— Так и говорил — вполне исправную гранату ему надо? — переспросил я у Хамицевич, желая продлить разговор о киномеханике.
— А как же иначе-то, товарищ командир? Неисправная граната — ведь это для него гибель. Вы сейчас вот вроде подшучиваете над ним, а что ежели он бросил бы гранату в зрительный зал к гитлеровцам и она не взорвалась бы? Пусть даже ему удалось бы убраться после этого живым. Прибежал бы он к вам в лес, доложил вам сущую правду, как было дело. Но вы-то разве гак на слово и поверили бы ему? Нет, знаю я вас, командир, хорошо по себе. Если граната не взорвется, не поверите вы Конопадскому, что не было у него никакого дурного умысла. Да, чего доброго, еще и расстрелять его можете как человека, подосланного гестапо. И все тут. Конечно, война, — всяко бывает, как вы иногда говорите. Вы вот теперь мне верите, я знаю. А сколько времени по моим следам Ильюк ходил, а его, может, и еще кто там у вас проверяет. Вот тут и попробуй где-нибудь повернуть покруче. Так вылетишь, что и ребра не соберешь.
Хамицевич говорила правду. И в этой откровенной характеристике нашей работы я видел, что делается нами так, как нужно, а что еще следует поправить. О Конопадском положительно отзывался и Пахом Митрич в своих «заявах». Но в этот момент у меня были другие неотложные задачи, и я не занялся вопросом, относящимся к демонстрации фашистских кинофильмов в Микашевичах.
Прошло еще с месяц. О настроениях киномеханика доложили мне другие, и здесь я услышал примерно тy же историю: разговор о «вполне исправной гранате», необходимой для того, чтобы бросить ее в зрительный зал к оккупантам.
Я вызвал к себе Лаврена Бриля и некоего Воробьева и поставил перед ними задачу: направиться в район Микашевичей, встретиться там на прилегающих к селению хуторах с Конопадским, побеседовать с ним и, если он будет вызывать доверие, предложить ему план взрыва кинотеатра с гитлеровцами во время демонстрации кинокартины. Разведчики возвратились и доложили, что встреча состоялась. Конопадский произвел впечатление серьезного парня. В его надежности у них не было никаких сомнений, заявил Бриль. — Боится, что не справится с техникой минирования, а за остальное особенно не беспокоится.
Мы заготовили необходимую арматуру и тщательно разработали схему минирования. Все это было отправлено киномеханику с подробными и точными инструкциями.
К этому времени мы уже установили, что мать и два меньших брата Конопадского проживали в деревне, в шести километрах от Микашевичей, Я поручил своим людям предложить Конопадскому план переброски его семьи к нам в лес перед осуществлением взрыва. Однако Конопадский от вывоза матери в лес отказался. «Если здание взлетит на воздух, — заявил он, — то как гитлеровцы узнают, что я не нахожусь там же, среди погибших? Может быть, еще какое пособие матери выдадут».
Мне эти доводы показались тогда вполне логичными, и я не стал настаивать на своем предложении. Но мы оба с киномехаником крепко ошиблись. На практике произошло кое-что не так, как предполагал Конопадский.
Взрыв был назначен на праздник 7 ноября, нужное количество тола было переправлено к верному человеку на хутор в трех километрах от местечка. Оттуда Конопадский переносил взрывчатку сам, обвязавшись толовыми шашками поверх белья и туго подпоясав кушаком полушубок. Здание заминировали. На случай невозможности включить ток рубильником Конопадский разработал свой дублирующий способ. Пустая консервная банка подвешивалась на бечевке в наклонном положении, частично наполнялась водой. В банке была просверлена дырочка, чтобы вода из нее могла вытекать по капле; в течение двадцати минут она должна была вытечь вся, тогда банка принимала горизонтальное положение и, касаясь двух металлических пластинок, замыкала провода детонатора.
