«Легка, таинственна, неуловима…» Легка, таинственна, неуловима Мечтательная грусть — и так остра Косая тень, что пролетает мимо Собора, освещенного с утра. Молитвами и звуками органа Как милость вновь на землю низвести? Опять вражда, открытая как рана, Отчаянье встречает на пути. Тысячелетней горечью напева Она звучит — и отвечает ей Печальною улыбкой Приснодева, Склоненная над ношею своей. «Мы пленники, здесь, мы бессильны…»
Мы пленники, здесь, мы бессильны, Мы скованы роком слепым, Мы видим лишь длинный и пыльный Тот путь, что приводит к чужим. И ночью нам родина снится, И звук ее жалоб ночных — Как дикие возгласы птицы Птенцов потерявшей своих, Как зов, замирающий в черных Осенних туманных садах, Лишь чувством угаданный. В сорной Траве и в прибрежных кустах, Затерянный, но драгоценный, Свет месяца видится мне, Деревья и белые стены И тень от креста на стене. — Но меркнет, и свет отлетает. Я слепну, я глохну — и вот На севере туча большая Как будто на приступ идет. Музе I. «В Крыму так ярко позднею весною…» В Крыму так ярко позднею весною На рейде зажигаются огни. Моя подруга с русою косою Над атласом склонялась в эти дни. Шли корабли в морской волне соленой, Весь мир следил за ходом кораблей; Над темной бездной, над водой зеленой Неслась надежда Родины моей. А девочке с глазами голубыми И мальчику — тревога без конца: Мечтали мы над картами морскими, И звонко бились детские сердца. Потом — в дыму, в огне, в беде, в позоре С разбитых башен русский флаг спадал, И опускалась и тонула в море Моя любовь среди цусимских скал. II. «Ты, милая, со мной вдвоем бежала…» Ты, милая, со мной вдвоем бежала В глухую ночь без света и тепла, Когда всё время пушка грохотала, Когда резня на улицах была. Стихия распаленная кипела, В крови взвивались флаги над мостом, Но в темноте любовь моя горела В огромном мире, страшном и пустом. Любовь моя! Меж рельс, под поездами Глубокий снег был так прекрасно-бел. Шли на Восток, на Юг. Повсюду с нами Суровый ветер верности летел. III. «Тевтонское полотнище алело…» Тевтонское полотнище алело Над Францией, придавленной пятой, И радио безумное хрипело, Фанфары выли в комнате пустой. А ты с узлом в дверях тюрьмы стояла, Ты мерзла в очереди под дождем, Но Родина перед тобой сияла Звездой рождественской в снегу чужом. Как в детстве, наклонялись мы с тобою Над картой — мы б не разлучались с ней! Спи, милая, с моею сединою, Спи, милая, с любовию моей! Ты можешь видеть чудные виденья, Как потонувший Китеж под водой: Пространства нет и нет разъединенья, Нет лишних лет на родине земной. Туман над затемненною Москвою, В кольце осады сжатый Ленинград, Мой древний Крым — они перед тобою, Они с тобой, как много лет назад. И Бог воздал мне щедростью своею: Цусимы знак — в пыли влачится он; Вот мой отец под Плевной: вместе с нею Опять народ ее освобожден. Мой друг, под Львовом в ту войну убитый, — Он слышит гвардии победный шаг; Вот наш позор отмщенный и омытый — Над Веной, над Берлином русский флаг. IV. «Любовь моя, за каменной стеною…» Любовь моя, за каменной стеною, За крепким частоколом — не пройти. Любить вот так, любовию одною В последний раз — и не иметь пути? Склонись опять над картой, с затрудненьем Ищи слова, знакомые слова; Ты, девочка моя, скажи с волненьем: «Владивосток». «Орел». «Казань». «Москва». Задумайся о славе, о свободе И, как предвестье будущей зари, О русской музе, о родном народе Поэтов русских строфы повтори. «Не верю, что классическая роза…» Не верю, что классическая роза Вдруг расцветет, как чудо, на снегу: Риторика — слова, стихи и проза, Повествований слышать не могу. Рву на клочки негодные писанья, — Но призраки еще владеют мной, Еще мерещится в сердцах сиянье — За плотной, грубой, каменной стеной. Ода I. «Сквозь оттопыренные уши…» Сквозь оттопыренные уши — Лесть, самолюбие и ложь — Просвечивают наши души (От этих слов бросает в дрожь). С высокомерным отвращеньем, С холодным сердцем, навсегда, Как не расстаться с вашим мненьем, Литературная среда! |
