Эл.Эй., кинозвёзды, солнечная погода - всё это произвело на нас впечатление. Закончилось всё презентабельными вечеринками, где мы нагляделись на кучу звёзд кино, вроде Тони Кёртиса (Tony Curtis) и Оливии Ньютон-Джон (Olivia Newton-John). Мы в любом случае под коксом были, впрочем, как и многие из них. Проплывавших мимо...

Думаю, это был самый конец третьего американского турне, когда мы впервые выступали в “Hollywood Bowl”. У меня не осталось кристально чистых воспоминаний по поводу этого шоу, так как в его завершении я свалился в изнеможении. Я упал в обморок из-за упадка сил. Помню только последнюю песню, и ууух, трах-бабах, всё. Доктор, осмотревший меня, сказал: “Садись на первый же самолёт до Англии, и прямиком домой, просто отдохни.”

Я был на грани нервного срыва, поэтому мне прописали валиум в больших дозах. Я целыми днями был словно грёбанный зомби. Мне действительно было необходимо просто отдохнуть. Всё это из-за нашего образа жизни, постоянно в турах, без сна. И из-за наркотиков, я так полагаю. Биллу диагностировали гепатит, и его положили в больницу. Он все время таскал с собой ржавый нож, и, когда как-то вскрывал им моллюсков, то порезал руку. Он говорит, что порезался или ножом, или о раковину. Будучи вегетарианцем, Гизер не мог достать и половины еды, которая ему была нужна, а комбинация этого обстоятельства с наркотой сделала его ужасно тощим. У него образовались камни в почках, и он тоже оказался в больнице. Мы все разваливались на части. Оззи, наверное, вёл самый нездоровый образ жизни из нас, но он единственный оставался на ногах.

Все мы очутились в нокдауне, а Оззи? Он был здоров, как бык.

1972 год мы начали с 19-дневного британского турне с командой Гленна Корника (Glenn Cornick) Wild Turkey. Они были у нас на разогреве, так как Патрик Михан объединился с Брайаном Лейном (Brian Lane), и они вместе управляли делами группы. Лейн был менеджером Yes, вот почему в следующем туре они оказались с нами в одной обойме; тридцать два шоу по Штатам и Канаде, начиная с марта, тур под названием “Iron Man”. Мы и Yes: это была очень странная комбинация. Они нас ненавидели, потому что, я уверен, по их мнению они были искусными музыкантами, а мы рабочим классом. Иногда они с нами разговаривали, а в другой раз могли пройти мимо, не замечая. Очень странные. Годы спустя мы наладили отношения, но лишь по прошествии долгого времени. А на сцене они были забавными. Если кто-то ошибался, то в ход шли шашки наголо. Мы думали, что это с ними? Музыка, кто-то слажал, и что? Хорошо, что они были не в нашей группе. Мы ошибались каждые две минуты. Но ситуация была такова, что это они были у нас в поддержке, выходили со всем своим виртуозным материалом, а потом мы начинали свои “буууу”, “кланк”, “ззззз”. Они небось задавались вопросом: “Блядь, и что мы тут забыли?”

Их клавишник, Рик Уэйкмен (Rick Wakeman), не особенно дружил с ними, так что он тусил с нами столько, сколько мог. Рик нам нравился, думаю, ему было бы интересно поиграть с нами, но он был не совсем тем, кто нам нужен, он был слишком хорош для того, чего мы хотели. Нам нужно было что-то примитивное, простое “ду-ду-ду”. Это совсем не было похоже на музыку Yes.

Во время предыдущего тура, как-то на одну ночь Элвис остановился в том же отеле, что и мы. Мы смогли увидеть, как он входит со всей своей охраной и поднимается на верхний этаж. Нас пригласили на выступление Элвиса. У меня была одна птичка в тот вечер, и я сказал: “Я не иду”.

Потом я сожалел, так как тогда не пошёл на его шоу, больше уже никогда и не довелось.

