Оззи к тому времени выехал из дома, но Дон Арден всё старался вернуть его в команду. Дон наконец-то заполучил группу, которую давно хотел... и мы распались! Он не мог этого принять, ему был необходим оригинальный состав, поэтому он настаивал: “Ни за что не срастётся с Ронни.”

Я отвечал: “Так уже срослось! У нас есть хороший материал и мы на ходу. А Оззи сейчас не в состоянии этим заниматься, ему абсолютно не до этого.”

Он не сдавался: “Дайте ему шанс.”

Мы прожили десять месяцев в этом доме и ничего не получалось с Оззи, так откуда оно внезапно возьмёт и получится за пару недель? И мы не забыли, что Оззи уже уходил однажды, перед “Never Say Die!”. Это вылилось нам в копеечку, мы больше не могли ничего сочинять, все впали в депрессию и раздражение от всего этого, так что мы представить не могли, как нам продолжать дальше с Оззи. Дон не мог угомониться: “Мы должны вернуть Оззи, мы должны вернуть Оззи!”

Мы ему: “Дон, он выпал из темы. Ничего не получится.”

На что Дон, конечно, находил ответ: “Вы не можете взять певцом в Black Sabbath карлика!”

И такое было. Но нам было необходимо подвести черту. Мы собирались поставить на Ронни.

А потом уехал Гизер. У него были проблемы с браком, так что ему пришлось отправляться домой и разбираться со всем, на время он фактически покинул группу. Ронни немного играл на басу, так что неожиданно мы стали трио: Билл, Ронни и я. Мы придумали парочку вещей, именно тогда я привлёк Джеффа Николлса. Я сказал: “Просто временно возьмём кого-то, кто поможет нам тут обойтись.”

Первой вещью, которую мы сочинили вчетвером, была “Heaven And Hell”. Я играл тот рифф, а Ронни просто что-то напевал под него. Это было спонтанно. И мы сказали друг другу: “Чувак, да это клёво!”

Ронни всегда ездил на своём кадиллаке. Ему пришлось поднимать сиденье, машина была огромна. Там где мы жили, обитало множество змей. Мы прознали, что Ронни их боится, взяли мёртвую особь, зацепили леской её за голову, а конец привязали к ручке на дверце автомобиля. Я положил змею на пассажирское кресло, и когда Ронни открывал водительскую дверь, то потянул змею к себе. Это сработало: он чуть не обделался.

Вернулось мне за это сторицей, когда однажды я пошёл в туалет в своей спальне, включил свет, и, адский ад, там была змея. Тоже мёртвая. Я почти обкакался ещё до того, как добрался до горшка.

Мы постоянно разыгрывали друг друга. Шутки помогают людям лучше поладить. И ещё, я полагаю, это тест на то, как человек на них реагирует.

Дела шли распрекрасно, а Дон всё продолжал: “Ничего не получится. Если не вернёте Оззи, вам конец.”

Мы были все в работе в доме, когда неожиданно появились какие-то ребята и увезли мебель, которую для нас заказывала Шарон. Мы замечали, что вещи постепенно исчезают. И стращали друг друга: “Не пускай их внутрь. Отберут диван.”

Это было отвратительно, поэтому мы решили полностью разорвать наши отношения с Доном. Он так долго хотел стать нашим менеджером, и так недолго присматривал за нами. Тогда нас захотел подобрать Сэнди Перлмен (Sandy Pearlman), менеджер Blue Oyster Cult. Мы оставили его как запасной вариант, так как снова решили заниматься всем сами, совсем как во времена перед тем, как управление в свои руки взял Дон. У нас всё ещё работал Марк Фостер, помогавший нам с повседневными делами со времён “Sabbath Bloody Sabbath”. Он был вроде ассистента, путешествовал с нами, организовывал проживание в отелях, переезды и что бы там не потребовалось ещё.

У Марка были физические проблемы, в области паха, наподобие слоновой болезни. Самое нелепое в том, что он стоял с этой своей выпуклостью и вместо того, чтоб попытаться скрыть её, он выпячивал её на показ, и это было первое, что вы замечали, опуская взгляд.

