— Девушки, — говорит он. — Вы не подскажете, как пройти к мавзолею?

— Нет.

Стоят. Вокруг ворчание людского потока, который мы так некстати перекрыли. Подключаюсь я.

— Девушки, а вы скажете, как вас зовут?

— Нет!

Ага. Ну что же…

— Девушки, — спрашиваю. — А можно я вам расскажу стих про День Победы?

— Нет!!!

И, блин горелый, стоят на месте, как вкопанные! Стоят, молчат, глазеют, ждут, мешают людям пройти и при этом не разрешают рассказать стихотворение. Что это? А я вам скажу. Стандартная процедура, формальность, которую женщина должна отыграть, чтобы накормить стоглавого молоха своего самолюбия. Ты мне сто вопросов и предложений, я тебе сто «нетов» — и разбегаемся. Но сегодня у нас нет ничего для вашего молоха.

— А че вы тут встали тогда?

Троекратный хруст ломающихся шестеренок в мозгах. Что-то пошло не так. Пауза на угрожающем вдохе, плевок злобы из глаз, а потом хором друг дружке:

— Идем отсюда!

И побежали, побежали, побежали…

В той стороне, куда они побежали, виднелся большой книжный магазин. Около входа стояла сногсшибательная женщина и неторопливо ела мороженое, вызывая у проходящих мимо самцов желание этим самым мороженым стать. На ее ослепительно-белой блузке шевелился на ветру кусочек черно-желтой материи.

— Здравствуйте, с Днем Победы! — поприветствовал ее Филя. — А хотите, мы вам купим книгу Довлатова?

— Спасибо, но я, кажется, что-то такое читала, — улыбнулась она.

— Приятно встретить человека со схожим вкусом. А что именно вы читали? «Компромисс»? «Филиал»?

— Ну да, из этой оперы… — Женщина рассеянно помахала вафельным стаканчиком. — Мальчики, — вдруг нашлась она. — А почему это вы без георгиевских ленточек?

Мы и вправду выделялись из толпы отсутствием черно-желтых бантиков на рубашках. Не досталось мальчикам.

— Да как-то знаете ли… — стушевались мы. — Не позаботились вовремя. Кстати, вы не скажете, на каком ордене была эта лента?

— Это неважно, — нахмурилась она. — А вам бы не мешало все-таки найти себе по одной. В знак благодарности подвигу дедов.

— Да мы их лучше по-настоящему отблагодарим, если уж так. Лекарств хороших, например, купим какому-нибудь ветерану.

Женщина внимательно оглядела нас с ног до головы.

— Мне интересно, как вы относитесь к скинхедам? — вдруг спросила она, доедая мороженое.

Тут, признаться, авторы этих страниц здорово растерялись.

— Скорее отрицательно, нежели наоборот.

— А вот и зря! — прихлопнула себя по коленке рукой наша собеседница. — Их надо уважать. Только эти ребята и сдерживают по-настоящему наплыв всякого хачья.

Если бы Сергей Донатович Довлатов знал, кто иногда попадается в аудитории его читателей, он бы… Да ничего бы он особенного делать не стал, если вдуматься. Он как раз и писал про такие вот парадоксы. Спокойно писал — и тем самым разрушительно.

Но мы, не обладая довлатовским дзен-буддизмом, просто опешили. Стрелка нравственного компаса у этой тетеньки явно находилась под воздействием какой-то магнитной аномалии и вращалась, как несущий винт вертолета. Одной рукой она цепляла на себя георгиевскую ленточку в знак солидарности с победителями над фашистами, другую вскидывала в нацистском приветствии в поддержку скинов. Лучше бы она двумя руками ела свое мороженое, честное слово. Хотя, как показал наш короткий диалог, там, в ее мозгу, под непрочным наносным слоем повседневных установок, и так царит вечная мерзлота. «Этот День Победы порохом пропах. Это радость со слезами на глазах»…

Да нет, дорогие читатели, вы не переживайте. Мы женщин любим и всех под одну гребенку не равняем. Мужики тоже порой отмачивают такое, что диву даешься. Однажды оказался я в купе поезда «Санкт-Петербург — Москва» с двумя богемными юношами: прически-каре, снисходительно-брезгливые интонации в голосе, дорогие телефоны, стильные шмотки — полнейший глэм. Утром, когда поезд катил через ближайшее Подмосковье и пора было умываться, один другого тихо попросил:

— Слышь, Дань… Дай мне жвачку, а то у меня в зубной щетке батарейка села.

