— Сын у него придурок, — сообщил Мартен.

— Ценагоп, тов но отк, — подтвердил Ипполит.

— Поганец, вот он кто, — сдержанным тоном перевела Лина.

— «Ценагоп» — очень удачное определение, — сказал Данглар с видом довольного интеллектуала.

— Из-за этого ценагопа мне пришлось вернуться домой, и мама спрятала меня под кроватью Лины. Я жил дома инкогнито, и мама не знала, как выбраться из этой передряги. Но Эллекен нашел выход, он разрубил отца надвое. И сразу после этого Лина в первый раз увидела всадников.

— Адское Воинство?

— Да.

— Как это звучит задом наперед?

Ипполит замотал головой.

— Нет. Мы не имеем права произносить имя Воинства задом наперед.

— Понимаю, — сказал Адамберг. — Через сколько дней после вашего возвращения из замка погиб ваш отец?

— Через тринадцать дней.

— Его ударили топором по голове.

— И по грудной кости, — весело добавил Ипполит.

— Зверь умер, — сказал Мартен.

— Это все пуля, — пробормотала мать.

— На самом деле, — подытожил Ипполит, — Лина не должна была говорить мне, чтобы я отозвал собаку. И все уладилось бы в тот же вечер.

— Не надо сердиться на нее за это, — сказал Антонен, осторожно пожимая плечами. — Лина очень славная, вот и все.

— Все мы славные ребята, — ответил Ипполит и покачал головой.

Когда Лина встала, чтобы попрощаться с ними, ее шаль соскользнула с плеч, и она негромко вскрикнула. Данглар галантным жестом поднял шаль и накинул ей на плечи.

— Что вы об этом думаете, майор? — спросил Адамберг, медленно шагая по дороге, ведущей к гостинице Лео.

— Возможно, это семейка убийц, — важно произнес Данглар, — очень сплоченная и наглухо отгородившаяся от остального мира. Все они безумные, одержимые, глубоко несчастные, сверходаренные и невероятно симпатичные.

— Я говорю об излучении. Вы ведь его ощутили? И это еще при том, учтите, что в присутствии братьев она старается держаться в тени.

— Ощутил, — едва разжимая губы, проговорил Данглар. — Мед у нее на груди и все такое прочее. Но это вредное излучение. То ли инфракрасное, то ли ультрафиолетовое, а может, свет черного солнца.

— Вы это говорите из-за Камиллы. Но Камилла теперь целует меня только в щеки. Легкие торопливые поцелуи, которыми она дает понять, что мы никогда больше не будем спать вместе. Это безжалостно с ее стороны, Данглар.

— Это ничтожное наказание, если вспомнить, как вы себя вели.

— Ну и что мне теперь делать, майор? Сидеть под яблоней и до скончания века ждать, когда вернется Камилла?

— Необязательно под яблоней.

— И не замечать сказочную грудь этой женщины?

— Верно, сказочную, — согласился Данглар.

— Секунду, — сказал Адамберг, остановившись посреди дороги. — Сообщение от Ретанкур. Наш броненосец погрузился в акулистую пропасть.

— Бездну, — поправил его Данглар, наклонившись к экрану телефона. — Нет такого слова — «акулистый». И потом, броненосцы не погружаются, они плавают на поверхности.

«Кр.-1 в вечер убийства вернулся очень поздно, не зная о случившемся. Реакция — естественная, могла бы подтвердить его непричастность. Но был нервозен».

«В каком смысле неврозен?» — спросил Адамберг у Ретанкур.

— Нервозен.

— Отвяжитесь, Данглар.

«Уволил горничную».

«За что?»

«Долго объяснять, не стоит».

«Объясните все же».

«Кр.-1, когда вернулся, дал лабрадору сахар».

— Что это за люди, Данглар, зачем они дают собакам сахар?

— Чтобы собаки их любили. Продолжайте.

«Лабрадор не ест. Горн. уводит пса, чтобы дать сахар. Опять не ест. Горн. ругает сахар. Кр.-1 ее увольняет в тот же вечер. Значит, нервозен».

«Потому что горн. не смогла заставить пса съесть сахар?»

«Не имеет значения. Уже сказала. Конец связи».

Навстречу им спешил Кромс с двумя фотоаппаратами через плечо.

