Сколько раз он проезжал эти места с отцом! Как не хотелось отцу покидать остров! Но после ареста Пан Чака ему уже было здесь не житье. Компания «Ниппон Юки» отобрала джонку, да и на берегу закидывать сети запретили. А разве удочкой много наловишь!

Целый год, пока Пан Чак сидел в тюрьме, отец возился с этими удочками, но, когда сына выпустили, Пан Юр Ил сказал:

— Теперь я пойду на завод.

Он ни разу не упрекнул сына и ни о чем не расспрашивал, хотя Пан Чак понимал, что отец осуждает его поступок.

Старый рыбак начал искать работу.

Он вставал рано утром и посылал сына на берег с удочками, а сам на попутной джонке или на плоту уезжал в Пусан.

Он обошел все заводы и фабрики в городе, побывал в порту, на железнодорожной станции, в трамвайном депо, но работы не было.

Утром, когда опускали разводной мост между Пусаном и островом Чорендо, он отправлялся туда — может быть, там легче устроиться: ведь заводы и фабрики заняли весь остров.

На судостроительном заводе Мицубиси и Тотаку его уже приняли было на выгодную работу грузчика, но тут выяснилось, что сын Пан Юр Ила сидел в тюрьме, и его прогнали. Так же поступили с ним и на канатной фабрике, и на дизельном заводе Тогу. Но Пан Юр Ил упрямо ходил и искал работу.

На резиновой фабрике Санва Гому Кайша и предприятиях Босэки Пан Юр Илу сказали, что его взяли бы, будь он помоложе. На фабрике искусственного шелка Асахи отца согласились принять, но у него не оказалось двадцати вон залога. Так он обошел около ста заводов Пусана и Чорендо.

Отец искал работу, а Пан Чак сидел на берегу с удочками. Он ловил только крупную рыбу на большие крючки, насаживая на них стебель йоккуя. Рыба жадно хватала это растение, и, пока она, одурманенная им, застывала на месте, Пан Чак успевал вытащить ее на берег.

Поздно вечером отец возвращался домой. И когда он спрашивал сына, сколько тому удалось наловить рыбы, в разговор вмешивалась Хе Сун, хотя последнее время она стала совсем молчаливой.

— Сегодня хороший улов, — торопливо говорила она, — сегодня Пан Чаку повезло.

Она показывала мужу корзину со свежим уловом, и Пан Чак с удивлением смотрел на рыбу: ему казалось, что наловил он меньше. Он переводил взгляд на мать, но она прятала от него глаза. И все же Пан Юр Ил видел, как мало удается сыну наловить за день, как тоскует он по настоящему делу. И когда уже больше некуда было идти искать работу, Пан Юр Ил сказал сыну:

— Сегодня ты поедешь со мной в город.

Пан Чак не знал, что задумал отец, и молча стал собираться.

Они добрались на плоту до хижины старого рыбака Пек Уна, но отец не зашел туда. Он повел сына в центр города к большому серому дому американского консульства, где висел лист бумаги с иероглифами. Не зря же он учил сына в школе и платил за него такие большие деньги!

У двери толпилась группа рыбаков и рабочих. Слухи, которые ходили по городу, оказались правильными. Пан Чак сам прочитал бумагу и рассказал отцу, что там написано. В объявлении сообщалось, что американская концессия господина Морза нанимает рабочих на золотые разработки в Унсане и выдает вперед деньги на проезд до рудников с рассрочкой на полгода.

Дальше было написано, что те, кто будет трудолюбиво работать, легко могут разбогатеть и что почти за пятьдесят лет существования горнорудной концессии Морза сотни его рабочих действительно разбогатели, и приводились даже их имена.

Два дня отец просидел на берегу хмурый, не ловил рыбу и не ездил в город. Ясно было, что ему не хочется уезжать из родных краев и он не знает, как жить дальше.

Видя это, Пан Чак сказал:

— Давай и мы поедем на золотые разработки господина Морза. Туда уже отправилось много народа.

Отец посмотрел на сына и не удивился, что он так говорит, но ничего не ответил.

Прошло еще несколько дней, и Пан Чак сказал отцу:

— Может быть, я один поеду к этому Морзу?

