Сен Дину, как и другим корейцам, выдали обмундирование. Белье ему досталось не очень хорошее, зато штаны и верхняя рубаха оказались чисто вымытыми, почти без заплат и пятен. Ботинки были добротно отремонтированные, прочные, хоть по воде ходи.

После завтрака новичков стали обучать военному делу. Первое занятие провел капитан, уже не молодой человек, приземистый, коренастый, с тщательно выбритой головой. Вернее, только часть ее была брита, а на остальной части волосы не росли совсем. Но он не походил и на облысевшего человека. Голова напоминала раскрашенный глобус. Местами шли сизые полосы, какими на географических картах показывают горы, ближе к макушке — неопределенной формы ярко-малиновое пятно, рядом — коричневое, все в глубоких рубцах.

Смотреть на голову капитана было неловко, но Сен Дин не мог оторвать от нее взгляд. Этот человек внушал страх. Было видно, что он испытал в жизни тяжелые муки и сумеет выдержать пытки.

Сен Дин смотрел на японца, и у него рождались всякие мысли. Казалось, самурай ждет случая, чтобы отомстить за свою изуродованную голову. Он будто выбирал для себя жертву. Он не сказал еще ни одного слова, а только медленно и спокойно ходил по комнате, внимательно осматривая каждого, но Сен Дину казалось, что этот человек вот так же медленно и спокойно может выколоть глаза или отрезать уши.

Капитан ходил по комнате, и было неприятно, что он молчит. Когда корейцев собрали в этой комнате под землей, они чувствовали себя хорошо. Теперь все сидели настороженно, напряженно, и это напряжение увеличивалось.

Наконец японец заговорил. Он расспрашивал, кто откуда прибыл, чем занимался, кто родители. Он говорил вежливо, улыбаясь, одобрительно покачивая головой в ответ на слова корейцев. Когда очередь дошла до Сен Дина, ему стало не по себе. Японец внимательно смотрел на него, и это был взгляд мягкий, вкрадчивый, но Сен Дину казалось, что самурай вовсе не слушает, а высматривает те жилки на шее, которые надо будет прижать, и те суставы, которые легче выламывать. Потом самурай перестал улыбаться, хотя продолжал задавать вопросы и внимательно осматривать Сен Дина. Можно было подумать, будто он оглядывает одежду корейца. Но Сен Дин видел в этом человеке палача, который считает свое дело обычной работой и сейчас по-деловому готовится к ней, прикидывает, как ему удобнее встать, как взять, с чего начать.

Сен Дин гнал от себя глупые мысли. Он лепетал что-то бессвязное, не мог ответить на простые вопросы, сбивался. Наконец, словно убедившись, что воля этого корейца сломлена, самурай перешел к другому. Опросив всех, капитан заговорил сам.

— Почти сорок лет назад, — сказал он, — мы поставили на колени многочисленную отборную русскую армию. Под ударами самураев пал их неприступный бастион Порт-Артур. Лучшие части, сражавшиеся с русскими, составили в дальнейшем ядро Квантунской армии, которой скоро предстоит сокрушить Россию. Вам оказана высокая честь строить для этой армии различные сооружения и выполнять подсобные работы.

Капитан снова заговорил о величии Квантунской армии, и Сен Дин все больше проникался благоговением перед ней, гордясь доверием, которое ему оказано.

Закончив свою речь, капитан принял от корейцев клятву на вечную и верную преданность японскому императору и японскому оружию. Из клятвы Сен Дин понял: мысли о нарушении ее повлекут за собой кару, жестокую и беспощадную. Глядя на капитана, повторяя за ним страшные слова клятвы, Сен Дин понимал, что так это и будет, и твердо решил даже под страхом смерти не задерживать в голове такие мысли, если они появятся.

В заключение капитан сказал, что на первых порах корейцам оружия не выдадут. И без того у них будет много дел.

Сен Дина радовала и эта забота о корейцах, и это огромное доверие, и в особенности то, что оно не распространяется так далеко, чтобы его добровольно зачислили в боевое подразделение. А строить или выполнять подсобные работы, когда тебя кормят, обувают и одевают, и ни о чем не надо заботиться, — в самом деле большая честь.

