Глава II Надо всеми мирами есть мрак безымянный, недвижный, нерождаемый, прекраснее всякого света, Отец Непознаваемый, Патер Агнозос, — Бездна и Молчание. Единородная дочь Его, Премудрость Божия, София, познала бытие, и омрачилась и восскорбела; и сын Ея скорби быль Яльдоваоф, Созидающий Бог. Мережковский. Трактат Василида. id. Тогда Первый Разум, Пимандр, родил подобного ему Человека. И был он прекрасен, имея образ Отца. Сказал Пимандр сыну своему, человеку: растите в росте и умножайтесь во множестве. Да познает мыслящий человек самого себя: что он бессмертен, и что начало смерти — любовь. Трактат «Пимандр». И заповедал Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, когда ты вкусишь от него, смертно умрешь. Бытие 2, 17. Я — иерарх, и право мне дано. Я говорю, я пребываю молча. Мой ученик, пей брачное вино И знай — вино перемешали с жолчью. Торжественный, в богослужебном льне, Я приходил для жаждущего света, Выковывая в буре и в огне Пылающее слово Параклета. А ныне, облечен в простой хитон, Я говорю напевами простыми; Еще ль мое не позабудешь имя: Я запылен. Я нищ. Я утомлен. Молотобойца, воли топору! Строй города воздетые к зениту, Взрывай железом бурую кору, Из ребер гор выкраивая плиты. О, прах и плоть, которая слепа! Строитель вавилонских башен — слышишь: Земля из недр извергнет черепа, И пирамида мертвых — будет выше. И, если так, — перед мирами пыль, Мгновенный угль, согбенный на работе, Не меч ты поднял, а гнилой костыль, Грозя Яльдоваофу, богу плоти. Подобие и образ мой — внемли; Взял пять я дней на построенье храма; В шестой — мой дух я вдунул в ком земли И ввел во храм священника, Адама. И ты сиял, задуманный в добре, Мой юный мир, ковчег моей работы… Адам, Адам: ликуя, в день субботы Я опочил счастливо на заре. Эдем, мой сад, мой первозданный сад!.. Адам, войди и преклони колени; В росе светил, лучей и песнопений, Сияй мой дом, сияй мой вертоград… Тебе, Адаму, жертву обреку!.. Господь и Бог нисходит во пророки В тебя вдохнуть, мой соучастник в роке, В день торжества и радости — тоску. И так же смерть молчала. В пустоте Все бытия покоились. И снова София — Мудрость, Дева, Матерь Слова, Была в тоске, молилась о кресте… И мрак, еще невиданный возник, Неотразим, велик… и всюду слезы… Здесь сон и гроб и вещий нем язык, Здесь грань. Непознаваемый. Агнозос. Не мне, Владыке, богоборец смелый, Дробя престолы бурей голосов, Речет о том, что Мудрость восскорбела И скорби сын — творец — Яльдоваоф. Эдем, Эдем! Вкруг алтарей нетленных Ходите в страхе, ибо за стеной — Чудовища, и молнии, и зной, Провалы смерти, тления вселенных. Вот мой закон: покорствуй, веруй, чти. Ты — только прах, поверженный под ноги. Я отверзаю торные дороги, Я стерегу запретные пути. Книгу от Иоанна Прочтет только тот, У кого на ладони рану Огненный гвоздь пробьет. Имеющий уши — слушай, Крепко в сердце впиши Повесть о губящем душу Во имя горней души. Вы, что пожали много, Сумейте зерно смолоть: Символ Земли и Бога — Бог, воплощенный в плоть. Глава III Суета сует, сказал Еккелесиаст, суета сует и всяческая суета. Что пользы человеку от всех трудов его, которыми он трудится под солнцем? Род проходит и род приходит, земля же во веки неизменная пребывает. Еккл. 1, 2, 5. Путники, странствующий в пустыне народ, есть символ скитаний духа. Дерзновенные похитили из Египта Духовного пламя некоторого огня познания, который отныне пребывает с ищущим, доколе не исполнится путь странствований его духа. Этот же огонь есть дар Софии-Премудрости. Та-Хотеп. Я был им бич, где тернии и рвы. Я отравил Колена ядом гостий, Я разметал и утопил их кости В тысячелетних шелестах травы. Мои пески, восход мой и закат, Сухая пыль, безводные дороги — Привыкли жечь израненные ноги И сыновей не возвращать назад. Шурши, шурши над плодородным лесом, Ползи к реке погонщика напев: Пугливый раб не оскорбит вопросом Владыку, оросившего посев… Да не простится ни одна хула На Дух Святый. Почто ж они хулили Меня, светящего во все тела, Ликующего одеяньем лилий. Огонь Бытий, Бог третий, Дух Святой, Непознанный, не по обряду чтимый! О, темный рыбарь — и в тебе Незримый Покоится, как в храмине пустой. * * * В летах исхода долгие года К моим холмам шли смуглые народы. Господь их вел. И расступались воды, Шел хлебный дождь, и множились стада. Внимайте: в мудрой и святой стране Чужих святынь не взяли эти люди, И лишь один на кочевом верблюде Увез сосуды для служений Мне. Ты, Моисей, почто дерзнул народу Явить лицо Того, кто вечно нем; Зачем вдали Сион и Вифлеем, Храм Соломонов на пути исходу? Яхве — Аз. Путники, и весь народ — Какой ярем приял себе на выю; Кто мной обетованного Мессию Из рода в род в столетья понесет? Но ты воззвал. И Я отныне — с вами. Израиль, ты ль на струнах медных лир Зажжешь огни, и одолеешь мир И охранишь похищенное пламя?.. Я вечно нем. Непознанный, молчу. Но для тебя Я таинство нарушу, Воздвигну храм, в три дня его разрушу, Испепелю и обреку мечу: Вы — Богом одержимые… Отныне Рука моя ведущая тверда; Но день придет — и ляжет средь пустыни Цветущий посох на мои стада. |
