— Почему же он только чемпион Европы?

— Да потому что в большем он теперь не нуждается. Такова участь всех лучших мастеров мира. Став мастерами, люди уходят в тень — и, замечу, — уходят по доброй воле. Потому что истинный свет уже горит в их душах. Из зависимых пустышек и экстравертов они становятся мудрецами и интровертами. Вот и Николай познал победу над временем и над собой. Иные победы ему попросту уже не нужны.

— Это почему же?

— Да потому что человек, хоть раз одержавший такого рода победу, уже иначе смотрит на окружающее. И ваш Палач, уверен, слеплен из того же теста. Его просто не интересуют вещи, о которых печется ваш Денис Трофимович.

— Иными словами — ты отказываешься нам помогать?

— Этого я не говорил. — Вадим покачал головой. — Однако смысл подобной конфронтации мне действительно представляется бессмысленным. Человечеству действительно угрожает множество опасностей, но нашего Палача среди них я, простите, не вижу. Он работает жестко, но по-своему корректно. Уверен, действуй аналогичным образом правители великих стран, о наркотиках давным давно остались бы одни воспоминания. Но, увы, нам всегда бужет нужен враг — внешний и внутренний, реальный и абсолютно надуманный. А потому государства еще долго будут имитировать борьбу с наркотиками, взятками и терроризмом.

— Ты действительно веришь в это?

— Разумеется! Если задуматься, человечество никогда не жило вне войны. Это стало нашим привычным состоянием. А посему Палач вполне вписывается в общую панораму бытия. Более того, своим появлением он делает картину демократического общества абсолютно законченной.

— Как это?

— А так. Через него — то есть через Палача — общество спасает себя от упырей и оборотней, словом, всех тех, кого не могут одернуть правохранительные органы.

— Подумай, Вадик, что ты такое городишь! Это же беззаконие!

— Отчего же. Всего-навсего еще одна условность. Как всякая война с ее вседозволенностью, как наша юриспруденция с ее неравноправным подходом к чиновникам, нуворишам и обычным трудягам, как образовательная школа, за столетия практически не изменившая подхода к учащимся, как, наконец, наша разлюбезная медицина. Впрочем, даже если ваш закон стал бы действительно единым для всех, каяться и отвечать за свои поступки нам все равно придется по раздельности. — Вадим усмешливо глянул на оперативников. — Иного и быть не может. Если некий Ваня Иванов опасно приболел, общество просто не в состоянии взвалить на себя бремя излечения данного индивида. Я имею в виду — настоящего излечения. В этом смысле я — бунтарь, согласен. Но и Палач тоже по-своему бунтует. Не против общества, — всего-навсего против его врагов, которых в силу своей инерционности и косности искомое общество попросту не в силах выкорчевать.

— А если ему плевать на человечество? Если он вынашивает иные планы?

— Значит, вы всерьез поверили в историю о чернобыльском реакторе? Ребятки, но это же смешно! Пришелец из иного мира?! Бред!..

— А если нет?

— Тогда тем более нельзя трогать Палача. Пусть он даже трижды пришелец! Неужели не понятно, что всем своим поведением он демонстрирует лояльность правоохранительным органам?

— Лояльность?!

— А как это еще называть? Он предотвращает распространение наркотиков, не трогает ваших агентов, даже там, в подвале, уверен, он мог бы превратить нас в пыль, но ограничился легким предупреждением.

— Ничего себе легким!

— Думайте что хотите, но это было всего лишь предупреждение, — твердо повторил Вадим. — И кстати, попутно нам продемонстрировали возможности, которыми обладает Палач. Поверьте, если бы ему было все равно, он ведь и Виктора мог приголубить вместе с людьми Маршала. Но он проявил избирательность и пощадил вашего коллегу.

— Кстати, по поводу коллеги. Виктор утверждает, что после всего случившегося у него… как бы это поделикатнее выразиться… В общем сошло с полдюжины бородавок.

— И рубец от ранения исчез. — Добавил Миронов.

— Точно. Шрам я у него сам пару раз видел. В аккурат под левой ключицей. А теперь ничего. Ты сможешь это объяснить?

