В деревне Домжарица на расстоянии десяти — двенадцати километров от центральной базы у гитлеровцев был собран колхозный скот для снабжения мясом местных гарнизонов. Там же имелся небольшой запас муки. Домжарица расположена на открытой местности в трех километрах от шоссе Лепель — Бегомль. Оккупанты иногда выезжали из деревни, возлагая охрану продовольственных запасов на местных полицейских. Их было в деревне всего восемь человек. Отнять продукты у полицейских не представляло большой трудности, нужно было только точно установить, когда гитлеровцы выедут на ночь из деревни или хотя бы оставят ее на несколько часов.

На выполнение операции Шлыков попросил трое суток. С десятком бойцов он подобрался к ближайшим выходам из Домжарицы и целые сутки вел наблюдение. Ему удалось точно установить, где у гитлеровцев склад продовольствия и фуража, через местного крестьянина узнать, в каком дворе находится скот.

К счастью Шлыкова, эскадрон оккупантов и пять жандармов, расквартированных в деревне, на второй день выехали в Лепель. Часового партизанам удалось схватить без шума. Жена полицейского, выпекавшая хлеб для гитлеровцев, в ту ночь не спала. К утру, она сделала две выпечки хлеба, и партизаны ушли из деревни обеспеченные необходимым. Им удалось вынести около ста двадцати килограммов печеного хлеба, два центнера муки и угнать в болото двух крупных коров прекрасной упитанности. Два полицая, уведенные в лес, были расстреляны, у трех были взяты письменные обязательства работать на нас. Остальным удалось сбежать к гитлеровцам за подмогой. Но подкрепление, посланное из Лепеля, опоздало. Партизаны успели уйти в болото, залитое водой, а для гитлеровцев оно было недоступным.

Сформированные подрывные группы получили доброкачественные продукты.

Почти до конца апреля на болоте под верхним слоем мха еще была хорошо промерзшая твердая почва, 14 апреля отряд из двадцати восьми лучших подрывников, под руководством капитана Щербины — «Бородача», комиссара Кеймаха и помощника командира отряда капитана Черкасова, вышел болотом на север. В вещевых мешках бойцы несли взрывчатку и все необходимое для того, чтобы сбрасывать под откос фашистские эшелоны, непрерывно мчавшиеся на восток по линии Вилейка — Полоцк.

С болью в душе отпускал я самых лучших, испытанных своих ребят, вместе с которыми делили мы труды и горести минувшей суровой зимы. Но в годы жестоких испытаний родина требует жертв и подвигов, и мы расстались, подбадривая друг друга и стараясь заглушить в себе тревогу: суждено ли нам увидеться и когда?

Весна твердо вступала в свои права. На вытаявших из-под снега кочках потянулись к солнцу первые травинки. Почки березы лопались. Трубочкой вылезала на поверхность нежная, ярко-зеленая бахрома листьев.

В воздухе еще не было комаров и мошек, но на согретых солнцем стволах деревьев появились чудом где-то перезимовавшие лесные насекомые. В оттаявшем грунте засуетились мелкие зверюшки, между ветвей деревьев начала порхать прилетевшая с юга птичья мелочь, над лесом стали кружить пернатые хищники.

«Побольше взрывчатки!» — просили мы, радируя в Москву об отправке первого отряда подрывников на коммуникации врага…

С приемкой очередного самолета не пришлось долго ждать: он находился в воздухе одновременно с нашей радиограммой. А с приемкой груза произошло маленькое недоразумение, благодаря которому мы встретились с партизанами из отряда Заслонова.

Этому отряду посчастливилось. Прибыв 15 апреля из района Орши, люди Заслонова набрели на нашу запасную базу и, обнаружив там неизрасходованный запас конского мяса, «поселились» поблизости. Ночью присланный к нам из Москвы самолет так разбросал свой груз, что два грузовых мешка из одиннадцати попали к заслоновцам.

А в мешках, вместе с взрывчаткой, автоматами, пистолетами и гранатами, нам прислали к празднику Первого мая по нескольку фляг в каждом мешке неполученного фронтового пайка.

