В начале марта группа «Мирного» продолжала полеты на «Восток». Кроме этого, экипажем Кунаева с инструктором Головановым был выполнен полет в оазис Бангера со сбросом запчастей вездеходу. 9 марта, полностью закончив работу, группа перелетела в «Молодежную».
В этой экспедиции забот было более чем достаточно и в Западной, и в Восточной Антарктиде. Летать мне приходилось много, чтобы успеть побывать на всех «точках» и увидеть обстановку своими глазами. А она складывалась далеко не лучшим образом. Предельно ограниченный запас бензина в «Молодежной», «Новолазаревской», «Мирном» осложнял ее до крайности. «Если танкер придет в марте, -думал я, — то большая часть работ окажется под угрозой срыва». План авиаобеспечения рушился на глазах. Начальник экспедиции раз за разом требовал выполнить незапланированные рейсы между станциями, дополнительные — на «Восток», в оазис Бангера. Да еще как можно больше участников экспедиции нужно было вывезти со всех «точек» к февральскому рейсу Ил-76ТД для отправки на Родину. Необеспеченность баз, неподготовленность аэродрома «Дружной-4», малый остаток ресурса на Ил-14 номер 41808, нехватка запчастей для самолетов, большая перевалка оборудования и материалов научных групп, очень медленное решение вопросов в Москве, ответом на которые чаще всего было слово «запрещаю», держали меня в постоянном напряжении. Такой суматошной экспедиции еще не было. Становилось ясно, что ни в Ленинграде, ни в Москве к ней не были подготовлены. Только оперативные решения по основным вопросам использования авиатехники и хорошее ее состояние могли позволить что-то успеть сделать. Погода во всех районах, кроме залива Прюдс, по многу дней практически не давала возможности своевременно производить полеты. Начали обнаруживаться серьезные дефекты на изношенных самолетах Ил-14.
На «Дружной-3»
1 января 1987 года в район будущей полевой базы «Дружная-3» подошел дизель-электроход «Капитан Кондратьев» с двумя вертолетами Ми-8. Вертолеты были выгружены и экипажи командиров Александра Кузьменко и Евгения Лепешкина под руководством командира звена Владимира Золото приступили к полетам по выбору места для выгрузки оборудования и создания базы. Шесть дней понадобилось им, чтобы найти его в бухте Нурсель. До 1952 года в этом районе работала станция «Модхейм» норвежско-британско-шведской экспедиции, но следов ее обнаружить не удалось. 10 января был создан промежуточный полевой лагерь. Вертолеты приступили к разгрузке судна. 12-13 января произвели разметку базы: поселка, ВПП, складов ГСМ. Все, кто пришли в бухту, работали до изнеможения. Нужно было в самые сжатые сроки создать жизнеспособную станцию и начать работы по программам. С 13 по 18 января были введены «в строй» радиостанция, дизель-электростанция, кают-компания, камбуз, складские и подсобные помещения, командно-диспетчерский пункт и домик руководителя полетов, медсанчасть, подведено электричество, подключены несколько телефонов и радиоточек. Люди копошились круглые сутки на холоде, а база была похожа на разворошенный муравейник. В перерывах между этими основными делами небольшие группы из трех-четырех человек собирали фанерные домики, каким-то чудом успевали обзаводиться печками-капельницами, газовыми баллонами, электроплитками, домашней утварью. На первых порах тепло удалось «наладить» только в нескольких домиках. Необходимо было соорудить и примитивные туалеты. Основные «инструменты» в эти дни — руки, ноги, лопата. Позже база дооборудовалась и стала большим поселком из четырех рядов домиков «ПДКО» и «Патриот». Отдельно стояли КДП, павильон по приему спутниковой информации, радиобюро. Несколько маломощных ДЭС объединили в одну энергетическую систему. Проложили электрокабели к домикам, к кают-компании и камбузу, радиостанции, павильону ИСЗ, КДП, бане, геофизической лаборатории, фотолаборатории и пекарне. После выгрузки пригнали несколько тракторов и бульдозеров, вездеход ГТД. Огромная заслуга по быстрому развертыванию радиосистем и электрификации поселка принадлежала энтузиастам своего дела — начальнику радиоотряда Вячеславу Киркилевскому и начальнику ДЭС и хозотряда Борису Мусатову. Открытие базы с поднятием Государственного флага СССР состоялось 19 января. Начальником ее назначили Анатолия Петровича Банщикова. Сразу после митинга с самолета Ил-14 мы сделали аэрофотосъемку района, где она располагалась.
