II. «Душа моя! Твой образ тленный…» Душа моя! Твой образ тленный Здесь, столько лет, в земном плену, И боль и счастье всей вселенной В тебя вмещаются одну. Сейчас, встревожена луною, На миг опомнившись от сна, Союзу с тяжестью земною Ты, радуясь, удивлена Руки послушному движенью, Ночной июльской тишине, Дыханью, запахам, цветенью, Деревьям, звездам и луне… III. «Тоска ученого доклада…» Тоска ученого доклада Тебя ли в цепи заковать, Всю ночь в кругу земного ада Тебя ли пленницей держать? Тебе ли тосковать и биться, Как в западне, средь узких стен, Тебе, которой отблеск снится Преображений, перемен, Грядущей верности и чуда Земли, которая свята? К тебе, неведомо откуда, Нисходит в сердце чистота… IV. «— Зачем нам этот вздор старинный…» — Зачем нам этот вздор старинный На старомодном языке? — Мечты о стае лебединой, О заводях, о тростнике… — Не отвлечения пустые — Лишь плоть, лишь тело — это ты; Лучи тяжелые, густые, И свет и ветер с высоты — Вот жизнь — откуда жизнь другая? — Дыши и пой, люби, живи, Пока до сердца достигает Еще волнение любви. V. «Метафизические тени…» Метафизические тени, Душ высших выспренный разряд — От их собраний и прозрений В алмазах небеса горят… — В алмазных искрах распадался России образ роковой, В снегу сияющем метался, Столетний ветер над Невой. Величье темное изгнанья — Который час, который год? И вот свой хор воспоминанье Высоким голосом ведет. Под шум дождя, среди природы — Чужой, бессмысленной, пустой — К чему мне этот всплеск свободы В ночи безумной мировой? VI. «Еще назвать тебя не смею…» Еще назвать тебя не смею, Смерть — лучезарная краса, Еще осилить не умею Взлёт рокового колеса. Перед тобой в изнеможеньи Еще готов склониться я, — И вдруг является виденье Совсем иного бытия. Над временем, над всем, что зримо, Над гробом, над подобьем сна, Огнём страстей неопалима Жизнь навсегда утверждена. «О Человеке, образе Его…»
О Человеке, образе Его, И о Лице, средь этих лиц печальных, Так страшно думать. В сердце — никого И нет сегодня близких мне и дальних. Качнулась ось земли. Земля в огне, Стихия ворвалась для зла и мщенья И все-таки — на каждом и на мне Тень от креста и свет его крещенья. «От ненависти, нежности, любви…» От ненависти, нежности, любви Останется в мозгу воспоминанье, Желчь в печени, соль мудрости в крови, Усталость в голосе, в глазах — сиянье. Когда-нибудь — придут такие дни — Я жизнь пойму, мной взятую невольно, Совсем один, вдали от всех, в тени, И станет мне так ясно, пусто, больно. И я почувствую себя без сил, И будет тайное мое открыто: Всё, для чего я лгал, молчал, грешил, Что про себя таил. Моя защита, Любовь моя, окажется жалка — Какое ей придумать оправданье? Как в воздухе просеять горсть песка? Жизнь — лишь обманутое ожиданье. Да, часто к Богу я в слезах взывал, Преображенья ждал, добра и чуда, Но не пришел никто, не отвечал Ни с неба, ни из праха, ниоткуда. «Пролетит над полем тёплый ветер…» Памяти Александра Гингера Пролетит над полем тёплый ветер, В розовых лучах взойдёт заря — Это Бог на твой призыв ответил, Языком бессмертья говоря. А душа твоя — в преддверье рая, В свете несказанно голубом, В пламени как Феникс не сгорая, Помнит ли о нашем, о земном? «Проснёшься глубокою ночью…» Проснёшься глубокою ночью И слушаешь тишину И странно увидеть воочью Нежданную эту весну. Вся в звёздах и в лунном сиянье И счастьем безмерным полна Приходит опять на свиданье Летейскою тенью она. Романтика I. «Когда мы счастия не ждали…» Когда мы счастия не ждали, Любовь негаданно пришла И огорченья и печали Венком из роз перевила. Мир озарился новым светом, Прохладою дохнула тень, И всем таинственным приметам Счастливый улыбнулся день. Пел соловей в кустах сирени, Пар поднимался от земли, Когда средь радостных видений Дорожкой мы садовой шли. И ты, лицо свое склоняя К плечу любимого тобой, Казалась мне виденьем рая Средь нежной прелести земной. |