— Да проще простого. — Вадим пожал плечами. — Хотя и сомневаюсь, что у вашего Палача было время заниматься подобной благотворительностью. Скорее всего, это получилось само собой. В мире больших энергий возможны и не такие чудеса.

— У тебя ведь в клинике такими вещами тоже занимаются?

— Не совсем. Это просто не наш профиль. Хотя в чем-то ты безусловно прав. Любое кожное образование также является следствием тех или иных полевых деформаций, поэтому, корректируя биополе, можно добиваться и уничтожения папилом. — Вадим улыбнулся. — Иными словами, рубцы и бородавки нам вполне по плечу, но если мы начнем этим заниматься, на нас двинут войной господа косметологи, а это нам совершенно ни к чему. Что же касается вашего Виктора, думаю, он не в обиде на Палача за столь фамильярное обращение с его папиломами. Или это тоже требует срочного врачебного консилиума с вынесением сурового приговора самозванному хирургу?

— Не надо, Вадим. Ты же прекрасно понимаешь, о чем идет речь.

— Представь себе, не понимаю. Вы жаждете погонь и схваток, я же пытаюсь вас образумить.

— Хорошо, тогда что предлагаешь ты?

— Всего лишь не суетиться и подождать.

— Чего подождать?

— Подождать каких-либо фактов, подтверждающих античеловеческую суть Палача. А вот тогда можно будет с полным правом судить да рядить о том, какие контрмеры нам следует принимать.

— А если будет поздно?

Дымов философски покачал головой.

— В этом мире ничто не бывает поздно. Хотим мы того или не хотим, но все происходит в нужном месте и в нужное время. Даже самые жестокие события. Мы ведь сами их зачастую и притягиваем. Разве не так?

— Значит, встречаться с Денисом Трофимовичем ты не хочешь?

— Ну, если не кривить душой, особого желания я действительно не испытываю. Вас я, положим, знаю, а тут посторонние люди — да еще из спецорганов. Откровенно говоря — и времени жаль… Но если вы настаиваете, давайте встретимся. — Вадим тряхнул головой, с ехидцей покосился на капитана. — Можно даже сделать интереснее — организовать встречу не со мной, а с Палачом.

— Что?!

— Ну да, если, конечно, не испугаетесь. Думаю, организовать это будет не столь уж сложно.

— Ты действительно можешь устроить встречу?!

— Скажем так: я могу ПРЕДЛОЖИТЬ ему встретиться. А уж согласится он или нет, этого я сказать не могу.

Миронов со Шматовым продолжали оторопело таращиться на врача.

— Не забывайте, я ведь экстрасенс, — Дымов усмехнулся. — А хороший экстрасенс в каком-то смысле родственник ищейки.

— Ты найдешь его по запаху?

— Не совсем. Но, зная его след, я могу послать ему сигнал, а поскольку Палач обладает уникальными способностями, он без сомнения этот сигнал примет. Ну, а после того, как он откликнется, договориться с ним о встрече не составит особого труда. Правда, сомневаюсь, что его всерьез это заинтересует, но я уже сказал, по отношению к государству он до сих пор проявлял лояльность, а это уже само по себе говорит о многом.

— И когда можно будет с ним встретиться?

— Если он согласится, может быть, даже сегодня. Так что зовите вашего Дениса Трофимовича, и устроим совместное рандеву. Так и быть, сыграю роль посредника. Тем более, что кто-то все равно должен отвечать за вашу безопасность.

— Ты полагаешь, мы сможем с ним договориться?

Вадим покачал головой.

— Не уверен. Говоря проще: вам просто не о чем с ним договариваться. Судите сами, формальное нарушение законов темой для обсуждения не может являться в принципе, — это просто не в интересах Палача. Если же у Дениса Трофимовича на него имеются какие-то свои виды, то Палач без сомнения его раскусит, а, раскусив, пошлет куда подальше. Насколько деликатно все это произойдет, не берусь судить, но надеюсь, что все останутся живы-здоровы. — Дымов хмыкнул. — Разве что еще пара бородавок у кого-нибудь сойдет…