в этом разбираюсь, — поджав губы, ответил врач.

Адамберг прочел на беджике имя и фамилию врача — Жак Мерлан — и попрощался с ним. До машины он шагал молча и позволил Данглару сесть за руль.

— Куда едем? — спросил Данглар, включив зажигание.

— Не нравится мне этот доктор.

— Его можно понять. Кому захочется жить с фамилией Мерлан?

— Ему очень подходит эта фамилия. Холодный, как рыба.

— Вы не сказали, куда ехать, — напомнил Данглар, петляя наугад по узким улочкам городка.

— Вы ее видели, Данглар. Словно кто-то взял яйцо и с размаху бросил на пол.

— Да, вы мне уже это говорили.

— Едем к ней, в бывшую гостиницу. Поверните направо.

— Странно, что она говорит «хэллоу» вместо «здравствуйте».

— Это по-английски.

— Я знаю, — мягко сказал Данглар.

Ордебекские жандармы не любили тянуть с уборкой: закончив работу на месте преступления, они сразу же привели дом Лео в полный порядок. Пол в зале был вымыт, а если кое-где и осталась еще кровь, ее впитали в себя красновато-коричневые каменные плиты. Адамберг устроился в комнате, где он ночевал в первый приезд, а Данглар выбрал себе комнату в противоположном конце здания. Распаковав свой небольшой багаж, майор подошел к окну и стал наблюдать за Адамбергом. Тот сидел по-турецки посреди двора под наклонно растущей яблоней, расслабленно опустив руки и как будто не собираясь двигаться с места. Время от времени он ловил у себя на затылке какое-то назойливое насекомое.

Незадолго до восьми, когда солнце уже клонилось к закату, Данглар подошел к комиссару и остановился; его тень накрыла ноги Адамберга.

— Пора, — сказал он.

— К «Синему кабану», — отозвался Адамберг, подняв голову.

— Он не синий. Ресторан называется «Бегущий кабан».

— А кабаны бегают? — спросил Адамберг, протянув руку Данглару, чтобы тот помог ему встать.

— Кажется, они развивают скорость до тридцати пяти километров в час. Но я мало знаю о кабанах. Знаю только, что они не потеют.

— И как же они без этого обходятся? — равнодушно спросил Адамберг, отряхивая брюки.

— Валяются в жидкой грязи, чтобы охладиться.

— Пожалуй, именно так я представляю себе нашего убийцу. Зверь весом в двести кило, который, вывалявшись в грязи, не потеет. Он разделывается с жертвой не моргнув глазом.

Данглар подошел к зарезервированному им круглому столику и, довольный, за него уселся. Этот первый ужин в Ордебеке, в старом ресторане, под низкими балками потолка, заставил его на время забыть о мрачных предчувствиях. Точно в назначенное время к ним присоединился Кромс, он едва заметно подмигнул, давая понять, что в лесном домике все в порядке. К ужину еще ждали Эмери: Адамберг повторил приглашение, и на сей раз капитан не стал упрямиться.

— Малышу очень понравилось, что я принес ему малыша, — негромким, спокойным голосом сказал Кромс Адамбергу. — Когда я уходил, они оживленно общались. Эльбо прямо в восторге от игры в йо-йо. Если катушка падает на пол, он начинает клевать ее изо всех сил.

— Мне кажется, Эльбо понемногу забывает свою птичью природу. С нами будет ужинать капитан Эмери. Это такой мужественный блондин в безупречно пригнанной форме. Называй его «капитан».

— Хорошо.

— Эмери — потомок маршала Даву, соратника Наполеона, который умер непобежденным. Для него это очень важно. На эту тему нельзя шутить.