— Вот об этом я и хочу поговорить, сеньор де Андидо, — покачал головой морпех, взял паузу, смотря, как прибежавший из лесу солдат что-то тихонько докладывает на ухо русскому командиру.

— Подождите. Товарищ, тьфу, ты, господин подполковник, господин капитан первого ранга, ни у кого из вас случайно нет доктора? — с надеждой в голосе спросил Максименко. — У нас в обозе пять тяжелораненых бойцов, и один из них только что умер. Батальонный комиссар Хренов.

— Что же вы сразу не сказали, капитан? Почему молчали? — моментально отреагировал американец, нажимая тангетку рации. — Говорит "Крёстный"! Билли, срочно спустись вниз! Захвати все наши медикаменты, найди себе пару помощников. У русских много раненых, в том числе и тяжёлых. Роджер.

— Я также пошлю за нашим корабельным доктором, — обернулся к матросам командир крейсера. — Да, ваши люди, вероятно, голодны? Мы готовы поделиться и провиантом из корабельных запасов.

— Сеньор де Андидо, выслушайте, пожалуйста, меня. Ваш врач, может быть и хорош для медицины конца девятнадцатого века, но вряд ли сможет сделать больше своего коллеги из начала двадцать первого века, — внезапно произнёс Лонгворт.

— Как? Что вы сказали? Какого века? — взволнованно загалдели испанцы, переглядываясь друг с другом.

— Ничего себе, товарищ капитан! Это как такое может быть? — дождавшись перевода с немецкого, удивлённо произнёс Пётр Глушко.

— Я знаю не больше тебя, Петя. Я ещё вчера вечером перестал что-либо понимать в этой катавасии, — грустно улыбнулся Виктор Максименко. — Сейчас расспросим американцев, они что-то темнят, и, видимо, знают больше, чем нам говорят.

— Господа! Сейчас всё объясню, — подполковник вновь поднял руки вверх, привлекая к себе внимание, и обернулся к испанцам. — Ваша "Рейна Рехенте", сеньоры, пропала без вести во время шторма в тысяча восемьсот девяносто пятом году. Вместе со всем экипажем.

— Батальон капитана Максименко, скорее всего, растворился в каком-то "котле", во время жестоких боёв летом тысяча девятьсот сорок первого года. Когда на Россию напал Гитлер. Вероятно, ваших бойцов посчитали погибшими, и в неразберихе отступления попросту про них забыли, — выдержав небольшую паузу, продолжил американец.

— Это корыто на отмели, не что иное, как корпус бразильского линкора "Сан-Паулу", бесследно исчезнувший в штормовой Атлантике осенью тысяча девятьсот пятьдесят первого года. И, наконец, мы, штабная секция разведбатальона первой дивизии морской пехоты США. Во время боевого задания в Ираке попали в пыльную бурю, и были вынуждены приземлиться у какого-то странного водоёма. И оказались здесь, на берегу моря, в абсолютно незнакомой местности, где не работает спутниковая навигация, чужие звёзды над головой, чужие солнце и луна. У нас на календарях две тысячи третий год, — постукивая пальцем по наручным часам на запястье, закончил Лонгворт.

— Господин подполковник, а немчуру-то хоть разбили? — грустным голосом поинтересовался лейтенант Глушко, нарушая практически гробовое молчание.

— Да, товарищ лейтенант, разбили. В тысяча девятьсот сорок пятом году английская, американская, и советская армии вместе взяли Берлин. Гитлер покончил жизнь самоубийством, — глядя прямо в глаза русского командира, отчеканил американец.

— Ничего не понимаю. Какой Гитлер? Зачем немцам воевать со всем миром? — опять заволновались испанцы. — А кто тогда эти дикари? Из какого они века?

— Господин подполковник, в вашу теорию не вписываются эти туземцы, — улыбнулся Максименко, кивая сидящих на песке аборигенов.

— Перед нами, скорее всего, местные жители данного мира, — без намёка улыбку ответил морпех, щёлкая тангеткой рации. — Говорит "Крёстный"! "Фалькон-три", приказываю идти на посадку. Нечего тратить топливо. Роджер.

На какое-то время на берегу воцарилась тишина, прерванная гулом вертолётных моторов. Напротив первого "хью" приземлился второй, с доктором на борту, а на палубу неподвижного дредноута села "суперкобра".

