Она добывала их почти до конца декабря, пока не выпал ранний снег, и хотя он, как и должно быть, тут же растаял, но стало холодно. Правда, в воде было тепло, но воздух уже не нагревался больше чем на четыре градуса, да и водоросли потеряли цену, потому что они в эту пору уже теряют прежний вкус.

Зима выдалась снежная. Хе Сун насчитала, что за эту зиму снег падал семь дней. Но она не стала дожидаться теплых февральских дней, а уже в конце января начала нырять за молодой морской капустой.

В феврале и Пан Чак перестал ездить с отцом за рыбой. В это время к берегам Кочжедо из глубин моря идут крабы класть икру. Компания «Ниппон Юки» вылавливает их и отвозит на консервные заводы. Полицейские катера охраняют побережье, чтобы корейцы не воровали крабов. Да разве можно уследить за такими ловкими ребятами, как Пан Чак и его товарищи? Не успеет пройти катер охраны, а Пан Чак уже выскакивает из-за камней, бросается в воду и принимается орудовать толстой палкой. Он старается с первого удара оглушить краба и сразу выбросить его на берег. Часто он помогает матери и, не стесняясь женской работы, тоже ныряет за водорослями.

В марте, когда листья морской капусты вырастают длиною в пятнадцать — двадцать шагов, Пан Чак все время проводит на воде. Она такая прозрачная, что даже на большой глубине можно увидеть дно. Он выбирает пучок капусты побольше, ныряет и быстрым движением острого ножа срезает у самого камня, за который цепляются корни, а глаза быстро бегают по дну: нет ли поблизости перламутровых моллюсков или кораллов?

Ни одна женщина не в состоянии пробыть под водой столько, сколько Пан Чак. Пока мать наберет полмешка, у него уже полный, так плотно набитый, что едва удерживает тыква. Тут можно и отдохнуть. Он лежит на воде, а вокруг — тыквы, тыквы, словно на огороде.

На всем острове не было мальчишки, который бы мог дальше него проплыть под водой. Редко кому удавалось найти Пан Чака, когда затевалась игра в прятки. Да и как найдешь такого, если из воды повсюду торчат скалы, а Пан Чак, бросившись в воду, может всплыть за любой из них.

А он всегда выбирал себе скалу подальше и не вылезал из воды, а, приблизившись к камням, переворачивался на спину, высовывая на поверхность только нос и рот.

К концу лета Пан Чак снова стал ездить с отцом на рыбную ловлю. Хе Сун, как всегда, ныряла за водорослями. И вот однажды выдался очень неудачный для нее день. Моллюски совсем не попадались, и водорослей она нарезала мало. Стало темнеть, и пора было собираться домой.

Она поставила на голову корзину со скудной добычей и, придерживаясь пальцами за выступ скалы, согнула колени, отыскивая свободной рукой свою тыкву. И когда она опустилась, держа голову прямо, чтобы не свалилась корзина, и уже нащупала бечевку на тыкве, вместо того чтобы подняться, она так и осталась на корточках, уставясь глазами в скалу, а рука застыла на бечевке. Потом она быстро сняла корзину, поставила ее на берег и подошла к скале посмотреть внимательнее, хотя знала, что не ошиблась.

Раковина величиной с тыкву, только почти плоская, сливалась со скалой, потому что они были одинакового цвета. Теперь уже сомнений не могло быть: моллюск аваби присосался к скале и прикрылся своей единственной створкой.

Хе Сун с трудом оторвала его от камня, положила тяжелую добычу в корзину и быстро пошла домой.

Не часто бывает такая удача. Это не остров Чечжудо, где аваби находят каждый день. Ей просто повезло. Нежное мясо аваби она высушит, и оно начнет розоветь, потом покраснеет, и, когда станет темно-красным и вкусным, Пан Чак отнесет его на рынок. Она отрежет только два маленьких ломтика; один из них, тот, что побольше, отдаст своему мужу и своему старшему сыну, а другой — дочерям. Наверно, Пан Юр Ил будет ругать ее за это, но такие маленькие кусочки уже нельзя будет продать. И если сын отрежет половину своей порции матери, она спрячет ее и отдаст потом младшей дочери.

За раковину тоже хорошо заплатят. На ней толстый слой самого лучшего перламутра, и точильные мастерские охотно купят ее.