— Вот видите, Григорий Матвеевич, — шутил по этому поводу Константин Заслонов, — не всегда бывает справедливой старая русская поговорка: «Была бы выпивка, а закуска найдется». На этот раз у нас получилось наоборот. Сначала оказалась закуска, а уж потом «нашлась» и выпивка. Буквально «с неба свалилась».

С Константином Заслоновым мы уладили дело по-хорошему: «за проявленную инициативу» в поисках и распаковке присланного нам груза мы передали заслоновцам четыре автомата и шесть пистолетов, а закуску и выпивку они обещали нам возвратить натурой после победы над фашистскими захватчиками.

С этим самолетом вообще у нас тогда получилась большая неувязка. Радиограмма, посланная нам из Москвы, по неизвестным причинам запоздала на двое суток и была принята 15 апреля одновременно со второй радиограммой, в которой говорилось: «Два человека и груз выброшены вам в ночь на четырнадцатое апреля. Радируйте получение».

Я был в полном недоумении: как быть? Как искать людей и груз, выброшенных без сигнала неизвестно где? Наш сигнал в это время изображался тремя кострами, расположенными в виде равностороннего треугольника, Мы совершенно не слышали в ночь на четырнадцатое гула самолета, не разводили установленных костров. Люди и груз, сброшенные без сигнала, могли попасть в руки врага, но как и где организовать поиски, невозможно было себе даже представить. Мне пришла в голову мысль: светящийся треугольник поднять над лесом, чтобы сброшенные люди, если они находятся где-либо в нашем районе могли его увидеть с большого расстояния. Но как это осуществить? В то время у нас не было возможностей устроить световой сигнал из электролампочек. Поэтому было решено сделать крестовину на высокой еловой жерди. К концам крестовины были привязаны проволокой сухие смолистые чурки. Зажженные смоляки долго горели на высоко поднятом кверху длинном шесте, изображая правильный светящийся треугольник. Несколько бойцов в ночь на шестнадцатое ходили с этим сооружением по острову, поворачивая светящийся треугольник своей плоскостью в разных направлениях. Этот движущийся световой сигнал с недоумением наблюдали наши соседи, заслоновцы, да, вероятно, и гитлеровцы, не понимая ни смысла, ни назначения этого своеобразного «крестного хода». Но затея оказалась не напрасной.

Герой Советского Союза, летчик Груздин, вылетевший к нам в ночь на 14 апреля и не обнаруживший установленного сигнала, возвратился вместе с людьми и грузом обратно на прифронтовой аэродром и в ночь на шестнадцатое вылетел вторично. Заметив нашу сигнализацию, он начал делать развороты над островом. Мы на всякий случай быстро разложили три костра на прилегающем болоте, и летчик сбросил направленных нам людей и грузы.

Мы послали Груздину благодарность, но попросили: в следующий раз сбрасывать парашюты более кучно.

Лесные курсы подрывников работали непрерывно.

Почти ежедневно уходили с центральной базы обученные люди: кто в составе пятерок — на шоссейные дороги для подрыва мостов и порчи телефонно-телеграфной связи, кто — на железнодорожные коммуникации врага, в распоряжение капитана Щербины. Антон Петрович Брынский готовился вывести пятьдесят человек подрывников на линию Борисов — Орша.

Много людей уходило на операции, но еще больше новичков прибывало к нам в леса. Уцелевшие от разгрома связные, ополченцы из Липовца и Московской Горы едва успевали провожать людей на базу.

Всю эту массу людей надо было кормить, снабжать продуктами на дорогу.

Наш зеленый песчаный островок, размером в несколько гектаров, окруженный со всех сторон болотами, залитыми водой, жил полной жизнью, В лесах и кустарниках вокруг острова по вечерам кричали на разные голоса дикие утки, журавли и всевозможные породы куликовых. Лесные опушки по ночам гремели непрерывным бормотаньем токующих тетеревов. Но людям, собранным на центральной базе, не было времени слушать эту разноголосую музыку пернатых.

Только журавлям, прилетевшим на свои болота и разместившимся с нами по соседству, удалось привлечь внимание наших бойцов и командиров своим назойливым, но осмысленным криком.