Люди часто ставят их где попало. Например, в туалете висит объявление, и там слова «сотрудники обязаны мыть руки» тоже взяты в кавычки, будто это цитата из высказываний какого-нибудь помешанного на чистоте менеджера. Но брать в кавычки имя? За этим явно что-то кроется.

В прошлый раз в ящике лежал обычный белый конверт, а в нем — сложенный линованный листок, на котором было написано: «Ага!» И все.

Теперь вот это. Клэр, держа конверт кончиками пальцев, осторожно переворачивает его, чтобы проверить, нет ли на обратной стороне адреса. Внутри явно лежит что-то твердое.

Она стоит перед стеной, составленной из почтовых ящиков, на каждом — номер и крошечное окошечко. Латунные ручки и кодовые замки отполированы до блеска бесчисленными прикосновениями. Обычно здесь толчется куча народу, представители студенческих организаций собирают подписи и выискивают добровольцев. Но сейчас уже поздно, и в почтовом отделении пусто и темно. Если пройти под мраморными арками, дальше по коридору будет кофейня. Она работает допоздна, и оттуда доносятся приглушенные голоса и музыка.

Открыть конверт прямо сейчас? Нет, Клэр как-то не по себе. Она запихивает странное послание в рюкзак, где уже лежат ноутбук и блокнот. Каблуки черных ковбойских сапог громко стучат по плитке. Эти «стетсоны» Мириам подарила племяннице перед отъездом в Монтану. Девушка идет к стеклянным дверям, и от поднятого ею легкого ветерка чуть трепещут многочисленные объявления на стенах: афиши концертов и представлений комиков, листовки групп поддержки ликанов, плакаты с кандидатами в студенческий совет. Входная дверь уже наполовину закрыта решеткой, и Клэр торопливо выходит на улицу.

Холодно. Вокруг фонарей кружат тучи мошкары, так что конусы света словно подернуты дымкой. Клэр плотно застегивает флисовый худи. Перед центральным зданием стоит фонтан с изображением четырех волков, из их пастей в подсвеченный зеленым прожектором пруд стекают водяные струи. Здание со всех сторон освещено. На первой экскурсии им рассказали, что его построили в 1875 году, оно стояло здесь с самого основания колледжа. Именно этот вид украшает главную страницу веб-сайта и обложки рекламных брошюр: фонтан, колонны, высокие окна, классические треугольные фронтоны. Остальной кампус разительно от всего этого отличается: квадратные безликие строения, наследие никсоновской эры; стены из шлакоблоков; окна, которые невозможно открыть. При строительстве учитывались возможные беспорядки и волнения.

Клэр шагает к своему общежитию по бетонной дорожке, внимательно вглядываясь в заросли. Рука в кармане сжимает нож. Между кустами и соснами залегли черные тени. Неподалеку светится синим телефон службы безопасности. Такие в кампусе на каждом шагу. Достаточно подбежать и нажать красную кнопку — на помощь тут же примчится кто-нибудь из охранников. Они вооружены сетями, электрошокерами, шприцами с успокоительным и пистолетами. Но Клэр совсем не чувствует себя в безопасности. Наоборот. Каждую неделю в колледж подбрасывают дохлых собак. На стенах красуются намалеванные краской из баллончика пентаграммы, а на деревьях, словно новогодняя мишура, развешаны строгие ошейники. Говорят, так было всегда. Но после тех нападений на самолеты и взрыва на площади в Портленде стало гораздо хуже. Озлобленность против ликанов достигла наивысшей точки, колледж оказался под прицелом. Недавно, например, в новостях крутили сюжет, в котором журналист интересовался: не превратился ли кампус в лагерь для подготовки террористов?

Забавно, ведь когда она сюда поступала, Мириам сказала: «Здесь ты будешь в безопасности». Именно поэтому они и выбрали колледж Уильяма Арчера. Новое имя, новая жизнь, вокруг все свои. Мириам чувствовала себя в долгу перед братом. Нашлось немало сочувствующих, благодаря их помощи и удалось открыть на имя Клэр банковский счет, раздобыть деньги и необходимые документы: всякие выписки, водительские права, свидетельство о рождении и удостоверение ликана. «На самолет тебя, конечно, со всем этим не пустят, зато в колледж Уильяма Арчера — вполне». Мириам помогла племяннице перекрасить волосы в каштановый цвет, купила ей модные очки в черной оправе. Клэр, вернее Хоуп, нужно на несколько лет залечь на дно, не высовываться и думать только об учебе. «А того мальчишку забудь». Мириам почти никогда не называла его по имени. Для нее он был не Патрик, а «тот мальчишка». И тот мальчишка их предал. После исчезновения отца пошел и завербовался в армию. Мириам его за это ненавидит, Клэр тоже хотела бы, но ей не хватает пороху.

