Алехандро заговорил вполголоса, заговорщическим тоном:

— Несколько дней назад твой компадре Роберто Барриос познакомил меня со своей последней блондинкой. Она была в полном улете. Он отправился отлить, а она начала травить что-то насчет большой партии товара, которую должен принять в море Барриос. Вот я и подумал: если этой прошмандовке такое известно — то кому ж оно не известно? — Алехандро понимал, что идет на риск, закладывая подругу Барриоса, и, возможно, подвергает ее смертельной опасности, но он рассчитывал на то, что Сиверу удастся успеть вытащить ее из дела. А уже сказанного им было более чем достаточно, чтобы параноидальная подозрительность Чи-Чи доделала остальное. Неписаный закон гласит: никогда не говори о делах с посторонними, особенно если ты их пользуешь в постели.

На лице у Чи-Чи появилось типичное для индейцев выражение мнимого бесстрастия. Мол, все вижу, но ничего не говорю. А когда он наконец заговорил, его голос звучал спокойно и даже безучастно:

— А почему ты мне об этом докладываешь?

— Потому что я твой друг и мне не хотелось бы, чтобы у тебя возникли сложности.

— Я передам твои сведения. Слишком скверно, когда приходится терять груз, доставленный морем.

— Что ты имеешь в виду? — Алехандро, напротив, был не в силах скрыть удивления.

— Я имею в виду, — рявкнул Чи-Чи, — что эта дамочка не с одним тобой язык распустила. Уж мне-то это известно.

Алехандро смахнул с плеча у Моралеса голубиный пух и посмотрел на воркующих у них над головами голубей.

— Так дело не делается.

Рот Моралеса напрягся.

— А откуда вообще этот внезапный интерес к моим делам?

Алехандро заранее заготовил ответ и на это:

— Сегодня днем ко мне заезжал импресарио. Судя по всему, в серьезных фирмах считают, что я талантлив, но уж больно по-латиноамерикански выгляжу. От меня требуют, чтобы я поменял стиль.

— А контракт они при этом гарантируют?

— Черта с два они гарантируют. Так, туманные обещания. Я начинаю догадываться, что мне всю жизнь придется петь в ночных притонах. Мне тридцать два, а денег на покупку дома для матери и сестры я так и не наскреб. А если так пойдет и дальше, то не наскребу и впредь.

Чи-Чи уперся головой в вулканизированную стенку туннеля. Он поглядел в небо, поглядел на воркующих голубков.

— И поэтому ты решил связаться на какое-то время с нами, провернуть парочку операций и обеспечить себя до конца своих дней?

Алехандро улыбнулся:

— Нечто в этом роде.

Чи-Чи пристально поглядел ему в глаза:

— Знавал я парней, которые приходили к нам на парочку операций, лишь бы намолотить деньжат — и сразу в кусты. Но, попав к нам, они оставались навсегда. И знаешь, почему? Потому что когда дорвешься до денег, то хочется их все больше и больше.

— Это не мой случай.

— Надеюсь. — Чи-Чи начал выбираться из туннеля. — Но порой мне кажется, что живым из нашего бизнеса не удается выйти никому.

Известняковое здание парковой администрации на краю Морнингсайд-парка было снабжено гаражом, дверь которого выходила на магазин запчастей Лопеса. Голуби, ворковавшие над головой у Чи-Чи, перелетели в переносную голубятню на плоской крыше гаража. Детектив-инструктор взял их по очереди в руки и извлек из оперения миниатюрные передатчики.

На чердаке двое детективов из Управления разведки, отдел по борьбе с наркотиками, установили постоянный пост слежения с соответствующим оборудованием. Здесь на треноге стояла телекамера с прибором ночного видения и с телескопическим объективом. Она была выведена в вентиляционное отверстие и нацелена на магазин Лопеса. Детектив, работавший сейчас с камерой, фокусировал ее на фигурах Чи-Чи и его неидентифицированного гостя, выходящих с заднего двора.

В другом конце чердака второй детектив сидел перед переносной консолью. Заключенная в консоль числовая система анализа и идентификации голосов была подключена к передатчикам, спрятанным в оперении голубей. Эта система одновременно записывала весь разговор между объектами слежки и, опираясь на электронную память, производила поисковый анализ голоса — в данном случае, голоса Алехандро.

