Вы что хотите выпытать у нас? Светильник Соломона не погас: Лишь маловерные ученики Цель полагают в мастерстве руки. Я вместе с вами мучаюсь, горю, Я с Богом ночью втайне говорю, Тоска, отчаянье и темнота Кладут печать и на мои уста. Я не умею циркуль растворять, Я не умею контур рисовать, Отвес мой, наугольник и тесло Порой лишь оскорбляют ремесло: Как вы, я слеп, и нерадив, и глух, — Но не к земному напрягаю слух. Я Воле вышней нахожу слова, Я Бога вижу в центре вещества. Благовещение Луч сквозь готический витраж пробился — И, вдруг, возникнув в блеске и в лучах, Перед Женой, сияющий, явился Посланник Божий с лилией в руках, Глядит Она, еще лишь смутно зная, Кто этот вестник, приходящий к Ней, А сверху льется радуга цветная Летающих, как бабочки, огней. Благословенная! Твой плащ зеленый, Дубовый стол и прялку и руно Художник, чудным таинством смущенный, В восторге наносил на полотно. И краска, драгоценная, густая, С кистей текла на просветленный фон, И радуга ложилась золотая В коричневые сумерки колонн… Все: смуглое лицо в блаженной муке, — Марии и Его нездешний лик — Творили жадные земные руки, Не останавливаясь ни на миг. И лишь когда был мрак над той равниной, Что чрез окно видна доныне нам, — Художник стал перед своей картиной, Окутанной в лазурный фимиам. В день Покрова 1. «Как звезда над снежными полями…» Как звезда над снежными полями, В августе — над золотом садов, В ночь весеннюю — над тополями Русских сел и русских городов Ты восходишь, наш покров незримый, Матерь Божия! Любви твоей Над землею, некогда любимой, Милость драгоценную пролей. Дни проходят, тишиной томимы, Гибели и смерти нет конца; Ты, которой служат серафимы, Ты, которой служат все сердца, Милость ниспошли свою святую, Молнией к стране своей прийди, Подними и оправдай такую, Падшую, спаси и пощади. 2. «Падать без конца… Быть снова нищим…»
Падать без конца… Быть снова нищим, Вновь идти — всё это ни к чему. Только верность в горнее жилище Долетит к престолу Твоему. Верность, а не этот несвободный, Скудный дар — сухих сердец зерно; В плевелах и на скале бесплодной Всё истрачено, расточено. Отступившие от благодати, Мы утратили Тебя — и вот В этом мире нет сестер и братий, Жжет кольцо мне руку, руку жжет… 3. «Только гибель и воспоминанье!..» Только гибель и воспоминанье! Ясны сумерки. Гроза прошла. За рекой, на дальнем расстояньи, В городе звонят колокола. Гулкий, смутный звон средневековый. И, как в детстве, в церкви на стене Пальцем мне грозит старик суровый, И Святой Георгий на коне Топчет разъяренного дракона, И звучат в душе, звучат слова — Строфы покаянного канона О тщете земного естества, О бесстрастии, об одоленьи Духа злобы, о грехе моем Темном, тайном, данном от рожденья — Страшно быть с душой своей вдвоем: Раздвоившись, мудрый и безгрешный Видит грешного себя тогда, Видит вдруг в себе весь ад кромешный, Богом сотворенный для суда… ……………………………………………….. Раненый, в Ростове, в час бессонный, На больничной койке, в смертный час, Тихий, лучший, светлый, примиренный, До рассвета не смыкая глаз, Я лежал. Звезда в окно светила И, сквозь бред, постель оправить мне Женщина чужая подходила, Ложечкой звенела в тишине. 4. «Матерь Божья, сердце всякой твари…» Матерь Божья, сердце всякой твари, Вечная, святая красота! Я молюсь лишь о небесном даре, О любви, которая чиста, О любви, которая безгрешна, О любви ко всем и ко всему. Я молюсь — и снова мрак кромешный К сердцу приступает моему. Милость ниспошли свою святую, Молнией к душе моей приди, Подними и оправдай такую, Падшую, спаси и пощади! В тучах Вот летчик и серебряная птица, Что режет грудью воздух разреженный, Летят и не хотят остановиться Над Атлантидой, в море погруженной. Всё строже, и стремительней, и туже Суровый ветер, холод и сиянье, И одиночество, и звездный ужас В пустыне нерушимого молчанья. Я вспомнил о предании — поэме, Которую читал еще в России, О том, как в Индию, с ружьем и в шлеме, Разведчик прилетел из Лемурии; Как парсы молча, в суеверной дрожи, Большой толпой сбежавшись отовсюду, Смотрели на костюм из желтой кожи, На летчика и на стальное чудо… — Но снился мне не Леонардо важный, Склонившийся над распростертой птицей, А древний ил, взметенный бездной влажной, Огромный город и чужие лица. Я видел кратер, лавою кипящий, И материк, погибший в океане, Там, в черном небе, над водой блестящей, Метался летчик на аэроплане: Искал он сушу — и не мог спуститься, И реял над огнем землетрясенья, И думал: в будущем кому приснится Такое ж безысходное круженье! |