Однажды, когда состав с Ронни уже распался, мне позвонили и сообщили, что Марк умер. Они не могли отыскать его семью и спросили: “Не хотите забрать себе его имущество?”

Я ответил: “Нет, мне ничего не надо.”

Мне было по-настоящему грустно. Марк был англичанином, но он должно быть женился на американке, так как мне кажется, что у него был сын где-то. Я им всё это рассказал, но я не знал, где он.

Как бы то ни было, Марк был жив-живёхонек в то время и помогал нам, мы решили, что у нас нет другого выхода, как съехать из дома. Благодаря Арденам помещения опустели, и аренда подошла к концу. Мы подумали: давайте-ка уедем из Лос-Анджелеса все вместе. Это было неподходящее для нас место тогда.

И мы двинули в Майами.

Мы осмотрели самолёт, летящий в Майами, и удивились: “Чего это на этом рейсе никого нет?”

Оказалось, что мы летели в зону урагана, и все покидали округу. Мы поняли, все сваливают, а мы туда летим!

Мы добрались до места, а там всё заколочено. Мы арендовали дом Барри Гибба (Barry Gibb), но первые три дня провели в отеле, так как находиться где-либо ещё было опасно. Они обшили досками всё здание полностью. В ожидании бури нужно было наполнить водой ванную и нельзя было покидать гостиницу. Они заготовили сандвичей, но, конечно же, в конце концов еды не хватило. В один из дней мы с Джеффом стояли у меня на балконе, как два идиота, и смотрели на раскачивающиеся деревья. Затем мы услышали: “Вы! Эй, вы! Вернитесь в номер! Убирайтесь с балкона!”

Это был полицейский.

“Идиоты, идите комнату!”

Стало жутковато. В какой-то момент нам сообщили: “Уже слишком поздно уезжать, вам придётся остаться. Находитесь под кровом!”

Мы ответили: “О, Боже. Ну началось.”

Через нас прошёл только внешний фронт урагана. Сносило деревянные столбы, мимо пролетали светофоры, деревья вырывало с корнями, но всей мощью не ударило. Даже так было достаточно стрёмно, чтобы мы в штаны поналожили.

Несколько месяцев мы провели в доме Барри Гибба. Он переехал в другое место. Мы поступили так же, как и в Лос-Анджелесе: забацали репетиционную студию, где установили всю аппаратуру. К нам подъехал Крейг Грубер (Craig Gruber), басист, в прошлом работавший с Rainbow, как и Ронни. Мы оставили Джеффа, так как хорошо с ним поладили, и подвязали его на клавишные. Это было внове для него, но его хватало на то, что нам было нужно: играть аккорды, иногда предлагать идеи по поводу того, что играть кроме аккордов.

Мы написали ещё материал, в этот раз без Гизера. Для меня и Билла это было непривычно, мы привыкли работать с ним. Все воспринималось, как временный выход, мы всё ещё надеялись на возвращение Гизера. Было нелегко, но мы справлялись. На самом деле процесс создания протекал довольно гладко, и вскоре мы наделали песен на целый альбом.

Билл в то время не по-детски бухал. С ним была его жена, и пила она также не слабо. Билл мог проснуться утром, ещё трезвым, взять из холодильника пиво, потом ещё пиво, и ещё. Я задавал вопрос: “Билл, сколько пива ты уже принял?”

“Ой, да только парочку накатил.”

Но к тому времени было уже около десяти. Это стало известным, как “он только парочку накатил”.

В течение дня он переходил от эдакой весёлой стадии к состоянию полного мрака, меняясь по мере того, как выпивал всё больше. К девяти или десяти вечера мы начинали его избегать, потому как он приходил в по-настоящему поганое состояние и становился агрессивным. Между тем с его игрой было все в порядке. Он пил с утра, но, если он выпивал всего несколько бутылок, то играл отлично. Это после, к вечеру, он переходил в другую стадию. И если мы решали взять выходной, адское пекло, он отрывался по полной.