— Не боишься, что пациенты услышат?

— А они что, не люди? Поймут как-нибудь. Все мы озабочены одним и тем же — жратва да секс. О чем еще больше думать-то? — Изотов подмигнул Вадиму. — Знаю, знаю, с чем она к тебе подкатывала. Предложили бы мне такое, уж я бы не растерялся.

— Ошибаешься. Романы с подчиненными она принципиально не поощряет.

— Так уж и не поощряет? — Саша, хохотнув, хлопнул Дымова про плечу. — Ладно, ладно, умолкаю. Хотя, сказать по правде, не по-российски ты, Вадик, живешь. Водку не любишь, с девушками не дружишь.

— Ты водку тоже вроде не очень.

— Зато за девушками ухаживаю. Поверишь ли, в прошлом году от меня залетели сразу три дамочки. То есть, объективно рассуждая, это не они, а я залетел! Самым немудрящим образом. Не на грех же их было толкать. Вот и родили. Что характерно, все трое — пацанов.

— Ого! Да ты у нас отец-героин!

— Ага, еще скажи — кокаин.

— Надеюсь, ты, как честный гражданин, предложил всем троим руку и сердце?

— Нет, конечно. Целое на части не делится. А вот деньги теперь приходится половинить.

— А почему не предохранялся?

— Как это? Обязательно предохранялся! Но я же патриот, ты меня знаешь, а потому пользовался исключительно отечественными средствами. Потом уже провел тотальную экспертизу, — каждое пятое средство оказалось дырявым. Вот и верь потом нашим производителям!

Вадим хмыкнул.

— Не кручинься. Их тоже понять можно. Поголовье славян с каждым годом падает, вот государство и радеет по-своему.

— Не знаю, как там государство, а мне точно порадеть придется.

— Так это правду сказал насчет троих?

— Ну, не трое, положим, а один, но тоже не шутка.

— А чего раньше молчал?

— Стеснялся. — Курносая физиономия Изотова лучилась все той же бесовской улыбочкой.

— Ишь, ты стеснительный!

— Зато теперь ты все знаешь, так что готовься к крестинам. Станешь крестным отцом моего сына. Само собой, и расходы придется делить пополам. Согласись, два папаши — это чуть легче для кошелька.

— Вот спасибочки!

— Ладно, не бойся. Это я шуткую. Кстати, тебя там конкурент ждет.

— Какой еще конкурент?

— По-моему, онколог из центральной клиники. Судя по внешнему виду, страшный зануда.

— Что ему надо?

— Насколько я понял, имеет какие-то претензии.

— К тебе или ко мне?

— Ясное дело, к тебе. Ты ведь у нас мастер, а я так — подмастерье… — Александр изобразил руками в воздухе нечто замысловатое, шутливо раскланившись, скрылся за дверью.

Изотов не обманул. Посетитель оказался из разряда зануд и пришел в центр с претензиями. Последние он вдумчиво и неторопливо излагал уже битых полчаса.

— Вы должны понять меня правильно, мы живем клиентурой, и если коллега переманивает наиболее прибыльных пациентов, это выглядит не слишком корректно…

Гость явно следил за речью, подбирая осторожные окатистые фразы, однако заявился он сюда далеко не с миром. То ли хотел пригрозить, то ли выпрашивал откупное.

— Когда вы забрали Липатова, это еще можно было понять, но за Липатовым вы переманили Тычинского и Ваганова. Если так пойдет дальше, я вынужден буду обратиться…

Вадим Дымов со вздохом выложил на стол руки — ладонями вверх. Жест столь же обескураживающий, сколь и обезоруживающий. Для него, впрочем, это значило кое-что другое. Люди неискушенные мало что знают о человеческих ладонях. Между тем, последними можно не только крепко бить, но и править суставы, гасить боль, проводить великолепные массажи. Ладони — естественный излучатель энергии, а уж какую энергию способны были излучать ладони Вадима — он и сам в точности не мог бы сказать. Тем не менее, должного эффекта он достиг. Его вальяжный посетитель смолк на полуфразе.

— Так вот, уважаемый коллега, ни Липатова, ни Ваганова, ни Тычинского я не переманивал, — тихо заговорил Дымов. — Они пришли в наш центр сами. И сами подписали с нами договор. Кроме того, тот же Липатов был приговорен. Особо отмечу — приговорен вами. Ну, а мне удалось поставить его на ноги.