Мужчин еще не было дома, когда Хе Сун вошла в хижину. Девочки бегали где-то на берегу, потому что дома всегда раньше времени: хочется есть.

Хе Сун торопливо готовила еду. Ей хотелось скорей заняться моллюском. И когда все было готово, она принялась за аваби. Прежде всего Хе Сун отделила мясо от раковины, очистила его от плевы и отрезала кишечный мешок. Подумав, она все же не стала разрезать мясо, решив, что, может быть, Пан Юр Ил захочет продать его целым куском.

Потом она споласкивала раковину, и перламутр внутри нее блестел и переливался яркими цветами. Она смотрела на искрящийся перламутр, и он играл все новыми красками, и одно и то же место становилось то розовым, то голубым, то синим.

Внезапно на крутом изгибе створки она увидела большую слоистую горошину. Хе Сун смотрела теперь только на горошину, и боялась притронуться к ней, и боялась отвести взгляд, чтобы горошина не исчезла. Наконец она прикоснулась к шарику и убедилась, что он твердый, и уже больше не сомневалась. Жемчужина, большая, матово-блестящая, будто случайно закатившаяся сюда, крепко приросла к перламутру на невидимой шейке.

Хе Сун схватила мясо моллюска, бережно положила его обратно в раковину, прикрыв жемчуг, и отнесла ее в другую комнату. Вернувшись в кухню, начала переставлять посуду с места на место, потом принялась поспешно убирать кухню. Ей показалось, будто здесь недостаточно чисто. Не закончив уборку, Хе Сун вдруг побежала в соседнюю комнату, достала из сундука маленькое зеркальце, к которому не прикасалась уже много лет, посмотрелась в него, поправила волосы. Но тут ее внимание опять привлекла раковина.

Хе Сун осторожно подняла ее и понесла в кухню. Она аккуратно вынула мясо, сполоснула перламутр и опять стала смотреть на горошину. В это время за дверью послышался голос Пан Юр Ила. Она положила раковину посреди комнаты и вышла из хижины. Пусть ее муж, увидев богатство, радуется, не стесняясь своего счастья.

Хе Сун подошла к длинным жердям, на которых вялилась рыба, подвязанная травяными бечевками, и стала переворачивать ее, чтобы завтра утреннее солнце лучше просушило спинки. Но тут выбежал Пан Юр Ил и закричал, чтобы она скорей шла в дом, и уже во дворе стал расспрашивать, как это ей удалось найти жемчужную аваби. Потом они ужинали и больше не говорили о раковине, и каждый о чем-то думал.

В эту ночь Хе Сун не спалось; одна тревожная мысль не давала ей покоя. Ей хотелось скорее узнать, что Пан Юр Ил будет делать с жемчужиной. Утром она не выдержала и спросила, будто между делом, как он хочет распорядиться своим богатством.

— Этого я еще не решил, — ответил Пан Юр Ил. — Наверно, куплю маленькую джонку и сети или, может быть, рис, потому что джонку могут отнять, когда будем ловить рыбу в водах «Ниппон Юки».

— Да, джонку могут отнять, — сказала она, — а рис мы съедим быстро, и его тоже не будет.

Эти слова рассердили Пан Юр Ила.

— Может быть, ты хочешь подарить жемчужину невесте сына? — сказал он, посмотрев на нее с усмешкой.

— Нет, решай как хочешь, — поспешно ответила Хе Сун.

Но Пан Юр Ил видел, что у нее есть какие-то мысли, и, хотя он знал, что ничего разумного она не придумала, все же спросил:

— А как бы ты поступила с жемчужиной?

— Как знаешь, как знаешь, — снова заторопилась она. — Я только подумала об одном деле, но ты сам решай, ты сам лучше понимаешь, как поступить с этим жемчугом.

— О каком же деле ты подумала?

— Я подумала, что, если выучить Пан Чака разбирать иероглифы, он, может быть, стал бы писцом.

Пан Юр Ил рассмеялся. Эти слова показались ему смешными. И в течение всего дня он несколько раз вспоминал о них и улыбался. Где это видано, чтобы сын рыбака учился разбирать иероглифы?

В конце концов Пан Юр Ил стал злиться, потому что все же эти глупые слова засели у него в голове и мешали думать о том, куда в самом деле истратить деньги, которые он выручит за жемчуг.