— О, Боже! Что будет с нашими семьями? — не выдержал один из испанцев. — Моя жена не переживёт известия о моей гибели!

— Господа, сейчас нам нужно подумать, как сообщить всем вашим людям о том, что мы угодили в неизвестный мир, — Лонгворт внимательно обвёл взглядом лица товарищей по несчастью.

— Почему нам? Ваши солдаты уже знают? — прищурил глаза капитан Максименко.

— Мои морпехи – дети двадцать первого века, века компьютерных игр и полётов на Луну. Их психика выдержит любые испытания, — с гордостью заявил американец, на самом деле весьма обеспокоенный душевным состоянием своих подчинённых.

Таща на спине здоровенный армейский мешок, подошёл доктор, сопровождаемый ещё двумя морскими пехотинцами. Один из них оказался женщиной, и изумлённые испанцы на какое-то время позабыли о своих проблемах. Вид женщины-солдата в штанах, навьюченной амуницией, воюющей наравне с мужчинами, вызывал осуждающие взгляды со стороны консервативных грандов. Русская девушка-переводчик в защитного цвета юбке с карабином на плече смотрелась куда более женственно, чем воинственная американка. Вторым морпехом оказался здоровенный негр, в крепких руках которого автомат смотрелся детской игрушкой. Чернокожий приветливо улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.

Что произошло потом, не ожидал никто. Сидящие на песке пленники быстро переглянулись, и с громкими воплями вскочили на ноги. Один из них одним махом вырвал из рук испанского офицера свой топор, и бросился на афроамериканца. Второй попытался выхватить нож из разгрузки ближайшего морпеха. Спонтанно завязалась рукопашная. Капитан первого ранга де Андидо упал носом в песок, когда его сильно толкнули в бок. Лейтенант Глушко попытался перехватить аборигена с топором, но был послан в нокдаун ударом ногой в грудь. Наконец, объединёнными усилиями американцев и красноармейцев, буйных и невероятно сильных туземцев повалили наземь и успокоили, на всякий случай, крепко связав им руки и ноги.

— Похоже, мы теперь знаем, кого в этих краях очень-очень не любят, — усмехнулся Лонгворт, вертя в руках отобранный у аборигена каменный топор. — Этой штукой убить можно.

— Это расизм, сэр. Самый настоящий расизм, — кивая в сторону аборигенов, культурным тоном произнёс чернокожий сержант Майкл Грин. — Эти дикари, что, афроамериканцев никогда не видели?

— Скорее всего, сержант. Либо наоборот – видели, и теперь очень, очень боятся. А вот испанские моряки – точно многого ещё не видели. Иначе не пялились бы на тебя и Сьюзи такими удивлёнными глазами, — засмеялся подполковник. — Товарищ капитан, доктор Билли Мёрдок сделает всё возможное, что можно сделать в данных условиях. Уверяю вас, Билли очень хороший врач. Проведите его и санитаров к раненым и пострадавшим.

— Спасибо, товарищ, тьфу, господин подполковник, — кивнул Максименко. — Фетисов, проводи доктора! Скажи гражданскому фельдшеру, что мы встретили здесь американцев… Нет, ничего не говори. Я сам всё скажу.

— Я всё же отправлю шлюпку за продовольствием. Судя по солнцу, скоро придёт пора ужинать, — отряхивая мундир от песка, произнёс де Андидо. — Подполковник Лонгворт, капитан Максименко, нам предстоит длинный разговор о многом. Поэтому я прикажу привезти вина. Хорошего испанского вина. Думаю, мы заночуем на этом берегу, а завтра разобьём здесь лагерь.

— Я бы не отказался от бокала хорошего вина, сеньор де Андидо, — улыбнулся американец. — И готов к длинному разговору. Но лагерь я бы рекомендовал разбить милях в десяти отсюда, на берегу впадающей в море большой реки. Там идеальное место для временного пристанища. Ваш крейсер запросто войдёт в реку, а заодно перевезёт и русских. Иначе они потратят на переход сквозь джунгли не меньше недели.

— А почему же вы сразу не разбили лагерь в выбранном месте? — прищурившись, поинтересовался испанец.

— Вот из-за него, — Лонгворт махнул рукой в сторону корпуса "Сан-Паулу". — В этом линкоре наше будущее, господа коллеги по несчастью. День, когда "Рейна Рехенте" отбуксирует его к нашей базе, станет первым праздником землян на этой планете.