Лейтенант Сал Элиа, начальник поста слежения, разглядывал выходящую с заднего двора парочку в обыкновенный бинокль.

— Снимок и голос этого парня надо немедленно переправить в Управление.

Позже тем же вечером, потягивая кофе, человек с седой прядью бросил пристальный взгляд на своего собеседника.

— Когда-нибудь, Роберто, ты подорвешься на траханье, как на мине.

Барриос весело рассмеялся:

— Я ведь насчет траха разборчив. Про СПИД слыхать доводилось? — Он взял чашку, стараясь не дать понять, как он испуган. Он сидел дома, когда ему позвонили и хорошо знакомый голос отдал приказ: «Встретимся у „Биллингса“. Немедленно». Это было название одного из самых дорогих ресторанов на Коламбус-авеню.

Человеком с седой прядью был Гектор Писсаро, хорошо одетый отставной офицер боливийской армии лет около шестидесяти. У него были большие холодные глаза, и он был рябым. Поднеся чашку к губам, Писсаро сказал:

— Твоя последняя подружка донюхалась до смерти нынче утром. Ты что, подложил ей один из своих «гостинцев»?

Барриос попытался изобразить изумление.

— Вы уверены?

— Люди поговаривают, Роберто. К тому же я прикармливаю служащих морга.

Барриос почувствовал, как на лбу у него выступила испарина.

— Гектор, я не путаюсь с наркоманками.

— Они представляют собой категорию риска, и люди, которые с ними спят, тоже представляют собой категорию риска.

— Гектор…

Писсаро, предостерегающе подняв палец, заставил его замолчать.

— А некоторые еще бахвалятся перед бабами. Так им кончать приятнее. Но в нашем деле это означает верную смерть.

— Гектор, я клянусь…

Глаза Писсаро были суровы и холодны, как две пули.

— Кончай с этой хреновиной и выслушай меня. Произошла утечка. В Ведомстве генерального прокурора знают о партии, прибывающей морем.

— Вы уверены?

— Или ты позабыл, что я возглавляю разведку? Я посылал людей туда, где пришвартована твоя шхуна. По чистой случайности, там сейчас полно гринго — и у всех башмаки на резиновом ходу. — Он отвел взгляд от собеседника. — Судя по всему, они замышляют захватить тебя, Роберто и завербовать.

Барриос, перегнувшись через стол, поклялся:

— Да никогда в жизни я не расколюсь.

Пот капал у него теперь с подбородка.

Гектор саркастически усмехнулся:

— Разумеется, не расколешься.

И, внезапно осознав всю тяжесть положения, в котором он оказался, Барриос спросил:

— А кто виноват в утечке?

Гектор неопределенно пожал плечами.

— Откуда мне знать? Если не эта девица… — Внезапно он схватил Барриоса за руку. — Сегодня же ночью отправляйся к Алехандро и переговори с ним. Он утверждает, что хочет на нас работать. Он голоден — и так и рвется в дело. Люди в таком положении порой оказываются… изобретательны и полезны. Посмотри, что он захочет нам предложить. Но будь осторожен: я его еще не проверил.

Трубач выдал заливистые арпеджио, стоило Алехандро выйти на сцену. На середине ее Алехандро замер, обежал глазами в ожидании застывшую публику; его бедра уже покачивались в такт музыке. Раскинув руки, он запел свой шлягер «Квиреме мачо».

Допев до конца и осыпав публику воздушными поцелуями, он поспешил в грим-уборную. Снял пропотевшую рубашку, склонился над заржавленным рукомойником, вымылся. Застегнув ворот свежей сорочки и причесавшись, вышел из грим-уборной.

Чи-Чи царственно восседал на излюбленном месте наверху. Он наблюдал, по обыкновению, за танцами в нижнем зале, когда в дальнем конце балкона взорвался хор возбужденных женских голосов. Оказывается, там как раз появился Алехандро, направлявшийся к Моралесу.

На полпути его остановила огненно-рыжая женщина в черном плотно облегающем фигуру спортивном костюме с множеством металлических «молний». В руке у нее был простой стакан, наполненный какой-то бесцветной жидкостью. Прижавшись к Алехандро и потеревшись о него бедрами, она сказала: