Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Историку литературы многое скажут и показатели частотности употребления имен основных персонажей артуровской легенды в качестве имен реальных людей. Представленная ниже таблица четко показывает, что популярнее всех был Тристан (который, несмотря на то, что об этом иногда писали, вполне принадлежит артуровскому миру); Тристан явно опережает Ланселота и Артура:

Частотность употребления имен рыцарей Круглого Стола в качестве крестильных имен или прозвищ по данным анализа около 40 000 легенд на французских печатях до 1501 г.

Тристан 120 примеров

Ланселот 79

Артур 72

Гавейн 46

Персеваль 44

Ивейн 19

Галеот 12

Боор 11

Лионель 7

Сагремор 5

Паламед 5

Другие 11

Есть и другие свидетельства того, что легенда о Тристане превосходила по популярности и легенду о Ланселоте и Артуре, и тем более легенду о Граале и Персевале. Например, число сохранившихся рукописей говорит о том, что с конца XIII и по конец XV века прозаический роман о Тристане (и его различные переложения) переписывали и читали чаще, чем любое другое артуровское сочинение[743]. Об этом же свидетельствует иконография, в первую очередь миниатюры, а также настенная живопись и гобелены. Некоторые исследования, проведенные в странах, соседствующих с Францией, подтверждают преобладание имени Тристан в позднесредневековой антропонимике Германии и Австрии[744] (где также широко представлено имя Персеваль — возможно, благодаря Вольфраму фон Эшенбаху) и, в меньшей степени, в Италии[745] (где его почти догоняет Ланселот). В Англии (но не в Шотландии) на первом месте Гавейн — имя, вероятно, валлийского происхождения[746]; однако в этом, конечно, нет заслуги великолепного и своеобразного романа «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», который сохранился в единственном списке и был, видимо, не слишком популярен. Мне остается только пожелать, чтобы ученые, специалисты по антропонимике, занялись этими вопросами и дополнили мои изыскания новыми исследованиями. В частности, в Италии особенно обильный материал, в том, что касается Эмилии, Ломбардии и соседних регионов, дают 1280-1480 годы[747]. Так, в середине XV века такой влиятельный княжеский род, как дом Эсте, по-прежнему преклоняется перед артуровскими героями. Некоторые видные его представители носят соответствующие имена: два брата Леонелло (Лионель) и Борсо (Боор) д’Эсте, которые один за другим становились герцогами Феррары, были названы в честь двух кузенов Ланселота; их сводного брата звали Мелиадузе (Мелиадук, отец Тристана), а среди их многочисленных сестер встречаются Изотта (Изольда) и Джиневра (Гвиневера)[748]. Несколькими десятилетиями раньше подобная мода на артуровские имена обнаруживается у Висконти, герцогов Милана, некоторые представители которых носят имена Галеаццо (Галахад, сын Ланселота) и Галеотто (Галеот, близкий друг Ланселота). Позже артуровской антропонимикой, хотя и в меньшей степени, увлекутся Гонзага, правители Мантуи.

Изучение печатей увело меня в сторону от женских имен. Из примерно 40 000 печатей лишь около 550 принадлежали женщинам. Среди них мне не попалось ни одной Гвиневеры и в общей сложности встретилось три Изольды, самая «старшая» из которых — Изольда де Доль, жена Аскульфа де Солине, сеньора, владевшего землями на границе между Бретанью и Нормандией; от нее осталась печать, прикрепленная к документу 1183 года[749].

Идеология имени

У некоторых знатных родов мода на имена героев Круглого Стола, вначале употреблявшихся как прозвища, затем как крестильные имена, стала фамильным обычаем. Так, во Франции с конца XIII века это было характерно для дома де Дрё[750]. Этот случай тем более интересен, что речь идет о младшей ветви дома Капетингов (родоначальником дома де Дрё был Роберт I, граф де Дрё, умерший в 1188 году, третий сын короля Людовика VI), ветви, которая за несколько десятилетий растеряла добрую часть своего фамильного престижа (родственная связь с королевской семьей только слабела) и земельных владений. Историк вправе задаться вопросом, не является ли и в этом случае использование литературных имен способом компенсировать необратимый политический и династический упадок. Особенно учитывая, что и у самих Дрё артуровские имена и прозвища охотнее всего брали представители именно младших ветвей (Дрё-Боссар и Дрё-Шатонёф[751]). Этот фамильный обычай также встречается в XIV веке в пикардийской семье Киере, принадлежащей к «среднему» дворянству. Однако здесь старшие сыновья из старшей ветви берут прозвище Боор — имя двоюродного брата Ланселота и единственного рыцаря Круглого Стола, который выживает после крушения артуровского мира[752], — а младшие или младшие из младших — прозвища Гавейн (племянник короля Артура), Тристан и Лионель (брат Боора)[753]. Здесь в ход идут искусные приемы, обеспечивающие различными способами — подробное изучение которых было бы во многих отношениях полезно — установление родственных связей между реальными людьми и литературными персонажами.

В XVI веке использование литературных имен в реальной антропонимике остается в целом на прежнем уровне. В Англии сочинения Томаса Мэлори обеспечили им популярность на несколько десятилетий. А на континенте мода на них заново расцвела с распространением печатных изданий романов Круглого Стола[754]. Только в XVII и особенно в XVIII столетии их популярность начала сбавлять обороты, а затем, по крайней мере во Франции, Германии и Нидерландах, стала сходить на нет, несмотря на облегченные версии средневековых рыцарских романов, которые распространялись бродячими торговцами народной литературой. Потом, во второй половине XIX века, сначала в викторианской Англии, затем на континенте, мода на артуровские имена возникла снова, благодаря стихам Теннисона и произведениям некоторых художников-прерафаэлитов (в частности, Уильяма Морриса и Берн-Джонса)[755].

Крестильное имя никогда не бывает нейтральным. Это первый социальный «маркер», первый атрибут, первая эмблема. Оно идентифицирует того, кто его носит — не только в течение жизни, но и после смерти, — и открывает путь к самым глубинным пластам его сознания. Следовательно, можно спросить, почему столь длительное время историки-медиевисты так редко интересовались этой темой, отдав ее на откуп филологам, которые подчас погрязали в прекраснодушных спорах об этимологии или фонетике. Теперь, в информационный век пришло время преодолеть стадию монографий, посвященных локальным и региональным аспектам. Широкомасштабные количественные исследования предоставили бы нам сведения по различным вопросам, значимым в контексте исторической антропологии: распространению культурных моделей, структурам родства, культу святых, отношению Церкви к антропонимике[756]. С позиции исторической антропологии мы также смогли бы лучше изучить имя в контексте социальной действительности Средневековья. Как, кем и почему выбирается имя? Действительно ли его предназначение в повседневной жизни состоит в назывании человека, который его носит? Может ли оно меняться в течение жизни? Как человек принимает, оглашает, предъявляет, искажает или отвергает свое имя? Как его принимают другие? Какие ценностные системы оно актуализирует? В какие отношения оно вступает с патронимическим именем, участвуя, на исходе Средневековья, в образовании новых социальных формул и иерархий? На все эти многочисленные вопросы ученые в будущем должны попытаться ответить.

вернуться

743

Baumgartner Е. Le “Tristan en prose”. Essai d’interpretation d’un roman medieval. Geneve, 1975, p. 15-28. См. текущее издание под редакцией P. Menard, Paris et Geneve, 7 vol., выходящее с 1994 г., но полезно также будет обратиться к старому исследованию: Loseth Е. Le Roman en prose de Tristan, le Roman de Palamede et la Compilation de Rusticien de Pise... Paris, 1891.

вернуться

744

Panzer F. Personnennamen aus dem hofischen Epos in Baiern // Festgabe fur E. Sievers. Munchen, 1896, S. 205-220; Kegel E. Die Verbreitung der mittelhochdeutschen erzhlenden Literatur..., op. cit. См. также: Bumke J. Hofische Kultur, op. cit., S. 711-712.

вернуться

745

Delcomo Branca D. Per la Storia del Roman de Tristan in Italia // Cultura neolatina, n° 40, 1980, p. 1-19.

вернуться

746

Этимология имени Гавейна, как и большинство этимологий имен рыцарей Круглого Стола, — вопрос спорный. Можно, впрочем, поразмыслить, имеют ли все эти многочисленные исследования по этимологии литературных имен (которые, как правило, можно обнаружить в любой библиографии по артуровской тематике), в том виде, в котором они существовали по сей день, какую-то реальную ценность.

вернуться

747

Le stanze di Artu, op. cit. a cura di E. Castelnuovo.

вернуться

748

Gardner E. G. Dukes and Poets in Ferrara. A Study in the Poetry, Religion and Politics of the Fifteenth and Early Sixteenth Centuries. London, 1904; Bertoni G. Lettori di romanzi francesci nel Quattrocento alia corte estense // Romania, t. 65, 1918-1919, p. 117-122.

вернуться

749

Об этой печати: Pastoureau M. L’Hermine et le Sinople, op. cit., p. 183.

вернуться

750

Lefevre E. Documents historiques sur le comte et la ville de Dreux. Chartres, 1859; du Chesne A. Histoire genealogique de la maison royale de Dreux... Paris, 1631; Sirjean G. Encyclopedie genealogique des maisons souveraines du monde. Paris, 1967, t. XII, Les Dreux.

вернуться

751

Члены этих ветвей носили имена Гавейн и Персеваль до начала XVI в. Благодарю Пьера Бони за сведения, которые он предоставил мне по этому вопросу.

вернуться

752

О Бооре-персонаже: Pauphilet A. Etude sur la “Queste del saint Graal" attribuee a Gautier Map. Paris, 1921, p. 131-132; Frappier J. Etude sur “La mort le roi Artu". Paris et Geneve, 1972, p. 326-328; Suard F. Bohort de Gaunes, images et heraut de Lancelot // Miscellanea mediaevalia. Melanges offerts a Philippe Мenard. Paris, 1998, t. II, p. 1297-1317. Боор не только единственный выживший в «Смерти Артура», на закате артуровского мира, он еще и бесценный свидетель, благодаря которому мы знаем историю Грааля и рыцарей Круглого Стола.

вернуться

753

См.: de Belleval R. Les Fiefs et Seigneuries du Ponthieu et du Vimeu. Paris, 1870; Id. Les Sceaux du Ponthieu. Paris, 1896, p. 603-624. О присвоении герба Гавейна пикардийской семьей, породнившейся с Киере: Pastoureau М. Armorial des chevaliers de la Table ronde, op. cit., p. 69-70.

вернуться

754

Simonin M. La reputation des romans de chevalerie selon quelques listes de livre (XVIe-XVIIe siecles) // Melanges Charles Foulon. Rennes, 1980, t. I, p. 363-369.

вернуться

755

Whitaker M. The Legend of King Arthur in Art, op. cit. (прим. 13), p. 175-286.

вернуться

756

Церковь, видимо, не слишком положительно относилась к превращению имен литературных героев в крестильные имена. См. два текста, процитированные в: Bumke J. Hofische Kultur, op. cit., S. 711-712.

77
{"b":"187003","o":1}