— Вполне возможно, то же самое с ним случилось бы у нас! — сварливо произнес гость.

— Возможно, не спорю, — Вадим миролюбиво кивнул. — Но, так или иначе, человек жив-здоров, и я не слишком понимаю, о чем идет речь? Пожалуй, случись с ним худшее, я бы принял ваши упреки, но его жизнь вне опасности.

— Еще неизвестно!

— Вам — да, а нам очень даже известно. Признайтесь, коллега, все объясняется значительно проще: вы жалеете об упущенной выгоде — только и всего.

— Вы забываетесь!

— Бросьте! Все, что вы могли предоставить бедолаге Липатову — и предоставить, кстати сказать, за очень солидные деньги, вряд ли могло бы его спасти. Возможно, подарили бы ему пару лишних месяцев, вот и все. А мы в отличие от вас дали ему твердые гарантии — и вылечили. Хотите взглянуть на договор? Там, кстати, оговаривается возврат денежных сумм в случае смертельного исхода. Уверен, ничего подобного в документации вашего заведения не содержится.

Посетитель нервно заерзал на стуле.

— Но согласитесь, все, что мы предпринимали в отношении данного больного, укладывалось в предписанные наукой каноны. Усиленный курс химиотерапии, сеансы облучения, резекция операбельных тканей. Последнее мы так и не успели сделать из-за поспешного бегства больного. Вполне допускаю, что после операции он бы почувствовал улучшение и у нас.

— Какая там операция! О чем вы? — Дымов вздохнул. — Операции Липатов попросту бы не выдержал. С его-то сердцем. И вы его, кстати, честно об этом предупредили.

— Да, предупредил, потому что не считаю сокрытие подобных вещей правомерным…

Не слушая гостя, Дымов поднялся. Покопавшись на полках, достал толстую синюю папку. Папку смертников, как величала ее порой неделикатная Аллочка. Спелая налитая девочка еще знать не знала, каково это болеть и шаг за шагом приближаться к бездонной пропасти, за которой поджидает пустота и вечный холод. На больных эта юная секретарша смотрела, как на инопланетян. Ну, да не о ней речь… Вынув наугад пару рентгеновских снимков, Дымов зашел со стороны окна и продемонстрировал их гостю.

— Взгляните!

Снимки были отчетливыми и снимки были ужасными. Как на первом, так и на втором отчетливо прорисовывался опухолевый очаг. Маленький спрут, распластавший щупальца по телу человека, капля за каплей высасывающий из организма жизненные соки.

— Безнадежно, не правда ли?

— Да, но… Насколько я помню, у Липатова было совсем другое.

— Верно, это не Липатов. У него случай был еще более запущенный. А теперь, положа руку на сердце, скажите честно, возьметесь вы сейчас за лечение обладателей этих снимков?

— Разумеется, мы можем попытаться их лечить, хотя при такой картине…

Дымов оперся о стол руками, рывком подался к гостю.

— Да скажите хоть раз самому себе правду! Какое, к черту, лечение? Резать вы их станете, а не лечить! И получится вместо месяца агонии — шесть или семь. При определенном везении — возможно, год или полтора. Со всеми сопутствующими удовольствиями.

— Вы можете похвастать большими успехами?

— Мы не хвастаемся, мы доказываем наши успехи делом. Я показал вам старые снимки. Им более трех лет.

— И вы… — голос у посетителя дрогнул. — Вы хотите сказать, что этих людей вы поставили на ноги?

— Могу даже познакомить с ними, если желаете. Сейчас они как раз на занятии в спортивном зале. Поинтересуйтесь у них самочувствием, проверьте в своем диагностическом центре. Это если они, конечно, изъявят желание прийти к вам.

— Но если вы их давно вылечили, что они делают в ваших залах?

— Так уж выходит, что мы не бросаем свох подопечных на полдороге. Всем пациентам обычно прописывается еженедельная профилактика в нашем центре. Осмотр, собеседование, трудотерапия.

— Трудотерапия?

— Она самая. Кстати, мероприятие — весьма полезное и пользуется у наших пациентов большой популярностью. — Дымов продолжал смотреть в упор на коллегу. — Чего вы хотите, дружище? Чтобы клиенты к вам вернулись? Так я их не держу. Тем паче, я не онколог и не эндокринолог. Всего-навсего скромный психотерапевт.