Когда Алехандро спел и эту песню, Харт предложил ему исполнить что-нибудь по собственному выбору.

Глубоко вздохнув и устремившись мысленным взором к ирландским холмам, о которых столько историй рассказывала ему бабка, Алехандро совершенно расслабился и спел прекрасную, но, по сравнению с Портером, несколько сентиментальную ирландскую народную балладу.

Харт вздохнул, уронив руки на колени.

Будофски, наклонившись к нему, прошептал:

— А в чем, собственно, дело?

— Мне кажется, этот голос невозможно изменить или улучшить в результате занятий, — сказал Харт, вставая. — То, что мы слышали, — потолок, большего ему никогда не достичь. — Пройдя мимо Будофски, он приблизился к сцене. — Ладно, парень! Давай вместе поломаем башку над тем, что тут можно сделать.

Барчестер-Тауэрс, роскошное тридцатиэтажное здание из стекла и бетона со множеством пристроек функционального свойства, стояло на углу Семьдесят девятой улицы и Ист-Ривер. В просторном холле были мраморные полы, резного дерева стены и огромные, хотя местами потрепанные ковры.

Когда Алехандро вышел из машины, которую прислал за ним Чи-Чи, его встретил один из помощников наркобарона. Он провел Алехандро мимо привратника и швейцара к уже дожидавшемуся их лифту. Пока они поднимались в пентхаус, спутник Алехандро не произнес ни слова.

В прихожей Алехандро встречал большой широкоплечий мужик с лицом профессионального боксера. На нем был белый пиджак дворецкого, джинсы, туфли на плоской подошве. Под пиджаком сбоку, естественно, топорщилась пушка.

— Мистер Моралес ждет вас, — сказал он, препровождая Алехандро в большую комнату, украшенную пятью скульптурными группами, наверняка английскими и французскими подлинниками двух-, трехсотлетней давности.

Впрочем, обстановка здесь была достаточно разнообразной.

Рядом с изысканной скульптурой соседствовал, например, вполне современный зеркальный столик, и тут и там валялись различные видеоигры. Было здесь и изрядное количество матерчатых игрушек, главным образом животных, включая гигантских размеров жирафа, слона и льва. Если эти игрушки предназначались для детей, то родители детей должны были быть великанами. В трех ведерках со льдом томились три бутылки шампанского «Дом Периньон», в серебряных чашах стояла зернистая черная икра.

Алехандро был поражен обилием и качеством антикварных вещей, резьбой и росписью по дереву, шелковыми гобеленами и прочим антиквариатом. Совершенно исключено, чтобы все эти приобретения были сделаны самим Моралесом, подумал Алехандро.

Моралес в одних плавках и в плетеных сандалиях, щеголяя ожерельем из акульих зубов, казалось, был поглощен компьютерной игрой «Звездные войны».

— Кто выигрывает? — пошутил Алехандро, остановившись за спиной наркобарона.

— Я, — ответил Чи-Чи, не отвлекаясь от игры. — Мне нужно, чтобы ты сложил и упаковал парашюты. Они должны быть готовы к завтрашнему утру.

Моралес наконец отвлекся от игры и потянулся к вазочке с икрой. Подцепив ее ножом с роговой ручкой, он слизал икру и вновь воткнул нож в черную маслянисто поблескивающую массу. Попутно он подхватил лежавший на столе конверт и вручил его Алехандро.

— Пятьдесят тысяч долларов за отличную работу. «Парапойнт» оказался чудом!

— Спасибо.

Алехандро взвесил конверт на руке, прикидывая, поместится он под рубашкой или нет.

Чи-Чи подошел к огромной игрушечной панде, прижал ее к груди, приник щекой к мягкому меху.

— В детстве у меня не было никаких игрушек. Зато теперь я покупаю все, что приглянется. Я держу эти игрушки всюду, где бы ни жил, они напоминают мне о том, что в детстве я вовсе не был таким дерьмом, как сейчас. — Выронив панду, Чи-Чи кивнул в сторону стеклянной двери на террасу. — Пошли потолкуем. У моих врагов есть лазеры, умеющие считывать содержание бесед с вибрации воздуха.

С террасы был виден раскинувшийся под ними город, огни, дороги, величественные мосты, широкие ленты рек, рассекающих сушу. Подойдя к самому краю крыши, Чи-Чи сказал:

— Я кажусь себе богом в образе змия Коатикве, охватывая и оплетая все вокруг моими кольцами.

