— Эта деревенщина уронит ваши вещи, — услышал Сен Дин слова, обращенные к старику. — Отец моего отца, я донесу вам очень аккуратно, куда надо доставить?

— Он врет! — закричал Сен Дин, бросившись к старику. — Отец моего отца, ведь я первый подошел.

Но тот только махнул рукой и пошел, а за ним двинулся носильщик, оборачиваясь и грозя кулаком.

Сен Дин растерянно смотрел им вслед, пока они не пересекли трамвайную линию и не скрылись в людском потоке. Он готов был заплакать от досады. К тому же невыносимо сосало под ложечкой: второй день в Пхеньяне, а еще ни разу не ел. Но ничего, он дождется следующего поезда.

Долгое время Сен Дин бесцельно слонялся по площади. Ни одного носильщика поблизости, — значит, можно твердо рассчитывать на заработок.

Заняв место у главного входа, он решил терпеливо ждать. Но вот наконец поезд прибыл, стали выходить пассажиры, и тут он увидел себя окруженным толпой носильщиков, неизвестно откуда набежавших. Кто-то толкнул его, кто-то оттеснил плечом, и он оказался в самом хвосте. Так и простоял позади всех, пока не ушел последний пассажир.

Ни на что больше не надеясь, Сен Дин поплелся через площадь на центральную улицу. Шел мимо мастерских и магазинов, где вчера искал работу, понимая, что заходить туда бесполезно. Дойдя до перекрестка, Сен Дин свернул в сторону и оказался в людном переулке.

Вдоль тротуара тянулся длинный ряд лотков со сладостями и земляными орехами. По другую сторону стояли торговцы, у которых вместо лотков были печи и жаровни. Каждый громко расхваливал свой товар.

Сен Дин шел, стараясь смотреть прямо перед собой, чтобы не видеть всех этих вкусно пахнущих лакомств. Он миновал три железные бочки, где на пару варился сладкий картофель и незаметно для самого себя остановился возле торговки пирогами. Время от времени она закладывала в маленькую жестяную печь круглые шары из теста, а те, что были уже готовы, доставала лопаткой с углублением посредине. Готовые пирожки тоже походили на шары из сырого теста, потому что в печи они не пеклись, а обжигались паром.

Чтобы люди, стоявшие возле торговки, не заслоняли товар и чтобы он издали был виден каждому, кто входил в переулок, женщина ловко подбрасывала вверх свои шары, и они мелькали в воздухе, будто ими орудовал фокусник. Вдобавок она громко расхваливала свои изделия. Ее соседи делали то же самое, стараясь перекричать друг друга, и над лотками стоял неумолчный гул.

Сен Дин решил поскорее миновать этот ряд и все время пытался ускорить шаг, но то и дело обнаруживал, что почти не двигается с места. Особенно долго он простоял возле черного, хорошо промасленного противня, лежавшего на двух кирпичах. Между ними тлели древесные угли, и мальчишка следил, чтобы огонь не угасал ни на минуту. Толстый торговец в засаленном халате натирал маслом полированную поверхность противня и поливал его жидким тестом с маленькими кусочками мяса, мелко нарезанной зеленью и красным перцем. Когда тесто поджаривалось, он тут же разрезал его на красивые квадратики тонким длинным ножом и ловко бросал их в кастрюлю, снимая с нее ватную нашлепку. Сен Дин долго не мог оторвать глаз от противня.

Наконец он выбрался из торгового ряда и вышел в тихий асфальтированный переулок.

Как же прожить человеку без пищи? В деревне он хоть корней поел бы, а здесь что? Пусть кто-нибудь даст ему поесть!

Он не может так больше! Надо хоть один раз досыта наесться, а потом он придумает, как жить дальше.

Сен Дин так глубоко задумался, что чуть не попал под грузовик, круто свернувший во двор.

— Эй ты, деревенщина, затвори рот! — смеялся шофер, выглядывая из кабины.

И откуда они все знают, что он из деревни?..

От нечего делать Сен Дин заглянул во двор, где остановилась машина. В этот момент шофер выскочил из кабины и начал опускать борт. Заметив Сен Дина, крикнул:

— Ну, деревня, иди сюда, помоги разгрузить уголь, заработаешь на навоз!

Сен Дин испуганно оглянулся. Может быть, это не его зовут? Выскочит сейчас кто-нибудь из переулка и перехватит работу, которую он нашел.

