За семьдесят метров от полотна сидел в укрытии подрывник, держа в руках конец шнура. Его нужно было успеть предупредить, что мина переставлена. Терешков еще не добежал до подрывника, когда паровоз въехал на заминированный рельс. Поезд из Линова в это время проходил место минирования своими последними вагонами. Терешков на бегу крикнул: «Огонь!» Шнур натянулся и ослаб. Желтоватая вспышка пламени, толчок, словно расселась земля, грохот взрыва и треск вагонов, лязг железа. Но почему вагоны затрещали на обеих колеях? Силуэт паровоза блуденьского поезда исчез под откосом, а паровоз линовского состава зашипел, окутался паром, забуксовал на месте и застыл неподвижно. Поспешно удаляясь от линии, подрывники успели еще увидеть, как третий состав, мчавшийся со стороны станции Блудень, с ходу врезался в хвост поезда, потерпевшего крушение.

Группа Терешкова трое суток производила расследование всех подробностей редкого случая, когда взрывом одной мины удалось произвести крушение трех поездов одновременно. Подрывники знали, что без исчерпывающих данных докладывать о таком случае у нас было нельзя.

В сорок третьем году у гитлеровцев на железнодорожных магистралях еще работали белорусы, украинцы и поляки. Подавляющее большинство из них выполняло наши задания. Большая часть польских граждан в районе Бреста объединилась вокруг маленького подпольного центра, завязавшего связь с Дубовым. Поэтому от Павла Семеновича я получал исчерпывающую информацию о наших диверсиях в районах, прилегающих к Бресту. И часто проверял своих людей, сообщающих недостаточно точные данные. К исходу третьих суток Терешкову удалось выяснить все обстоятельства дела.

Оказалось, что один из вагонов подорванного состава свалился на внутреннюю сторону и врезался в цистерну с бензином линовского поезда. Состав с горючим заклинило, из пробитых цистерн фонтаном полился бензин. А тем временем, так как блокпост на станции Блудень еще не работал, оттуда выпустили второй состав, считая по времени, что первый уже прибыл на станцию Линово. Второй состав шел с живой силой, и специальные команды в течение двадцати часов извлекали из-под обломков вагонов то немногое, что осталось от этой «силы». А на расчистку путей и восстановление движения на этом участке потребовалось тридцать часов.

Поля, взорвавшая блокпост, все еще не считала себя удовлетворенной. Она попросила еще взрывчатки 25 октября также под платьем пронесла мину-сюрприз в помещение железнодорожной охраны, где она иногда стирала белье гитлеровцам. Здесь она снова заминировала печку, и в 6 часов утра шесть гитлеровцев, отдыхавших на нарах своей казармы от трудов праведных, с шумом взлетели на воздух. Казарма находилась в двух километрах от хутора, на котором жила семья Поли. Мать и два брата девушки, услышав взрыв, убежали в лес и были там найдены нашими людьми, а позже к ним присоединилась и сама девушка. Дома остался один только старик отец. Каратели подкатили к дому Поли на машине. Не найдя девушки, они начали ломать пальцы ее отцу, требуя, чтобы тот выдал убежище дочери. Отец, плача, поклялся, что если его отпустят, он через час приведет беглянку назад. Его отпустили, и он также прибыл к нам в лес.

В Пинске продолжала действовать с полной нагрузкой фанерная фабрика. Корпус «Рекордо» этой фабрики вырабатывал готовые щиты для сборки стандартных военных бараков.

Немцы, испытавшие наши морозы, пытались сооружать нечто подобное передвижным казармам вблизи от передовой линии фронта.

Надо было помешать гитлеровцам и в этом их мероприятии. Мы отдали приказ о выведении из строя фабрики. Но как перенести туда взрывчатку? Фабрика надежно охранялась. В город можно было пройти только по пропускам. Как быть?

Наши бойцы несколько дней провели в ближайших от Пинска деревнях, выявляя подходящих людей для выполнения поставленной задачи. Наконец им удалось установить, что живший поблизости на хуторе один паренек лет девятнадцати, Анатолий Мартынов, очень часто бывает в Пинске, имеет там много знакомых. Паренька перехватили на пути из города, спросили, не желает ли он оказаться полезным советским людям, действующим против гитлеровцев.

Парень прикинулся простаком.

— А что вы мне дадите за мою работу, если, скажем, я убью фашиста или какой-нибудь там взрыв сделаю? — спросил он.

— Если ты окажешься способным на это, то мы за ценой не постоим: хоть деньгами, хоть товарами уплатим, — заявил Мартынову мой представитель.

— А хороший велосипед мне купите? — осведомился паренек.

— Купим и велосипед, если будет за что…

Мартынов сразу преобразился. Глупая улыбка исчезла с лица. И он серьезно сказал:

— Скажите, что вас интересует в Пинске, а завтра я вам дам ответ на ваши вопросы.

Ребятам Мартынов показался несколько странным, но терять им было особенно нечего, и старший из них прямо спросил:

— Нас интересует, как пройти на фанерную фабрику с небольшим свертком.

— Понимаю, — сказал Мартынов, — завтра скажу, насколько это выполнимо.

На следующий день Мартынов сам разыскал моих людей и сообщил, что он согласен взять на себя выполнение задания.

— А что тебе заплатить за это?

— Да плату я с вас потребую немалую: вы должны перед моим выездом на выполнение задания забрать мою мать в ваш семейный лагерь. Она здесь в деревне одна. Кроме нее, у меня никого нет.

Ребята было осведомились насчет велосипеда, но Мартынов обвел их таким взглядом, что некоторым пришлось отвести глаза в сторону. Поняв, что его просьбу приняли всерьез, Мартынов сказал:

— Велосипеда, да и вообще никакой платы мне не нужно. Я так же, как и вы, ненавижу оккупантов и готов уничтожать их любыми средствами.

Меня запросили по радио коротко: как, мол, быть, паренек несколько странный, нет полной уверенности, что он нас не подведет.

Я дал указание испробовать — других способов взрыва фанерной фабрики я не видел.

Через неделю наша мина взорвалась в котельном отделении и вывела из строя главный двигатель. Взрывом разрушило крышу, выбило каменную стену, отделявшую котельное помещение от производственного цеха-корпуса «Рекордо», повредило много станков. Корпус на долгое время вышел из строя.

Впоследствии мы установили, что Анатолий проник в котельное помещение фабрики с миной в восемь килограммов через водоотводную трубу, соединявшую котельное отделение фабрики с рекой Припять. Все было совершено просто и почти без риска, а задание выполнено блестяще.

Анатолия Мартынова, по моему приказанию, привезли на центральную базу.

В штабную землянку вошел плотный, широкоплечий, среднего роста юноша, с умными светло-голубыми глазами. Крупная голова на толстой шее, несколько угловатая фигура указывали на большую физическую силу молодого парня.

К этому времени мне было уже известно, что у Мартынова отец был поляк, который с первых дней войны ушел на фронт с Красной Армией, а мать русская. Перед взрывом фанерной фабрики она была переправлена в один из наших семейных отрядов.

Поблагодарив Мартынова за успешное выполнение боевого задания, я крепко пожал ему руку.

— Да за что же меня благодарить? — несколько смутившись, сказал Мартынов. — Мне ведь приходится воевать за Россию и за Польшу, а я пока еще не убил ни одного гитлеровца. По крайней мере наверняка мне это неизвестно.

— Ну, видите ли что, Анатолий, — сказал я Мартынову, — взрыв, который вы организовали на фанерной фабрике, для нас имеет большее значение, чем уничтожение одного-двух десятков оккупантов. Может быть, и так, товарищ полковник, но мне доставило бы большее удовлетворение убивать врага собственными руками.

— Если хотите, я могу вас направить в боевую группу и послать на боевую операцию в засаду. Правда, боевая задача этой группы — не убивать гитлеровцев, а по возможности брать их в плен живыми.

— Вас интересуют только немцы?

— Меня интересуют больше немцы потому, что им больше доверяют и они больше могут дать в своих показаниях. Но если мне будет доставлен военнослужащий фашистской армии другой национальности, так это тоже неплохо.