1964 Париж УБИЙЦА НЕИЗВЕСТЕН? За океаном, в штате Алабама, Оделся в траур город Бирмингам: Четыре матери осиротели там, Четыре девочки уже не скажут «мама». «Убийца неизвестен», — говорят… Он неизвестен? Полно! Так ли это? …Я помню: наши города горят, Горит, дымится фронтовое лето. Еще в чехлах знамен победный шелк, Идем сквозь дождь, буксуют самоходки Вдруг, словно по команде сняв пилотки Остановился без команды полк. Заколебалась подо мной земля, Когда и я увидела: в кювете Лежат уложенные в штабеля …Расстрелянные дети. Вот девочка лет четырех — шести К себе грудного прижимает брата… А тот, кто мог спокойно навести На них зрачок угрюмый автомата, Кто он? Где он? Оскал его лица Своими я не видела глазами, Но пепел Лидице стучал в сердца, Нас обжигало Орадура пламя, К нам из Дахау доносился стон, И я сквозь зубы повторяла: — ОН! Да, то был он — садист, палач, дикарь, «Сверхчеловек», расист, «венец творенья». …Прошли года. И вот опять, как встарь, Кровь малышей взывает об отмщенье. Когда раздался в тихой церкви взрыв И раненые дети закричали, А четверо навеки замолчали, В негодованье, в ярости, в печали. Я поняла, что тот убийца жив. Я вспомнила и фронтовое лето, И дождь, и девочки застывший взгляд. «Убийца неизвестен», — говорят. Он неизвестен? Полно! Так ли это? 1964
НАШИ «ЗИМНИЕ» Мелькают года. Как торопится наше столетье! Мелькают года. У эпохи — полет, а не шаг. …Уходят отцы, завещая мужающим детям Романтику красных Октябрьских атак. Становятся взрослыми наши Сережки и Зинки, Волнуются, спорят и смотрят сквозь годы вперед. У каждого — свой, Пусть не взятый до времени, «Зимний» И каждый уверен, что он этот «Зимний» возьмет: Лобастый мальчишка посадит корабль на Луне, С «загадкой нейтрино» девчонка покончит в Дубне. …Уходят отцы, и отцами становятся дети, Не гаснет романтика красных Октябрьских атак. Немало нам «Зимних» еще штурмовать на планете Мещанство и ханжество, неурожаи и рак… Мелькают года. Парусит Революции стяг. 1964 ПОЛОНЯНКИ Ах, недолго у матушки ты пожила, Незадачливая девчонка! Умыкнул басурман из родного села, Как мешок, Поперек перекинув седла. Ты ему татарчонка в плену родила, Косоглазого, как зайчонка. Время шло. Ты считалась покорной женой. Попривыкла к смешному зайчонку — Родной. Но навеки застыли в славянских глазах Пламя русских пожарищ, Отчаянье, Страх… Вновь дымятся Массивы нескошенных трав. Мчит девчонок В неметчину дюжий состав. Вдруг одна полонянка На мгновенье застыла: Показалось ей смутно, Что все это было — Так же села горели, Дымились поля, Бились женщины, Плакали дети… Все воюет, Воюет старушка Земля, Нет покоя на этой планете… |