Наладив работу в уже обжитом углу — от «Мирного» до «Новолазаревской», я вынужден был лететь туда, где труднее всего, — в бухту Нурсель. Вот где я в полной мере «хлебнул» всех прелестей Антарктиды, которые обычно выпадают на долю первопроходцев. Лишь здесь, пожалуй, ко мне пришло понимание того, какая же огромная, тяжелая и опасная работа скрывается за простой фразой: «Мы впервые пришли в Антарктиду».
... Когда я получил оттуда первые радиограммы, что вертолеты выгружены, начали работу и можно вылетать на Ил-14, тут же принял решение уходить к ним. Судно стояло у небольшого кусочка припая. На него спустили тракторы, по снежнику на них стали вытаскивать тяжелые грузы на высоченный барьер. Он был настолько высок, что в 20-30 метрах от его края уже не было видно мачт корабля, который стоял в океане будто в какой-то пропасти. Но снежник начал обваливаться, вслед за ним стал откалываться барьер, поэтому экспедиционникам пришлось работать в самых экстремальных условиях.
Когда мы начали здесь летать, то в полной мере ощутили, насколько трудно обосновываться на новом месте, — нас замучили радиограммами и просьбами: тому кусок кабеля привези, тому запчасть, тому еще какую-то железку. Попросите в «Молодежке», в «Мирном», на «Союзе»... И вот мы, летчики, как побирушки, бродили по мастерским и лабораториям, собирая по крохам все, что нужно было на новой базе.
А что же уплывшая «Дружная»? Корабль было сунулся к ней, но там наломало столько льда, что подойти к станции он не рискнул.
Казалось бы, удивить меня Антарктида уже ничем не могла и все же — заставила снова собой восхищаться. Новая база строилась в районе, поразившем меня своим величием и красотой. Огромные территории таят в себе что-то неизведанное, загадочное. Обрезы ледников мрачно нависают над морем. Вдали виднеются горы. В ясную погоду ты видишь круглые ледовые купола, похожие на каких-то доисторических гигантских динозавров.
Аэродром сделали в 15-17 километрах от берега. Ближе к морю строить его не рискнули — уже явно просматривалось повышение ледника от места, выбранного для аэродрома, в сторону открытого океана. Обычно это происходит тогда, когда ледник, который сполз в океан, снизу поддавливает вода и он готовится оторваться и уйти в плавание. Поэтому ВПП проложили в долине, образованной с одной стороны склоном материкового ледника, а с другой — будущим айсбергом.
Когда с экипажем Василия Ерчева я прилетел на этот аэродром впервые, станция только начала строиться. Я вышел из Ил-14 уставшим до такой степени, что хотелось одного — добраться до любого мало-мальски обжитого места и заснуть хоть на час-два. Поэтому, войдя в домик, одна половина которого отапливалась едва дышащей теплом печкой-капельницей (а в другой и такой печки не было), я рухнул в «холодной» половине на лавку и уснул. Проснулся, а встать не могу — губы посинели, воздуха не хватает... Кое-как привел себя в порядок, попил чаю и — снова в полет. Когда через несколько дней вернулся на сутки в «Молодежную», пошел к врачам, попросил посмотреть, почему дышать мне становится все труднее, грудь болит. Установить диагноз им не составило никакого труда:
— Да у тебя же левосторонний плеврит. Левое легкое сильно застужено, не работает. Нужен постельный режим...
Но какой там режим, когда дел невпроворот... С 15 по 25 января мы регулярно выполняли рейсы между «Молодежной», «Новолазаревской» и «Дружной-3». После 25 января приступили к выполнению программных геофизических съемок. Летать мне было очень трудно, боль не проходила, левое легкое работало плохо, особенно это остро чувствовалось на высоте. Губы синие, под глазами — черные круги. Врачи базы прилагали максимум усилий для того, чтобы облегчить мое состояние, делали уколы и пичкали пилюлями. Но они тоже очень хорошо понимали и задачи экспедиции, и то, что времени для выполнения основных работ отпущено совсем мало. Мы же приехали в Антарктиду не на прогулку и не для показательных полетов, а для выполнения огромных по масштабу и значимости программ. Народные средства на экспедицию затрачены большие и их нужно оправдать результатами работы. Поэтому приобретенная на «Дружной-3» болезнь терроризировала меня до конца экспедиции, пока я не попал в руки врачей «Молодежной», а потом, уже на судне, в руки врачей-исследователей, изучавших в Антарктиде состояние здоровья людей, работавших в экстремальных условиях.