Потом помолчал и сказал:

— Вернее, не села, а ее кто-то вытащил.

Затем подумал и добавил:

— Месяц назад.

Отвлекся я. Итак, банальщину мы добросовестно проверили. Откатали, так сказать, обязательную программу. Переходим к самому интересному. Жертва выглядит весьма опрятно и независимо, проплывает мимо в наушниках, в которых скрипят неприличные гороховые звуки от Бенни Бенасси.

— Девушка, а как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

— Прошу прощения?

— Как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

Наушники наматываются на лямки сумочки, в глазах замельтешил разум, одной рукой подбоченивается, другой теребит воротничок блузки, ноги скрещиваются и начинают перекатываться с носков на пятки.

— «Писавший»?

Мимо.

— Девушка, это же причастие в прошедшем времени.

— А вам что надо?

— А нам надо деепричастие. Деепричастие, понимаете?

Взгляд вдаль, губа закушена, рука крутит пуговицы.

— «Написать?»

Мимо.

— А не глагол ли это совершенного вида?

Начинает капризничать:

— Да откуда я знаю?

— Ну, извините, — говорю и делаю ручкой.

— Нет, постойте! Мне самой стало интересно!

— Забавно, не правда ли? — говорю я не без злорадства. — Вы останавливаетесь по прихоти совершенно незнакомого человека, старательно ищите слово, которого не знаете и которого вообще, к вашему сведению, нет в русском языке, и вы не хотите отпускать этого человека! — но если бы я задал куда более легкий вопрос: «Как ваше имя?», то вы бы мне вряд ли ответили, хотя уж это-то вы знаете наверняка.

— Ну да… — промямлила она и образцово покраснела.

Следующая мишень. Видок: короткая мальчиковая стрижка, синюшно-фиолетовые губы, траурный балахон, джинсы, подвергнутые варварскому шрамированию, бутылка пива в руке и откровенно неженственная походка. О, эту братию мы все хорошо знаем. С июля сорок третьего бродят среди нас обрусевшие бедолаги из немецкой четвертой танковой армии, разбитой на Курской дуге. Ходят, сверкая металлическими осколками, застрявшими в носах, губах, ушах, бровях. Да, жестокая была сеча! Командовал ими кавалер Рыцарского креста с дубовыми ветвями и мечами генерал-полковник Герман Гот — был такой перец в гитлеровском вермахте. Вот теперь их так на Руси и величают — готами.

— Девушка, а как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

Реагирует быстро:

— Еще раз и по-русски!

Исполняю желание:

— Девушка, а как будет деепричастие несовершенного вида от глагола «писать»?

— «ПИсать»! — радостно припечатывает она, смещая ударение на первый слог. Делов-то…

— Хм. А вы знаете, что такое деепричастие?

— Ну да.

— Охотно верю. Давайте тогда по аналогии. Вот есть глагол несовершенного вида «Идти», так?

— Так.

— Соответствующее деепричастие от этого глагола будет… — Вешаю паузу.

— Как?

— «Идя», верно?

— Я так и подумала.

— Например, «Идя по улице, я докопался до вас с дурацким вопросом», так?

— Гы-гы-гы! Ну, так.

— Тогда как по этой самой аналогии должно выглядеть деепричастие от глагола «писать?»

Заскрипели жернова.

— «Писая?» — наконец предлагает вариант девушка.

— «Писая шариковой ручкой, я порвал страницу тетради» — так, получается?

— Нет, что-то не то… «ПисЯ»? Ну да — «писЯ!»

— Слушайте, девушка, — меняю я тему и показываю на ее пирсинг. — Вот вы понасовали себе гвоздей в лицо. А вы в курсе, что если вы попадете в сильное электромагнитное поле, например под линией высоковольтных передач, то вас может ударить индукционным током?

— Ты че, типа сумничал? — процедил мне в ответ вояка из армии генерала Гота. — Ладно, ауфвидерзеен, я спешу…

Входе дальнейшего опроса оказалось, что вариант «писЯ» наиболее комфортен для восприятия большинства. «ПисЯ» была на вершине хит-парада. Да и вообще, девушки за редчайшими исключениями с удовольствием составляли нам компанию в исследовательской работе, знакомились, иногда задерживаясь с нами до получаса без столь привычного нам жеманства и доведенного до автоматизма «некания». КПД наших подходов подскочил до облаков. Однако при этом дамы продолжали демонстрировать полнейшую. катастрофу в знании основ русского языка. Само слово «деепричастие» заставало их врасплох.