1962 ЗАЯВЛЕНИЕ В СУД Чьи-то «детки» на пятом — Тут попробуй усни! — Без родителей «хату» Обживают одни. И зазря в одеяло Я ушла с головою: Как подвыпивший дьявол, Джонни Холидей воет. Твист — не томное танго, А чарльстон — не фокстрот: Словно стадо мустангов Через прерию прет, Скачет, топая люто Каблуками копыт, И качаются люстры, И полдома не спит. В полутьме коридоров И по лестничным клеткам Слышен гул приговоров Расшалившимся «деткам»: — Ох, уж эти стиляги, Скоро дом разнесут!.. — Просит тетка бумаги: — Мол, пожалуюсь в суд. И клянусь головой (Аж дрожат бигуди!) Им прощаться с Москвой! — Я в ответ: — Погоди! А нельзя ль просто так. Без суда, попросить их? — Ох, просить у стиляг — Что носить воду в сите! Эти, как их там, «хаты» — Лучше их обойти! Эти юные хамы — С ними ты не шути! — …Я халат запахнула, Мне бросаться сейчас Под холодные дула Настороженных глаз. Может, скажут: — Привет! Вы откудова, тетя? Приглашали вас? Нет? Так куда же вы прете? — Неуверенно, Медленно, Робко, Слегка Нажимаю послушную кнопку Звонка. Но в ответ мне натужно, Как будто в агонии, Лишь хрипит он Простуженно — Холидей Джонни. Разозлившись, Я жму на проклятый звонок, Как когда-то В войну нажимала курок. Вышли мальчик и девочка — Стильные штучки. Вот сейчас они, Ручки засунувши в брючки, Могут выдать мне что-нибудь Вроде как: — Тетя! Приглашали вас? Нет? Так куда же вы прете? — И увижу глаза, Как холодные дула… Но девчонка на часики, Охнув, взглянула И сказала растерянно: — Сколько сейчас? Мы, наверное, Всех разбудили в районе! Неужели четвертый? Извините вы нас! — И… заткнулся как миленький Холидей Джонни. А парнишка (На вид ему двадцать, Не более, Хоть себе запустил он Кубинскую бороду) Очень тихо добавил: — Прощаемся с городом, Мы — геологи, Завтра нам двигаться в поле. Я поздравила С «верным прогнозом» соседку, Что взывала к суду И клялась головой: Тем «стилягам» и вправду Прощаться с Москвой, Потому что «стиляги» Уходят в разведку! 1962
«Вновь одинока, словно остров…» Вновь одинока, словно остров… Опавших листьев шум сухой. И боль из нестерпимо острой Уже становится глухой. Ах, остров, вспоминать не надо, Что недоступен и велик, Всегда он рядом и не рядом — Твой материк, твой материк! 1962 ПОКЛОНИСЬ ИМ ПО-РУССКИ! С ветхой крыши заброшенного сарая Прямо к звездам мальчишка взлетает в «ракете». Хорошо, что теперь в космонавтов играют, А в войну не играют соседские дети. Хорошо, что землянки зовут погребами, Что не зарево в небе — заря, И что девушки ходят теперь за грибами В партизанские лагеря. Хорошо… Но немые кричат обелиски. Не сочтешь, не упомнишь солдатских могил… Поклонись же по-русски им — низко-низко, Тем, кто сердцем тебя заслонил. 1962 АВТОГРАФ В тот самый миг, Когда умолкнет маршал И к Мавзолею хлынет войск река, В рядах, Идущих триумфальным маршем, Невидимые двинутся войска. Пойдут и те, Кто пал у Перекопа, И кто в тифозном умирал бреду, И кто в блокадном погибал аду, И те, Чью поступь слышала Европа. В том, сорок пятом, памятном году. Да, у Победы громкая походка, Нельзя не услыхать ее шагов! И расписался на рейхстаге четко Колхозник из Рязани — Иванов. Нет поучительней автографа на свете… Идут в шинелях Иванова дети. 1962 СЕСТРА Пусть теперь ты в шлеме, не в ушанке, Все равно, родная, это — ты. Под прозрачным шлемом марсианки Узнаю знакомые черты. Из легенд войны, из Далека, Ты вернулась, наша запевала, — Та, что пулеметом прикрывала Отступленье своего полка. Но у чуда нет земной прописки, Не воскреснут павшие в бою: На солдатском строгом обелиске Я прочла фамилию твою… Это так. И все же ты воскресла, В облике ином вернулась ты: Под скафандром светлые черты, Космонавта сказочное кресло. Ты была военною сестрою, Ты теперь — небесная сестра. Валентина, помаши рукою Фронтовым подругам у костра. Помаши рукою через годы, Протяни им руки через смерть — Это девушки твоей породы, Им бы тоже к звездам полететь. |