В этом турне мы летели из Лос-Анджелеса в Вегас и обратно на самолете, принадлежавшем Элвису. По-настоящему чудной: все сиденья были покрыты шкурами леопарда, очень шикарно. Стюардессы вышли с тарелками разноцветных сандвичей. Я воскликнул: “Чёрт меня подери. А это что?”

“Ну, это разноцветный хлеб.”

“Ааа!”

Должно быть это было что-то из того, что нравилось Элвису. Но самолёт был отличный. Мы им попользовались, но вели себя хорошо, оставили всё в целости и сохранности, конечно, были очень вежливыми. То есть я хочу сказать, он же был Элвиса!

Достаточно много времени ушло у нас на написание и отработку материала для альбома “Volume 4”. Не то, чтобы стало сложно придумывать песни, просто паб был всего в миле, поэтому мы начинали предлагать идеи, а в ответ было: “Ааа, ооо...”

А затем все уходили в паб пропустить по стаканчику.

Я говорил себе: я не пойду, я останусь, посижу и попробую придумать что-нибудь. Я играл немного, час, два часа, они возвращались, подмазываясь: “Ну как, у тебя получилось что-то?”

Круто, да? Я ощущал настоящее давление.

Когда нам предложили поехать и записаться в Штатах, идея пришлась всем по душе. Это был способ избежать английских налогов, да и расценки в студиях были лучше, дешевле, к тому же. Но что ещё более важно, мы думали, что это было бы классно, уехать куда-нибудь и попытаться найти другие вибрации. Мы отправились в Лос-Анджелес в мае 1972-го. Патрик Михан был знаком с Джоном Дюпоном (John Dupont) из “Dupont Company”, осветители, краски и всё такое. Большая - огромная - компания. Мы арендовали у него дом в Бел-Эйре (Bel-Air). Это было отличное местечко с чуть ли не бальным залом, выходящим на бассейн. С волшебным видом на Эл.Эй, с произведениями искусства. Жили мы все вместе, группа, Михан и две девушки-француженки, помогавшие по хозяйству и доставшиеся нам вместе с домом.

Вибрации в Америке были на славу. “Record Plant”, где мы записывались - это была не студия, а целая страна искусства, намного лучше того, к чему мы привыкли. Мы решили, что сами будем продюсировать “Volume 4”. Не потому, что мы были сыты Роджером Бейном или что-то такое, думаю, он был хорош. Но к тому времени мы столько проработали в студии, что чувствовали, что знаем, как самим всё делать. Я слышал, что Роджер исчез и с тех пор больше ни с кем не разговаривает. Я этого не пойму. Я бы хотел знать, из-за чего так вышло.

Патрик Михан тоже решил сделаться продюсером. Не знаю, с чего это. Но он там был, в контрольной комнате, полагаю, он думал, о, добавим-ка туда и моё имя. Раз или два, может, он произносил: “Что, если мы попробуем...?” и это было всё, весь его вклад в производство.

Самостоятельное продюсирование сводилось к тому, что каждый начинал: “Хочу, чтобы мой бас сделали громче”, или “Хочу это”, “Хочу то”, но это сработало хорошо. Только позже, начиная c “Sabbath Bloody Sabbath”, я начал совать свой нос глубже.

Запись заняла шесть недель, может даже два месяца. Во время этого процесса мы установили кое-какую аппаратуру в доме в Бел-Эйре, где и написали последние вещи. Там была другая атмосфера, у всех было яснее внимание, и стояла задача: “Мы должны это доделать.”

Мы всё ещё маялись дурью и по-дурацки прикалывались, но идеи и песни появлялись быстро. Может, этому способствовали также и горы кокаина. А этого добра у нас было вдоволь. Его привезли в запечатанной коробке размером со спикер-кабинет, набитой пакетами, покрытыми воском. Вы сдираете воск, а внутри чистый, фантастический порошок, целые горы его. Это было как у Тони Монтаны (Tony Montana) в фильме “Человек со шрамом” (“Scarface”). Вываливаешь кучу на стол, разрезаешь её, и нюхаешь немного, ну, вообще-то довольно много. Уорд брал дозу, потом и все остальные музыканты, много женщин и новых “друзей” появлялись в доме, и все делали по нырку.