Шофер дал Сен Дину лопату, показал, куда бросать уголь, и обещал поговорить с хозяином, чтобы тот не жадничал и заплатил за работу сколько положено.

Сен Дин быстро разгрузил машину, и, когда уже подметал кузов, шофер позвал его.

— Хозяин велел тебе перетаскать уголь в котельную, — сказал он. — А пока вот возьми поешь. — И он сунул в руки Сен Дина две сушеные каракатицы.

Сен Дин так растерялся и обрадовался, что не смог сразу произнести слова благодарности. Машина уже тронулась со двора, а он все еще стоял, прижав к груди каракатиц, и кланялся, пока грузовик не скрылся из виду. Тогда Сен Дин по-хозяйски закрыл ворота и, отойдя в угол двора, усевшись на корточки, начал есть. Он не набросился на еду, словно дикий зверь, а ел медленно, откусывая маленькие кусочки, следя, чтобы ни одна крошка не упала на землю.

Он ел и не обращал внимания на людей, ходивших по двору, и не слышал их разговора, и ни о чем не думал. Он ел, хорошо пережевывая, тягучую, как резина, каракатицу, и лицо у него было серьезным и сосредоточенным. Когда последний кусок был съеден, Сен Дин вытер рот и пошел в кочегарку. Здесь ему дали круглую корзину с двумя ручками, и он опять трудился, пока не перетаскал весь уголь.

Чисто подметя то место, где оставался черный след, Сен Дин отнес в кочегарку корзину и лопату и спросил, где искать хозяина.

— В бане, где же ему еще быть? — ответил кочегар.

— Где? — не понял Сен Дин.

— Наверху, в бане, продает билеты.

Сен Дин отправился к владельцу бани. Тот дал ему четыре монеты по десять чжен и велел скорей уходить, чтобы клиенты не подумали, будто он всю грязь и угольную пыль, осевшую на нем, понесет в баню.

Сен Дин крепко сжал в ладони деньги. Он не знал, сколько ему положено за труд, не знал, много ему заплатили или мало, но понимал, что в руке у него не какая-нибудь медная монета, а целых четыре никелевых. Это были его первые заработанные деньги, и, должно быть, деньги немалые. Он стоял и кланялся хозяину.

Потом вернулся к истопнику, и тот дал ему воды умыться. Истопник оказался хорошим парнем. Он сходил к хозяину и объяснил ему, что рабочий, который сгружал уголь, чисто вымылся и что теперь его можно бы пустить в баню. Хозяин тоже, наверно, был добрый человек и согласился на это.

Сен Дин не собирался идти в баню. Но раз это бесплатно, можно и помыться. В первом помещении вдоль стен стояли длинные деревянные скамьи, а над ними шкафчики для одежды. Сен Дин выбрал себе место, снял рубаху, завернул в рукав драгоценные монеты и аккуратно положил одежду на дно шкафчика. Раздевшись, вошел в следующее помещение.

В центре огромной комнаты находился бассейн с кипятком, а по бокам — две каменные четырехугольные ванны с холодной водой. Пар из бассейна поднимался вверх к застекленному потолку.

— Здесь никто больше не сидит? — робко обратился Сен Дин к старику, занявшему почти всю лавку.

— На тебе столько угля, что его хватило бы печь растопить. Ты бы лучше в речке помылся, — недовольно проворчал тот, но подвинулся.

Сен Дин поднял с пола черпак и осторожно, чтобы никого не задеть, пошел к бассейну за водой. Люди намыливали свои полотенца и докрасна натирали тело.

Сен Дин мылся долго, потому что у него не было ни мыла, ни полотенца. Но когда он вышел из бани, то почувствовал себя совсем другим человеком. С уверенным видом горожанина, у которого водятся деньги, направился на угол к уличному торговцу, продававшему фруктовую воду. Многие выходившие из бани останавливались у его лотка. Сен Дину очень хотелось пить, но, подойдя почти вплотную к торговцу, он заколебался. Если бы здесь продавался кипяток, он выпил бы чашечку-другую. Нет, он не может позволить себе швыряться деньгами! Сначала надо поесть, а после еды ведь все равно захочется пить.

Сен Дин шел по переулку, и теперь у него имелась определенная цель: он будет обедать.

Возле ближайшей харчевни остановился и заглянул внутрь. Да, это ему подходит. Он снял свои соломенные сандалии и переступил порог. Узкая полутемная комната заканчивалась буфетной стойкой, за которой стоял хозяин. Расположившись на циновках вдоль длинной лавки, служившей столом, молча ели несколько человек.