— Заходил граф, он хочет видеть тебя после ужина, в десять вечера.

— Что-то срочное?

— Он не сказал, он вроде как распорядился.

— Какое впечатление он производит?

— Сразу видно, что граф. Немолодой, ухоженный, лысый, одет в старый синий рабочий халат. Майор, ваш цыпленок готов.

— А ты добавил сливки и пряные травы?

— Да, в последний момент, как вы сказали. Я уже отнес ужин малышу, он был в восторге. Он весь день рисовал коров цветными карандашами.

— Ну и как он рисует? Хорошо?

— Не очень. Но ведь корову нарисовать трудно. Труднее, чем лошадь.

— Быстро съедаем цыпленка, Данглар, и уходим.

Уже стемнело, когда Адамберг остановил машину перед воротами графского замка на вершине холма, смотревшего на город Ордебек. Данглар с необычным для него проворством вытащил свое длинное туловище из машины, встал возле ворот и взялся руками за решетку. Адамберг увидел у него на лице чистый восторг: такого состояния души, без примеси меланхолии, Данглар достигал крайне редко. Комиссар мельком взглянул на большой замок из светлого камня, который для его помощника был, вероятно, чем-то вроде пирога с медом.

— Я же говорил, здешние места вам понравятся. Он старый, этот замок?

— О первых владетелях Ордебека сообщается в хрониках начала одиннадцатого столетия. Однако самым прославленным из них стал граф де Вальрэ, который в тысяча четыреста двадцать восьмом году отличился в Орлеанской битве, когда присоединился к французским войскам под началом графа Дюнуа, иначе говоря, Жана, незаконного сына герцога Людовика Орлеанского.

— Хорошо, Данглар, а замок?

— Я вам про замок и рассказываю. Сын графа де Вальрэ, Анри, построил его после окончания Столетней войны, в конце пятнадцатого века. К этой эпохе относятся левое крыло, которое вы сейчас видите, и Западная башня. Но жилое здание было основательно перестроено в семнадцатом веке, а широкие низкие порталы появились в восемнадцатом.

— Может, позвоним, Данглар?

— Тут по крайней мере три или четыре собаки, слышите, как они воют? Интересно, что творится в голове у людей, которые заводят себе столько собак.

— И кормят их сахаром, — добавил Адамберг и дернул за звонок.

Реми Франсуа де Вальрэ, граф д’Ордебек, принял их запросто в библиотеке. На нем все еще был синий полотняный халат, в котором он походил на сельскохозяйственного рабочего. Но Данглар отметил, что каждый из трех гравированных бокалов, уже расставленных на столе, стоил больше его месячной зарплаты. А напиток, которым их собирались угостить, даже если судить только по его цвету, стоил как билет на поезд от Парижа до Ордебека. Никакого сравнения с портвейном Вандермотов в простых дешевых стаканах: Данглар до сих пор чувствовал, как у него внутри все горит от этого пойла. В шкафах, по-видимому, было не меньше тысячи книг, а на стенах между ними висело штук сорок картин, от вида которых майор Данглар пришел в изумление. В общем, обстановка, какую ожидаешь увидеть в доме еще не обнищавшего аристократа, — если бы не странный беспорядок, противоречивший торжественному убранству комнаты. Здесь были резиновые сапоги, мешки с семенами, упаковки с лекарствами, пластиковые мешки, болты, ящики с гвоздями и множество бумаг, валяющихся на полу, на столах и на полках.

— Господа, — сказал граф, отложив трость и протягивая им руку, — спасибо, что выполнили мою просьбу и пришли.

Да, он был граф. Об этом свидетельствовали тон его голоса, повелительные жесты, властный взгляд и, наконец, то, что он чувствовал себя вправе показываться людям в крестьянской одежде. Но при этом каждый без труда распознал бы в нем старого нормандца, живущего в деревне, краснолицего, с грязноватыми ногтями, с веселым и одновременно непроницаемым взглядом, словно смотрящим в собственную душу. Он разлил вино по бокалам одной рукой — другой он опирался на трость — и жестом указал посетителям на стулья, предлагая им сесть.

— Надеюсь, вам понравится кальвадос, это тот же самый, что я даю Лео. Входи, Дени. Позвольте представить вам моего сына. Дени, это господа из парижского уголовного розыска.