После окончания первого занятия корейцев повели к месту их будущей службы. Вслед за проводником они долго спускались по узкой заросшей лощине, потом свернули в сторону и оказались перед входом в пещеру. Пройдя темный короткий туннель, проводник открыл едва заметную дверь и, крикнув: «Быстрее!», пропустил вперед корейцев. Сен Дин переступил порог и, пораженный, замер. Он стоял в широком и бесконечном, как улица, туннеле, ярко освещенном электрическими фонарями.

— Пошли, пошли, — услышал он команду японца и двинулся за ним.

Навстречу то и дело попадались солдаты или офицеры. Одни торопились, другие шли медленно, точно на прогулке. Люди выходили из маленьких дверей и исчезали за такими же дверями, расположенными по обе стороны туннеля. Иногда Сен Дину удавалось заглянуть внутрь, и он видел красивые комнаты без окон, но ярко освещенные, с картами и даже картинами на стенах. В каждой комнате было по одному или нескольку столов, за которыми сидели военные.

В одно из помещений ввели и корейцев. Оно было похоже на пещеру, освещенную электрической лампочкой. На земле, справа и слева от входа, лежали маты.

— Здесь вы будете жить, — сказал японец. — Без меня никуда не отлучайтесь. Я вернусь через полчаса.

Вернулся он раньше. Сен Дин успел лишь осмотреться и занять место, как с возгласом «Бегом за мной!» влетел японец.

Бежали минут десять. Сначала по уже знакомому туннелю, потом свернули в узкое и полутемное ответвление, идущее круто вверх. Совершенно неожиданно блеснул солнечный свет. Группа оказалась на обрывистом склоне густо заросшей лощины, упиравшейся в огромную скалистую гору. Это была та же самая гора, из пасти которой они только что вышли.

Никто не заметил, что находится внизу. Это стало ясно, когда, раздвигая кустарники, спустились по крутому склону и японец объяснил задачу. Оказывается, лощина не обрывалась у горы, а втягивалась в нее, переходя в туннель, откуда поблескивали стальные нити рельсов. Они шли по дну лощины, прикрытые двумя бесконечными лентами серой марли в пятнах такого же цвета, как окружающие кустарники и деревья.

Здесь, у входа в туннель, группа остановилась. Японец коротко и толково рассказал, что и как придется делать. Спустя несколько минут раздались два резких звонка. По сигналу своего начальника корейцы начали быстро сбрасывать с рельсов марлю. Далеко впереди появившиеся откуда-то вооруженные японские солдаты делали то же самое. Потом из-за поворота вынырнул паровоз. Он тащил за собой десятка три вагонов. Перед входом в туннель поезд замедлил ход, и корейцы по команде вскочили на тормозные площадки. С последнего вагона, на котором ехал Сен Дин, ему было видно, как солдаты снова прикрывали рельсы марлей.

Пройдя несколько километров в полной темноте, поезд остановился у ярко освещенных подземных складов.

Сен Дину часто приходилось бывать на товарных станциях, он видел много складских помещений, хранилищ, пакгаузов, но такие огромные, как здесь, встретил впервые.

В вагонах оказались мешки с рисом. Разгружали их быстро, бегом, под нетерпеливые окрики японского офицера.

За свою жизнь Сен Дин натаскался немало мешков. К работе его руки и спина были привычны. Он знал, как лучше ухватиться за мешок и удобнее взвалить на плечи, как сбросить куль, чтобы он лег в точно назначенное место.

Казалось, чего проще — таскать мешки. Но и это, выходит, надо делать с умом. Огромный детина, здоровяк, работавший рядом с Сен Дином, уже через полчаса дышал тяжело. У Сен Дина все движения были точно отработаны, и он мог без устали таскать груз на своих не очень могучих плечах долгими часами. Он оказался в выгодном положении и обратил на себя внимание начальства.

Так начался первый день жизни Сен Дина в Квантунской армии. Его похвалили и оставили работать на рисовом складе. Это было скрытое в скалистой горе помещение, похожее на ангар. Высокие железобетонные колонны упирались в такие же фермы, густо переплетенные под потолком. Квадратные горы мешков заполняли все пространство между колоннами.