Тетя пообещала оставаться на связи. Сказала, мол, у нее есть кое-какие дела. Клэр спросила, не связаны ли эти дела с поимкой Джереми (его схватили после взрыва на площади), но Мириам ничего не ответила. От нее не было никаких новостей с самого августа, когда они обнялись на прощание на железнодорожном вокзале в Портленде.

— Надеюсь, мы расстаемся ненадолго, — сказала тогда Клэр.

Теперь уже октябрь. Скоро ударят морозы, трава пожухнет, а мошкара исчезнет, все покроется снегом. Колледж располагается неподалеку от Миссулы, в самом центре долины, в предгорьях Скалистых гор. Из-за местоположения, да еще из-за одинаковых квадратных зданий он действительно похож на военный лагерь.

В небе сияет половинка луны. Среди россыпи звезд мигает огонек самолета, и мысли Клэр уносятся в далекие края, к Патрику, черт бы его побрал. Время от времени они обмениваются письмами по электронной почте. Иногда девушка вбивает в поисковую систему его имя и номер батальона, проверяет списки погибших, но это только когда уж совсем нет мочи терпеть. Дыхание вырывается изо рта призрачным облачком пара. Она живет в одном из пяти общежитий, выстроившихся в форме пятиугольника вокруг уставленного скамейками открытого дворика.

Очки немедленно запотевают изнутри. Клэр не протирает их, а просто-напросто поднимает на лоб. Стекла простые, без диоптрий, у нее же все в порядке со зрением. Но лишняя предосторожность не помешает, иначе рано или поздно жди неприятностей. Клэр поднимается по лестнице и, внимательно изучив пустой коридор, вставляет ключ в замочную скважину. Свет горит, но в комнате никого. Ее соседка, Андреа, где-то гуляет. Наверное, пьет с друзьями наверху. А ведь сегодня даже не выходной. Клэр испытывает облегчение, но в то же время внутри у нее разверзается зияющая пустота. Девушка закрывает дверь, стряхивает на пол рюкзак и чувствует себя беззащитным крабом, с которого сняли панцирь.

На стене белеет полоска лунного света. Прищурившись, Клэр опускает жалюзи.

Стена над ее кроватью совершенно пуста: только дырочки от гвоздей и липкие пятна от скотча — там, где висели постеры предыдущих жильцов. Книги на полке выстроились в алфавитном порядке. Одежда аккуратно разложена по ящикам комода, все носки строго по цветам: белые, коричневые, серые и черные. Раньше такого за ней не водилось, но после всего происшедшего Клэр решила: раз уж вся жизнь превратилась в полнейший бардак, пусть хоть ее собственные вещи будут в полном порядке. Да, это всего лишь глупая попытка обрести хоть какое-то равновесие. Ну и наплевать, зато ей чуть легче.

И именно поэтому Клэр с трудом терпит соседку. На полу комнаты кто-то словно бы провел невидимую линию: чистая половина Клэр и другая, заваленная пакетами из-под чипсов, кружевным бельем, тренировочными штанами, футболками и смятыми банками из-под вишневого пепси. За те два месяца, что они живут вместе, Андреа даже ни разу не заправила постель. Стена над ее кроватью увешана вырезками из «Ю-эс уикли» и фотографиями друзей: сплошные пляжи, костры, вечеринки, оскаленные в улыбках зубы, губы бантиком, все обнимаются и размахивают бутылками с пивом. Глядя на это, Клэр еще острее чувствует свое одиночество.

У нее нет фотографий, нет прошлого. Разумеется, она вспоминает родителей. Однако понимает: жалеть себя ни в коем случае нельзя.

Клэр выуживает из рюкзака конверт, вскрывает его и нащупывает внутри DVD-диск. Пластмассовая коробочка блестит в свете лампы.