Пожилой человек заговорил снова:

— Она отправляется вместе со мной, — сказал он, кивая в сторону своей улыбающейся жены. — У нас остается еще три месяца, но в ее ожидании нет смысла, так она думает, и мы отправляемся вместе. Ведь правда, Чабби?

— О, да, — ответила та, радостно хихикая. — Все наши дети имеют свои семьи и свой дом. Я была бы им только обузой. Кроме того, без моего старика я не смогу как следует насладиться оставшимся временем, так что мы отправимся вместе.

Все пассажиры, казалось, углубились в подсчеты, сколько времени еще осталось у каждого из них, и эти подсчеты даже вызвали споры у нескольких семейных пар.

Один маленький мужчина в плотной одежде и с решительным выражением лица напористо бросил:

— Мне остается ровно двенадцать лет, три месяца и четыре дня.

Кто-то благосклонно добавил:

— Если вы не умрете раньше.

— Чепуха, — последовал немедленный ответ. — Я не имею такого намерения. Я проживу ровно двенадцать лет, три месяца и четыре дня. — И вид у него сделался самым свирепым.

Спокойный молодой человек извлек изо рта щегольскую длинную сигарету и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Хорошо тем, кто может так просто высчитать свой день. Есть много таких, что живут и после своего времени.

— А, конечно, — подхватил другой, и все закивали с возмущенным видом.

— Нет, — продолжал тот, — я вовсе не вижу ничего удивительного в том, что мужчина или женщина хотят пожить После своего дня рождения до следующего Совета, особенно если у них есть какие-то дела, которые следует решить. А вот всякие там уклонщики и паразиты, это другое дело.

Алварден мягко спросил:

— Но разве возраст каждого не регистрируется? Ведь невозможно с успехом и надолго проскочить день своего рождения, не так ли?

Последовало общее молчание, насыщенное презрением к подобному глупому идеализму. Наконец, кто-то сказал на дипломатический манер, как будто пытаясь закончить разговор:

— Ну, я полагаю, особых возможностей пожить после Шестидесяти нет.

— Если только ты не фермер, — сердито вставил другой. — После того, как проработаешь полстолетия на полях, будешь просто безумцем, если не захочешь с этим покончить. А вот насчет администраторов или бизнесменов…

Наконец, пожилой человек, чья сороковая годовщина свадьбы и послужила началом разговора, решил высказать свое мнение, осмелевший, возможно, потому, что как ближайшей жертве терять ему нечего.

— Если говорить об этом, — сказал он, — то все зависит от того, кого вы знаете. — И он подмигнул с таинственным видом. — Я когда-то знал человека, которому Шестьдесят исполнилось через год после 810 Цензуса, и он прожил до 820, который его и поймал. Ему было 69 лет, когда он ушел. Только подумайте!

— Как ему это удалось?

— У него было немного денег, а его брат был одним из Общества Древних. Имея подобные связи, можно сделать все, что угодно.

Его замечание встретило явное одобрение.

— Послушайте, — с чувством начал молодой человек с сигаретой, — у меня был дядя, который жил год после Шестидесяти — только год. Он был одним из тех самодовольных мужчин, которые не чувствуют склонности уходить, и до нас, остальных, ему не было никакого дела… Я об этом не знал, понимаете ли, а то бы я о нем сообщил. Это только честно по отношению к следующему поколению. Наконец, его поймали, я об этом узнал, это тогда, когда Братство вызвало меня и моего брата и пожелало выяснить, почему мы не сообщили. Я сказал, что никто в моей семье об этом не знал. И мой старик нас поддержал. Но все равно нам пришлось выложить 500 кредиток. Тут уж выбора не остается.

Тревога охватывала Алвардена все больше. Безумцы ли эти люди, что так легко соглашаются со смертью и даже не желают помогать своим друзьям или родственникам избежать ее? Не мог ли он, по какому-то стечению обстоятельств, оказаться на корабле, везущем безумцев в лечебницу… или в утаназий? Или же это просто земляне?

Его сосед вновь смотрел, на него, нахмурившись, и его голос прервал течение мыслей Алвардена?

— Эй, парень, а где это «вон там»?

— Простите?

