В первые три часа полета смотровая комната закрыта для пассажиров. Образовалась длинная очередь ждущих, пока останется позади атмосфера и откроются двойные двери. Тут не только обычная публика, никогда не бывавшая раньше в космосе, но и более опытные путешественники.
Вид Земли из космоса никому не хотелось пропустить.
Смотровое помещение представляло собой пузырь в обшивке корабля, выполненный из прозрачнейшего, в два фута толщиной пластика. Подвижная крышка, защищающая пузырь от действия атмосферы и частиц пыли, скользнула назад. Свет погасили, и галерея заполнилась пассажирами. Их лица четко вырисовываются в сиянии Земли. Она висит снизу, гигантский сверкающий оранжево-сине-белый шар. Видимое полушарие залито солнечным светом, и континенты в разрывах облаков, оранжевые пустыни с тонкими полосками зелени, голубые моря резко выделяются на фоне черных пятен. А все черное небо усеяно звездами.
Все терпеливо ждут.
Полярная шапка, ослепительно белая, перемещается ближе к центру, по мере того, как корабль набирает скорость, поднимаясь к оси эклиптики. Медленно по шару двигается тень ночи, и вот на сцене появляется величественный евроафриканоазиатский материк.
Его мертвая поверхность таит свои ужасы под жемчужным ночным узором. Радиоактивная почва превратилась в море радужно-голубого блеска, разливаясь обширными полями на местах, где когда-то падали атомные бомбы за поколение до того, как была создана защита из силовых полей.
После создания этой защиты ядерное самоубийство стало уже невозможным.
Много часов зрители не отрывают взглядов от Земли, пока она наконец не превратится в яркую половину маленькой монеты на бесконечно черном фоне.
Среди зрителей был и Байрон Фаррил. Он сидел в переднем ряду, сжимая руками поручни. Взгляд его был печален и задумчив.
Не так он собирался покинуть Землю. Не таким способом, не на таком корабле, не в том направлении.
Загорелой рукой потер он щетину на подбородке, нехорошо, не успел утром побриться. Скоро он пойдет в свою каюту и исправит ошибку. Но пока уходить не хотелось. Тут люди. А в каюте он будет один.
Но поэтому ли он не хотел уходить?
Ему не нравилось новое чувство, которое он испытал, — чувство преследуемого, одинокого.
Дружба, которой он был окружен раньше, отхлынула от него в тот момент, когда он проснулся от телефонного звонка сутки назад.
Даже в общежитии он стал помехой.
Старый Эсбак набросился на него, когда он вернулся после разговора с Джонти. Эсбак был встревожен, голос его звучал резко.
— Мистер Фаррил, я искал вас. Какое неприятное происшествие! Я не понимаю, как это случилось. У вас есть какие-либо объяснения?
— Нет! — почти выкрикнул Байрон. — Когда я смогу войти в свою комнату и забрать свои вещи?
— Утром, я думаю. Мы только что доставили оборудование для проверки комнаты. И больше в ней нет радиоактивности, кроме обычного уровня. Для вас все кончилось очень хорошо. Должно быть, не хватило нескольких минут.
— Да, но если вы не возражаете, я хотел бы отдохнуть.
— Пожалуйста. До утра пользуйтесь моей комнатой, а потом мы переместим вас на оставшиеся несколько дней. Кстати, мистер Фаррил, еще одно… — он был чрезвычайно вежлив.
— Что еще? — устало спросил Байрон.
— Кто бы мог так подшутить над вами?
— Так подшутить? Конечно, никто.
— Каковы же тогда ваши планы? Администрация была бы, конечно, крайне огорчена, если бы этот инцидент был предан гласности.
Он называет случившееся «инцидентом». Байрон сухо сказал:
— Я понимаю вас. Не беспокойтесь, я не хочу, чтобы это дело расследовала полиция. Я скоро покидаю Землю, и пока мои планы не нарушены. Никого не собираюсь обвинять. В конце концов, я жив.
Эсбак явно испытывал облегчение. От Байрона больше ничего не хотели. Всем хотелось представить ночное происшествие как случайный инцидент, который должен быть забыт.
