“Что это у тебя на пальцах?”

Позже я слышал, что некоторым казалось, что это круто. Был один преподаватель гитары в Нью-Йорке, который показывал людям, как играть мои вещи, так у него была пара напальчников. У него с пальцами было все в порядке, но он был уверен, что это помогает при игре.

Мое возвращение к игре в группе состоялось, когда я встретил Билла Уорда (Bill Ward). Он играл тогда в The Rest и все они пришли в наш магазинчик. Они пытались уговорить меня присоединиться к ним, пока я обслуживал людей. Я ответил: “Да, попробуем.”

Они звучали по-настоящему профессионально, так как у них было два усилителя Vox AC 30. У меня тоже был AC 30, так что, когда я посмотрел на это, три AC 30, Фендера - черт возьми, это должна быть офигенная команда!

Это было где-то в 1966-м году или в 1967-м. Билл Уорд играл на барабанах, Вик Редфорд (Vic Redford) - на гитаре и Майкл Паунтни (Michael Pountney) - на басу. Вокалист Крис Смит (Chris Smith) пришел позже, так как в начале пел Билл, и у него это неплохо получалось.

У нас тогда вообще не было денег. Билл рыскал по округе, выискивая детали барабанной установки, сломанные барабанщиками других групп. Он не мог купить себе что-то новое, так что играл обломками палочек. У Вика Редфорда тоже был отрезан палец. Мне кажется, его средний палец застрял в проеме двери, и ему оторвало часть. То, что у него тоже не было пальца, стало для меня большой поддержкой, до этого я еще не встречал никого с такой же проблемой. Я думал, черт побери, оба попали в одну и ту же группу! Он даже попытался использовать мои напальчники, но это то, к чему надо реально приспособиться. Это просто другой мир, абсолютно другая манера игры, ты должен просто поменять все правила. И я это сделал.

Я не соблюдал никаких правил. Я создал новые, собственные.

Мы играли много каверов: немного The Shadows, немного The Beatles, может Stones еще, все, что более менее подходило под музыку из Топ 20. The Rest набирали популярность, мы начали делать себе имя, пока только в местном масштабе. Мы выступали в Мидланд Ред Клаб (Midland Red Club), находившемся на автобусной станции Мидланд Ред (Midland Red Bus Depot). Это был общественный клуб, куда ходил работавший там народ. Там каждую неделю играла какая-нибудь группа. Мы играли раз в две недели, а Джон Бонэм (John Bonham) обычно играл в другой команде, которая там выступала. Выступление его длилось примерно пять минут, потому что он играл слишком громко, и они его выгоняли. Потом он появлялся со следующей группой и все продолжалось до тех пор, пока они не избавлялись от него по той же причине. У него был чехол для барабана с названиями всех этих групп, в которых он играл, исписанный вдоль и поперёк. Названия всё уменьшались и уменьшались, так, чтобы уместиться. Все это было еще до появления систем озвучки залов, когда звук барабанов стали усиливать. Но он дубасил по пластикам настолько сильно, провалиться мне на этом месте, этого невозможно представить. Он был чертовски громким!

The Rockin’ Chevrolets уже давно развалились, а я все еще был с сестрой Алана Меридита, Маргарет. Глядя в прошлое, я был очень ревнивым и чересчур опекал Маргарет. Как-то вечером я был на сцене с The Rest и увидел, как к ней кто-то пристает. Я положил свою гитару, спрыгнул со сцены, пробрался туда, вырубил этого чувака, вернулся на сцену и продолжил играть.

Фигня, которую ты совершаешь...

Как-то мы шли по Астону. Я зашел в туалет, а она ждала меня снаружи. Когда я вышел, ее уже донимала кучка парней. У меня глаза кровью налились. Я пошел прямо на того, который стоял к ней ближе всего, сграбастал его, и бам! К счастью, остальные отступились. Я часто так делал в те дни. Постоянно дрался где-нибудь. Теперь я успокоился. Наконец-то.

Отношения с Маргарет пережили даже The Rest. Все накрылось, когда басист женился и решил уйти. The Rest были просто скромной группкой, которая делала все правильно для того, чтоб играть по пабам. Мы не понимали, но это была та закваска, из которой выросли Mythology...

Позже, в ранние дни Sabbath, я сошёлся с младшей сестрой Маргарет, Линдой (Linda). Было достаточно странно появляться у того же самого дома, чтобы заехать за кем-то другим. Вот он я, сижу в своей машине в ожидании Линды, а какой-то другой парень тормозит свою машину, чтобы забрать Маргарет.

С Линдой мы порвали, когда я вернулся из первого тура по Европе. Я пришел и сказал ей, что хочу расстаться, так как Европа открыла мне глаза на совершенно другую жизнь, какую я никогда не видел раньше, живя в Бирмингеме.

Предполагалось, что по окончании школы я вольюсь в ряды рабочего класса. Первую работу я получил через отцовского приятеля, у которого была водопроводческая фирма. Все происходило на стройплощадке, и особенно долго я там не задержался. Я не мог этим заниматься, потому что не люблю высоту.

Моим следующим крупным карьерным шагом стало место чернорабочего, мы делали эти кольца с винтами, ты оборачиваешь ими резиновые трубы и сжимаешь, стягивая их. Работа была сдельная, так что ты имел столько, сколько сделал, но при этом изрезывал себе руки об эти штуки в процессе изготовления. Я подумал: и с этим мне еще играть! Так что и оттуда я вскорости ушел.

Затем я трудился в большом музыкальном магазине “У Ярдли” (“Yardley’s”) в центре города. Все музыканты встречались там друг с другом, а люди, которые их обслуживали, играли, чтобы показать, как всё работает. Я прикинул, что буду делать: “Вот так подключается эта гитара, а вот так она звучит.”

Но вместо этого меня заставили выгребать весь товар из витрин, вычищать все барабанные установки, устанавливать их опять, протирать гитары, ставить их обратно, и я сказал себе: погоди-ка, когда же мне удастся присесть и поиграть? А потом было ограбление, и меня заподозрили в причастности, так как я там был новеньким. Они меня допросили и смотрели косо до тех пор, пока не разобрались, кто это сделал на самом деле. Мне не понравилось, как со мной обращались, я там был за прислугу, к тому же меня покоробило то, что произошло. В общем я свалил и нашел себе другую работу.

Мои уходы из всех этих мест не вызывали одобрения у предков. Они оба донимали меня: “Когда ты уже найдешь себе нормальную работу вместо того, чтобы бринькать на своих гитарах?”

После “Ярдли” получил работу сварщика, стоившую мне пальцев. А после того, как рука зажила, я устроился в “Печатающие машинки B&D” (“B&D Typewriters”). Там меня научили водить и дали мне вэн. Я должен был носить костюм, ездить по офисам и обслуживать пишущие машинки там же, на местах. После починки повсюду валялись винтики: где винтики под это дело? и где эта штука? о, нет, малюсенькие винтики отсюда и отсюда, о, боже мой!

Но мне это действительно нравилось, потому что таким способом я встречал кучу девушек. Пока я занимался ремонтом их машинок, они не могли работать и просто сидели и болтали, так что у меня не было другого выхода, как участвовать в беседах. На самом деле это играло со мною злую шутку, так как девчонки звонили в наш офис и заявляли, что их машинка снова сломалась. Начальник тогда мне выговаривал: “Ты был там всего пару дней назад. Я думал, ты починил эту машинку!”

“Я и починил!”

“Да? А они требуют, чтобы ты пришел снова, потому что там что-то в ней не работает, так что отправляйся.”