Алехандро в недоумении уставился на него:

— Надеюсь, что ты не потребуешь, чтобы я называл тебя «Господи»?

Чи-Чи рассмеялся:

— Ты единственный, кому я позволяю разговаривать со мной в таком тоне.

— Это потому, что мы побратимы.

Яростное, почти дикарское выражение появилось на лице у Чи-Чи. Повернувшись к Алехандро, он задумчиво произнес:

— Когда я подростком сутенерил в Икстапе, я водил своих баб то в один модный отель, то в другой. Они как бы на бегу отсасывали гринго, пока жены гринго брали уроки самбы. С годами я возненавидел гринго. Все они свиньи, они смотрят на нас сверху вниз, обращаются с нами как с последним дерьмом. — Он отвернулся от друга. — Мы, торговцы наркотиками, — единственные, кто помогает нашему народу. Мы строим стадионы, больницы, мы привозим докторов, как только в них возникает нужда.

Алехандро согласно кивнул.

— Гринго ненавидят нас, потому что это мы, а не они изобрели торговлю наркотиками.

Лицо Чи-Чи озарила горькая усмешка.

— Все эти разговоры о том, что ты входишь в наше дело ради того, чтобы купить дом матери, — брехня, верно? Тебя привела к нам жажда денег — и острые ощущения, связанные с нашим ремеслом.

— Нет, Чи-Чи. — Алехандро отвернулся, тщательно подбирая слова. — Мы с тобой — сыновья Кортеса и Квахтермока, мы метисы. В глубине души все мы, мексиканцы, метисы, люди со смешанной кровью, гордимся тем, что именно мы контролируем наркобизнес. Это наше отмщение всем им.

Чи-Чи обнял его, расцеловал в обе щеки.

— Иногда мне так одиноко. И я счастлив, что ты вместе со мной. — Обхватив голову Алехандро руками, он зашептал ему в самое ухо на диалекте тараскан: — Но никому не доверяй и никогда даже не упоминай об этом разговоре, особенно Писсаро и этой шлюхе Юдит.

— Договорились.

— Пошли погуляем.

Они сделали несколько шагов по террасе.

— Мне пришла на ум парочка идей относительного того, как тебе отмывать деньги с куда большей легкостью, — сказал Алехандро.

Чи-Чи сразу же оживился:

— Вот и хорошо, потому что с моими деньгами уже возникают серьезные затруднения. Стиральных машин перестало хватать, амиго.

— А что насчет Роадтауна? — как бы невзначай спросил Алехандро.

— «Капусту» приходится доставлять вручную, и это ограничивает сумму, которую удается отмыть в результате одной операции. Банк кредита и международной коммерции брался отмывать наши деньги за два процента, зато в любых количествах, которые мы предоставляли. А потом перечислял деньги на мои личные счета в Люксембурге и в Панаме. Но поскольку этот банк вышел из игры, мы оказались вынуждены вернуться к прежней практике, то есть к услугам агентов, способных провернуть операцию с несколькими десятками тысяч долларов наличными или в чеках, чтобы избежать подачи декларации, которую предписывает Закон о деятельности банков…

Слушая горестные излияния наркобарона, Алехандро поневоле подумал о том, что тот рассуждает вполне как управляющий какой-нибудь крупной, но вполне легальной корпорации.

— Мы стараемся не оставлять «бюрократического следа». Но подобная работа означает, что нам сперва приходится разбивать всю сумму на партии, выражающиеся пятизначными числами, а потом опять собирать ее воедино. Все это хлопотно, накладно и опасно. К тому же не так давно парочка наших людей на этом попалась.

— Вам нужно знать подноготную тех представителей банковского мира, с которыми вы связываетесь.

— Их проверяет Писсаро.

Проведя рукой по перилам, Алехандро поинтересовался:

— А кто в таком случае проверяет Писсаро?

Чи-Чи строго посмотрел на своего собеседника, но ничего не ответил. Продолжая прогуливаться по террасе, он сказал:

— Ну а теперь расскажи, что ты придумал для отмывания моих денег.

Алехандро ответил не сразу — а когда ответил, то его слова прозвучали не столько утверждением, сколько вопросом.