В семь утра он снова был в своей старой комнате. Все было тихо, не слышалось щелканья в шкафу. Бомбы здесь больше не было, не было и счетчика. Должно быть, Эсбак унес его и бросил в озеро. Бомбу должны были где-нибудь обезвредить, но это уже забота администрации.
Байрон сложил вещи в чемодан и попросил другую комнату. Он заметил, что свет снова горит, визиофон тоже, конечно, действует. О ночном происшествии напоминала только согнутая дверь с расплавленным замком.
Ему дали другую комнату. Здесь труднее будет подслушивать. По фону в вестибюле он вызвал воздушное такси. Он не думал, что кто-нибудь увидит его. Пусть гадают о его таинственном исчезновении, сколько хотят.
В космопорте он на мгновение увидел Джонти. Они встретились взглядами. Джонти ничего не сказал, не подал вида, что они знакомы, но когда они разошлись, в руке у Байрона оказался маленький черный шарик — личная капсула и билет до Родии.
Первым делом Байрон занялся капсулой. Она не была закрыта, позже он прочел в своей комнате послание. Простая инструкция с минимумом слов.
Некоторое время Байрон думал о Сандере Джонти, глядя, как уменьшается в смотровом иллюминаторе Земля. Он знал Джонти очень поверхностно, пока тот не ворвался в его жизнь, сначала спас его, а потом послал в неизвестное. Байрон знал его по имени, кивал, встречая где-нибудь, обменивался незначительными вежливыми словами и фразами, когда им случалось разговаривать. Но это все. Ему не нравился этот человек, не нравилась его холодность, его манерность и щегольство.
Но все это не имело отношения к случившемуся.
Байрон пригладил свои коротко подстриженные волосы и вздохнул. Теперь ему даже не хватало присутствия Джонти. Тот был по крайней мере хозяином событий. Он знал, что нужно делать, знал, что делать Байрону, и заставил его это делать.
И вот Байрон один теперь и чувствует себя очень юным, лишенным друзей, беспомощным и почти испуганным.
И все это время он упорно избегал мыслей об отце. Мысли не помогут.
— Мистер Мелейн.
Имя повторили два-три раза, затем Байрон вздрогнул от вежливого соприкосновения к плечу и поднял голову.
Робот-посланник повторил:
— Мистер Мелейн.
Несколько минут Байрон тупо смотрел на него, пока не вспомнил, что таково его новое имя. Оно было написано карандашом на билете, который дал ему Джонти. На это имя ему была оставлена каюта.
— Да? Я Мелейн.
Голос посланца слегка свистел, пока катушка пленки сматывалась, излагая послание.
— Я должен сообщить вам, что ваша каюта изменена и ваш багаж уже перемещен. Если хотите видеть эконома, он даст вам ключ. Мы надеемся, что вам там будет удобно.
— Что?
Байрон повернулся в кресле, и несколько его соседей, следивших за Землей, оглянулись на него.
— Почему это?
Конечно, бесполезно спорить с машиной, которая лишь исполняет свои функции. Посланец вежливо склонил металлическую голову, не меняя выражения, отдаленно напоминавшее человеческое заикание, и ушел.
Байрон отвернулся от иллюминатора и, направляясь к корабельному офицеру, сердито хлопнул дверью.
— Послушайте, я хочу видеть капитана.
Офицер не удивился.
— Это важно, сэр?
— Важно, как космос. Я узнал, что без моего разрешения мне сменили каюту, и хотел бы выяснить, что это значит.
Байрон понимал, что его гнев не разумен, но уж слишком много у него накопилось эмоций. Его чуть не убили, он вынужден был покинуть Землю, как скрывающийся преступник. Сейчас он движется неизвестно куда и неизвестно зачем. А теперь его еще гоняют по кораблю.
В то же время у него было неприятное чувство, что Джонти на его месте действовал бы иначе, может быть, более мудро. Ну что ж, он не Джонти.
Офицер сказал:
— Я вызову распорядителя.
— Мне нужен капитан, — настаивал Байрон.
— Как вам угодно.
После коротких переговоров через корабельный коммутатор он сказал:
— Вас вызовут. Пожалуйста, подождите.
Капитан Хирм Корделл, низенький плотный человек, вежливо встал и, наклонившись через стол, пожал руку вошедшему Байрону.