К 2 ноября все было готово для взрыва в намеченный день, но 3 и 4 ноября два местных партизанских отряда, входившие в соединение товарища Комарова, перебили охрану железнодорожного моста через реку Лань и взорвали мост. Одновременно они подорвали состав с авиабомбами, благодаря чему было совершенно разрушено железнодорожное полотно на протяжении более одного километра. Понятно, что гитлеровцам стало не до кино. Они снаряжали карательные экспедиции. Каратели из отряда СС специального назначения прибыли из Германии 10 ноября на Сенкевические хутора, согнали в здание школы двести сорок человек — женщин, детей и стариков, обложили школу соломой и подожгли. Против окон и дверей были поставлены пулеметы, и всех, пытавшихся спастись бегством, эсэсовцы расстреливали из пулемета и автоматов. Совершив эту зверскую «акцию», отряд гнусных убийц в составе шестидесяти пяти человек прибыл на отдых в местечко, где работал Конопадский.
17 ноября должен был, наконец, состояться отложенный из-за праздничных взрывов киносеанс. Нужно представить себя на месте этого прекрасного, стойкого патриота нашей советской родины, чтобы понять, какое надо было иметь терпение и выдержку, чтобы в течение пятнадцати дней проработать в заминированном помещении кинотеатра и притом в населенном пункте, где всюду шныряли эсэсовцы, беспощадно расправляясь с советскими людьми за всякое сочувствие к партизанам.
— В семнадцать часов пятьдесят минут в зрительный зал кинотеатра вошли шесть гитлеровцев в штатском, только что прибывшие из Германии, с четырьмя жандармами, приставленными к ним для охраны, — докладывал мне на второй день Конопадский в лесу, в штабной землянке. Вижу, что птицы важные, коли их охраняют жандармы. Я сопроводил гитлеровцев в зрительный зал и усадил неподалеку от основного заряда. А когда вышел, то в фойе вошли еще семь жандармов и местный гарнизон в составе восьмидесяти пяти человек во главе с обер-лейтенантом. Я офицера и жандармов усадил поближе к штатским, солдаты стали занимать места подальше. Если, думаю, не хватит «пороха» для всех, то пусть сначала этих. А когда вышел вторично, то, стуча железными каблуками, входили шестьдесят пять фашистских головорезов, уничтоживших двести сорок человек мирных граждан. Тут я вспомнил все правила угодничества, которым меня учили оккупанты. Взял под руки эсэсовского обер-убийцу и усадил его прямо над зарядом… Этот стул у меня был помечен.
Электроэнергия в Микашевичах вырабатывалась на местной текстильной фабрике. Каждый день с 17 часов 55 минут до 18 часов свет выключался. Пять минут нужны были для осмотра смазки динамо-машины и других механизмов. Этот порядок соблюдался с немецкой пунктуальностью. Конопадский сверил свои часы с часами ситцевой фабрики и включил детонатор в осветительную сеть. Пропустил мимо себя господ фашистских завоевателей, освещая им путь на тот свет керосиновой лампой. До начала сеанса нового фашистского кинофильма оставалось две минуты. А к Конопадскому был приставлен гитлеровец, проживавший в Микашевичах. В этот раз он ходил по пятам за киномехаником, следил, как бы он что не подстроил. И все же Конопадский сумел сделать все, оставалось включить рубильник. Это решил механик возложить на гитлеровца. Он сказал:
— У входа искрят провода, я побегу исправить. А вас, господин оберет, попрошу пройти в кинобудку, включить рубильник и проиграть несколько пластинок господам офицерам и солдатам.
Конопадский вышел и что есть силы пустился бежать к лесу. Но не пробежал он и ста шагов, как местечко озарилось багрово-желтым светом и грянул взрыв такой силы, что в ближайших домах повылетели стекла. Взрывной волной киномеханика швырнуло на землю. Но Конопадский не разбился, поднялся и побежал еще быстрее.
В кинотеатре толом выбило потолок и крышу. Напрасно Конопадский беспокоился, хватит ли всем. После взрыва копошилось только двенадцать человек. Но когда их доставили в местную больницу, то у некоторых из животов торчали обломки досок.
Все бы на этом и закончилось для Конопадского, если бы… если бы не было псов-предателей, перешедших на службу к оккупантам. Когда пламя взрыва осветило Микашевичи, то Конопадский был опознан местными полицейскими, стоявшими около кинотеатра и бдительно охранявшими здание, чтобы не подошли из леса партизаны и не бросили господам фашистам в окно бомбу. Напуганные взрывом предатели и не попытались задержать Конопадского. Им было не до этого. Но гестапо они показали, что киномеханик сбежал в лес к партизанам. Они это видели своими глазами, дескать, стреляли, ловили… но преступнику все же удалось ускользнуть.