Пан Юр Ил понял, что сын все равно уже не согласится целыми днями сидеть на берегу с удочками, и решил ехать. Ехать на север, в Унсан, где, по слухам, снег падает и не тает, а остается лежать на земле толстым слоем до самой весны, где люди подшивают под халаты вату, как на одеяла, где так холодно, что некоторые даже голову укрывают от мороза, напяливая на себя меховые шапки.

Пан Юр Ил решил ехать и взять с собой сына. Все равно ему нельзя оставаться в Пусане и нечего делать на Кочжедо. Половину денег, что им дадут на дорогу, он оставит дома. На эти деньги можно будет покупать чумизу и есть вместе с сушеной рыбой из старых запасов, которые он оставляет дома, и со свежей рыбой, которую наловят жена и дочери. Как-нибудь протянут, а через год-два он вернется с золотых рудников концессии Морза и привезет с собой все заработанные деньги.

А сын? Сын, наверно, останется на концессии. Как-никак он два года учился разбирать иероглифы и стал образованным человеком. Парень смышленый и ловкий, и даже тюрьма его не сломила — он остался таким же крепким, как был.

Пан Чаку с отцом предстояло пересечь на поезде всю страну. Они ехали в вагоне, похожем на большой трамвай. На стенах были полочки, куда люди клали котомки, и под лавками лежали рогожные мешки и котомки. И только те вещи, что не уместились на полочках и под лавками, лежали в проходе.

Сначала они устроились в уголке вагона у двери, потому что все места оказались занятыми, а в проходе и между лавками люди стояли или сидели на своих рогожных мешках или на связках сушеной рыбы, а то и на полу, если успели занять там место. Но большинство было таких, как Пан Чак с отцом, которым места не досталось.

С вечера под потолком горел электрический свет, а одна лампочка зажигалась очень часто и днем, потому что поезд то и дело нырял в туннель.

В вагоне ехали простые люди, которые не знали даже, какая впереди будет станция. Поэтому перед каждой остановкой все волновались и расспрашивали друг друга, боясь проехать дальше, чем следовало.

Когда наконец выяснялось название очередной станции, все в проходе вставали и прижимались к лавкам, чтобы пропустить тех, кому надо было сходить. Одни выходили, а на их место являлись другие, и двери почти не закрывались.

Несколько перегонов отец и сын ехали молча, прижавшись к стене, чтобы не загораживать выход. Потом Пан Чак сказал отцу, что лучше бы протиснуться в середину вагона: там меньше толкают и легче будет занять место на лавке, если оно освободится.

Перед следующей остановкой, когда люди подняли на головы вещи, чтобы пропустить тех, кто сходит, Пан Чак начал пробираться к середине вагона, а за ним двигался отец. Но на них стали кричать: все идут в одну сторону, а они навстречу, могли бы хоть подождать, пока народ сойдет.

Пан Юр Ил не сразу понял, на кого кричат. В вагоне все время стоял шум, и трудно было понять, чего хотят люди.

И все же Пан Чак правильно сделал, что пролез в середину. Уже к вечеру у обоих были места. Пусть на разных лавках, но оба они сидели, и даже неподалеку друг от друга. Это было удобно, потому что во время ужина Пан Чак легко передал отцу рыбу и сушеные водоросли. И то, что отец не съел, он вернул Пан Чаку, чтобы сын спрятал до следующего раза.

Так они ехали двое суток. Уже много раз сменились пассажиры. Теперь Пан Чак сидел рядом с отцом на одной лавке, и хотя людей все время было много, но они оба устроились хорошо. Со всеми удобствами они ехали еще сутки и утром прибыли в Унсан.

Контора золотых рудников оказалась в центре города. На большом каменном здании Пан Чак увидел вывеску: «Горнорудные разработки. Джеймс Р. Морз».

Сюда они и вошли. А через час отец и сын уже двигались по дороге в Пухын, где находились рудники.

Пан Юр Ила определили землекопом, а Пан Чака — помощником шофера. Отец радовался, что сыну досталась такая должность. Два года пройдут незаметно, а за это время он получит хорошую специальность, а возможно, и сам станет водить машину. Пан Чак тоже был рад, и они шли, не замечая усталости.