Французские поэты П. Верлен Как в пригороде под мостом река Несет в своем замедленном теченье Смесь городских отбросов и песка И солнечного света отраженье, — Так наше сердце гибнет — каждый час, И ропщет плоть и просит подаянья, Чтоб Ты сошла и облачила нас В достойное бессмертных одеянье… — Свершилось. Посетило. Снизошло. Он слышит шум шагов твоих, Мария, А за окном на мутное стекло Блестя, ложатся капли дождевые. И голова горит в огне, в жару От музыки, от счастья, от похмелья. На улицу, под ливень, поутру Куда-нибудь, на свет из подземелья. По лестнице спешит, шатаясь, он — Как выдержать такое вдохновенье! Светает. Над рекой несется звон И в церкви слышатся орган и пенье. Артур Рембо
Неукротимый пасынок Вийона — Испачканный костюм, пух в волосах… Он гений и безумец — вне закона, Но ангелам сродни на небесах. Под звон тарелок в кабаке убогом Убогий ужин с другом, а потом Стихи — пред вечно пьяным полубогом, Закутанным в дырявое пальто. И ширится сквозь переулок грязный Простор, и вот, среди хрустальных вод, Качается, в такт музыке бессвязной, На «Захмелевшем бриге» мореход. Но, заблудившись в лондонском тумане, В своем кромешном творческом аду, Он был внезапно в сердце тайно ранен, Видением, явившемся ему. Ослеп, оглох — и с гордостью, с презреньем Сам свой полет небесный оборвал, Простился с музыкой и вдохновеньем И навсегда купцом безвестным стал. Стефан Малларме «Чахотка ныне гения удел! В окно больницы, льется свет потоком, День, может быть, последний, догорел, Но ангел пел нам голосом высоким. Блуждали звезды в стройной тишине, Часы в палате медленно стучали. Лежать я буду: солнце на стене, На белой койке и на одеяле. Я в этом пыльном городе умру, Вдруг крылья опущу и вдруг устану, Раскинусь черным лебедем в жару, Пусть смерть в дверях, но я с постели встану: Я двигаюсь, я счастлив, я люблю, Я вижу ангела, я умираю, Я мысли, как корабль вслед кораблю, В пространство без надежды отправляю. Вот солнцем освещенный влажный луг, Вот шелест веток, паруса движенье… Поэт очнулся. Он глядит — вокруг Коляски, шум. Сегодня воскресенье. Цветут каштаны — о, живой поток! Цветут акации — о, цвет любимый! Он шел, он торопился на урок, Озлобленный, усталый, нелюдимый, Остановился где-то сам не свой — Дух дышит там, где хочет и где знает — Какая тема странная: больной В общественной больнице умирает. Леконт де Лиль Мир — стройная система, а разлив Неукрощенных чувств доступен многим. Поэт лишь тот, кто чувства покорив, Умеет быть взыскательным, строгим… Перчатки, отвороты сюртука И властный профиль — мне таким он снится. Был сдержанным: спокойствие песка, В котором бешеный самум таится. Торжественный, надменный и прямой — Прямые линии присущи силе, — Был одинок, везде и всем чужой, Склонялись перед ним, но не любили. Он говорил: «Сверхличным стань, поэт, Будь верным зеркалом и тьмы и света, Будь тверд как сталь, когда опоры нет, Ищи в других не отзвука — ответа. И мир для подвигов откроется, он твой, Твоими станут, звери, люди, боги. Вот мой завет: пойми верховный строй — Геометрично-стройный, четкий, строгий». На мотивы Хагани I. Лучший звук Хороши все звуки земли Но лучший звук — Верблюжий колокольчик Во время ночного пути В пустыне. Раскачиваясь, идут верблюды. Впереди вожак — нэр. В его колоколе Вместо языка Подвешена человечья берцовая кость. Как будто мы идем по горной тропе Над селеньями, лежащими далеко в долине. Глухо бьет берцовая кость. Наверху тучи укрыли небо. Я припоминаю все звуки, которыми цветет жизнь. В живую медь колокольчика Бьет мертвая берцовая кость. II. В Мекку
Не просить у Бога, Не благодарить Бога, Но с покаянием Путешествовать. Звезды Вытканы ночью, Как мысли человека. При свете луны Белеют чьи-то кости, Разбросанные по сторонам дороги. Как самую тончайшую ткань, Увешанную серебряными подвесками, Бог сотворил Мир. И когда В первый раз Он встряхнул ризу — Зазвучала вселенная Великой музыкой Мира. Ветер зашелестел по полю; Заколыхались белые кости. Хорошо Ночью идти Но пути в Мекку; Не просить у Бога, Не благодарить Бога, Но с покаянием Путешествовать. |