— Я сказал, откуда вы взялись? Вы сказали — «вон оттуда». Что это за «оттуда»? А?

Алварден почувствовал, как взгляды присутствующих устремились на него, и в каждом тлела искра подозрения. Не считают ли они его членом Общества Древних? А может, его вопросы навели их на мысль о том, что он принадлежит к категории «агентов-провокаторов»?

И тогда он решил ответить со всей откровенностью:

— Я не с Земли. Я — Бел Алварден из Баронна, сектор Сириус. А вас как зовут? — И он протянул руку.

С таким же успехом он мог швырнуть в центр самолета бомбу.

Первой реакцией пассажиров был молчаливый ужас, отразившийся на их лицах, следующей — гаев, вспыхнувший в них, как пламя. Человек, сидевший рядом с ним, быстро вскочил и кинулся к другому сиденью. Два человека, уже занимающих его, подвинулись, чтобы дать место новичку.

Все отвернулись от него. Он оказался отгороженным рядами спин. На мгновение Алварден ощутил прилив негодования. Земляне смеют так обращаться с ним, земляне! Он протянул им руку дружбы, он, сирианин, пришел к ним с миром, а они отвергают его.

Потом, с усилием, он отогнал эти мысли. Было очевидно, что презрение никогда не бывает односторонним, что ненависть вызывает ненависть.

Он почувствовал, что за его спиной кто-то находится, и обернулся.

Это был молодой человек с сигаретой.

— Хэлло, — сказал он. — Меня зовут Грин… Не позволяйте этим ничтожествам задевать вас.

— Меня никто не задевает, — коротко ответил Алварден. Он был не слишком доволен обществом пассажиров и находился в состоянии, не подходящем для выслушивания советов от землянина.

Но Грин не был приучен различать эмоциональные оттенки в речи других. Он еще раз пыхнул сигаретой и сбросил пепел в средний проход.

— Провинциалы! — с презрением прошептал он. — Кучка фермеров, не больше… Они лишены галактической широты. Не обращайте на них внимания. Возьмите вот меня. У меня иная философия.

— Да?

— Живи сам и позволяй жить другим, вот что я говорю. Я ничего не имею против Внешних. Если они хотят быть со мной дружелюбными, я тоже буду с ними таким же. Какого черта… Они же не могут быть Внешними по желанию. Ведь я прав, не так ли? — и он фамильярно коснулся запястья Алвардена.

Алварден кивнул, хотя прикосновение вызвало у него странное чувство. Социальный контакт с человеком, сожалеющим о том, что упустил случай сообщить о грядущей смерти своего дяди, был не из приятных.

Грин подался вперед.

— Вы в Чику? Как вы сказали вас зовут? Алварден?

— Алварден. Я направляюсь в Чику.

— Мой родной город. Лучший на Земле. Долго собираетесь там пробыть?

— Может быть. У меня нет определенного плана.

— Гм… А вы не будете возражать, если я скажу, что мне понравилась ваша рубашка? Можно я посмотрю ее поближе? На Сириусе сделана, а?

— Да.

— Отличный материал. На Земле ничего такого не достанешь… Послушайте, приятель, в вашем багаже нет такой запасной, а? Я бы заплатил, если бы вы захотели ее продать. Отличная штука.

Алварден отрицательно покачал головой.

— Очень жаль, но я взял с собой слишком мало вещей. Я рассчитывал купить вещи здесь, на Земле.

— Я дам пятьдесят кредиток, — сказал Грин.

Наступило молчание. Он добавил:

— Это хорошая цена.

— Очень хорошая, — согласился Алварден, — но, как я уже вам сказал, у меня нет рубашки, которую можно бы было продать.

— Ну… — Грин пожал плечами. — Вы рассчитываете пробыть на Земле достаточно долго, насколько я понял.

— Может быть.

— А чем вы занимаетесь?

Археолог подавил готовое вырваться наружу раздражение.

— Послушайте, мистер Грин, если вы не возражаете, я немного устал и хотел бы отдохнуть. Вас это не обидит?

Грин нахмурился.

— А что такое с вами? Ваши люди что, не верят в вежливость? Я просто задаю вам вежливые вопросы, и нечего наступать мне на пятки.