Мой дом Когда, неукротимой дланью Металл и дерево дробя, Построю истинное зданье Во имя самого себя. Когда скажу: «смотрите, вот он Мой труд — хваление ему. Мой дом закончен и сработан, Придите к дому моему. Из дуба вырублены своды И выкрашены потолки. Полы сколочены на годы; К дверям прилажены крюки. Скажу, работой не измаян: «Входите, гости, в добрый час. Здесь приготовит вам хозяин В столовой трапезу сейчас: Весенний мёд и хлеб печеный, Крутую, сладкую муку, Поднос, тельцом отягощенный И каждому по рушнику; Мой новый дом надолго строен. Подвалы полны серебра, Сыров, копчений и убоин, Хлебов и прочего добра». Я повторю: «в достойном луке Все выверены тетивы — Пируйте и не знайте скуки, Хозяина хвалите вы». Когда смогу мой дом достроить, Я выну честь из-под полы, И в самом деле буду стоить Необычайной похвалы. III. Невод (поэма) Слово, обращенное от лица Горуса-Аполлона, Иepapxa. К ученику его, Василиду, трудящемуся над построением Нового Храма Премудрости. Лето 5926, от рождения Иешу 1926. Глава I Я, Гор-Аполлон, Иерарх Параклета Истинную быль пишу: Книгу о Человеке из Назарета, По имени Иешу. Ты прочел: «вы будете как боги», — Ибо тот, кто согрешил и пал, Кто в тоске изведал всё дороги, Только тот воистину взалкал. В смертный час измерив злобу нашу, Тьмы веков жестоковыйных зря, Иешу хотел отвергнуть чашу, Чашу Бога, Мага и Царя. Ты, Архангел, Змееносец Отчий, Молоты работ сочти! Ученик! Ладья клонится к ночи; Разверни папирус — и прочти: Ты читаешь: Истинного света В год пять тысяч девятьсот седьмой, В пятницу, в Италии, зимой, Я услышал голос Параклета. Был закат. На мраморе колонн Солнце никло, истекая кровью. Я услышал: «Горус-Аполлон» — Некто звал, склоненный к изголовью. И тобою, Змийный, не во сне Сожжено мое земное тело; Небо расступилось — и в огне Пламенная Роза заблестела. И не здесь, и не устами речь, И не снять последние печати С горних тайн, что каждая, как меч Грудь мою прошла до рукояти. Я стучал — и приобщен к волхвам, Я взалкал — и Хлебодатель вышел. Истинно свидетельствую вам: Я был в духе, лицезрел и слышал. Имеющий уши — слушай: У Матвея, Марка, Луки Я не беру и не рушу Ни одной строки. Ибо: они не сумели, Иepapxy Мира предстоя Слить вино фиванских подземелий С таинствами Книги Бытия. Симон Петр, краеугольный камень, Твой улов, и паства и врата; Но Господь почил на Иоанне, Истинном апостоле Христа. У креста не он ли сын Марии; Не Мария ль, вечная жена, В плотском лоне, в танце белых лилий Выносила древнего Овна. И толпе, ядущей кровь и тело, Вам, поправшим мраморы отцов, Гневная Изида не хотела Дать свой мед и молоко сосцов. Разбуди, о Змийный, о Мессия, Мертвецов, и пробуди рабов, Пачкающих голени нагие В мерзости повапленных гробов. И разве ты пересчитал века, Как простодушный скрибъ непросвещенный Царапая отрезком тростника О сорока столетьях Манефона?.. Земля, земля! В крутом ядре тая Неласковое, внутреннее пламя, Глядишь, как рдеет выпуклость твоя Морями и лесами и полями. Дождь падает. Земля вбирает сок И прорастает в исполинском севе, В уступах руд, в благословенном чреве, Вращая камни, глину и песок. И ты берешь от плоти кровь и плоть, Чтоб снова там, в провалах глуби черной, Исправить семя и перемолоть И бросить вновь под солнечные горны. А наверху — струится ток светил, И кровь плывет по венам пряжи странной, И небосвод из чаши оловянной Гнездо планет питает соком жил. Двенадцать числ, покорные сетям, В своих домах, не покидая лога, Предначертаниями Астролога Вращают мир по четырем путям. Двуполая! О полюсах оси, Синея влагой, зеленей о веснах, Извечно дню свой полушар неси, Топя другой в туманах ночи росной. * * * Земля, земля, о мать моя, нема… А я зову — как пасынок непарный. И позади и грозы и зима И ярый зной и жалящие терны. Ты помнишь: ужас, первобытный мрак, Туман болот и рык широкой пасти, Тяжелых ящуров неумолимый шаг И вопли тел, растерзанных на части. А я — нагой, оскалив твердый клык, В пустом лесу ощерен на ловитве; Давно отвык молиться мой язык, Забывший о медлительной молитве. Так ополчи же броненосных слуг! Протянутые щупальца — приемлю Вот этой парой обезьяньих рук, Кривыми дугами упертых в землю. Тебе, Единому, гремит хвала! Не прах один был вылеплен из глины; Яльдоваоф, твоя ль сокроет мгла Иакова напруженную спину? О Ты, в шесть дней подъявший мир со дна, Ночной борец на ханаанском луге: Твоя рука с моей сопряжена, И грудь твоя легла на грудь в натуге. Звени, звени, добытая из руд, Моя лопата, радостью играя: У древа жизни не святили труд, И песнь труда — была не песнью рая! Гроза и вихрь. Кипящее стекло, Свинцовый дождь на медном море стонет, Но я креплю упрямое весло, И берег — мой, и барка не потонет. Иаков, богоборец! Эта длань, Такая тяжкая, — легка отныне — Твоим сынам укажет Иордань, Творя завет с ночующим в пустыне. О, ученик, — богат ли мой улов? Не втуне ли я бросил невод в реку? Ты вычитал из оглашенных слов Священнейшее: имя Человека. О наш Отец, Великий Егова, Благословенный, мудрый, несказанный! Начальная окончена глава — Иоанна. |