Карлос, неутомимый в «охоте на ведьм, употребляющих прозак», по-видимому, был не в себе.

Только забегая вперед, я могу как-то объяснить, что тогда случилось. Не прошло и года после смерти Карлоса, как я пришла к наиболее вероятному и мрачному объяснению. В тот момент для того, чтобы немного встряхнуться, мы собрались группой на вечеринку в моем доме, во время которой Сьюзен напилась «в хлам». После того как она вышла из ванной, где занималась сексом со своим дружком, я обнаружила, что моя аптечка открыта, бутылочки с лекарствами от мигрени, валиумом и викодином (я лечу ими мигрень с двадцати лет с разрешения Карлоса), пусты, а содержимое разбросано вокруг. Я никогда ни в чем не упрекала Сьюзен, и сегодня стыжусь своей трусости.

Зачем было закатывать сцену, ведь я чувствовала, что все мы после такой утраты немного притворялись.

Снова возвращаюсь в те дни, когда Сьюзен и Мирна оставались одни в моей квартире… Что, если Сьюзен была неисправимой ищейкой и воровкой лекарств из аптечек? Конечно, я никогда этого не узнаю, но это именно она могла подсмотреть и сообщить Карлосу о существовании полной баночки прозака. Мог ли он попросить ее все обыскать? Это было вполне допустимым предположением, так как впоследствии я узнала о ее чрезвычайно больших запросах.

Но в то время я просто не могла вообразить себе, как это дошло до Карлоса. Он мне не верил, что я не употребляю прозак. Наконец, я просто рассердилась! Мне только прозака не хватает! Я обожаю торчать на прозаке, я жру его пригоршнями! Он думает, что я «в завязке». Какая может быть «завязка», спросила я у него, если человеку лекарства были назначены?

«Ты УВЕРЕНА, что у тебя нет „завязки“?» — упорствовал он. Неужели он сходил с ума от психоделиков? Это было самым страшным прозрением в моей жизни.

Я надеялась, что Сьюзен и Мирна по плану Карлоса станут моими соседками еще до того как возобновятся эти сумасшедшие обвинения. Обе девочки начинали ему нравиться. Однажды днем, когда я была одна дома и писала, зазвонил телефон. Это была Сьюзен, в ее голосе слышались слезы.

— Я в машине, недалеко от тебя, не знаю, как я здесь оказалась! Это чудо! Пожалуйста, разреши мне войти! Я должна увидеть тебя немедленно. О! Эллис, пожалуйста.

— Да. Конечно. Где ты? У двери? Входи, Что случилось? Что произошло?

Сьюзен плакала, слезы текли ручьем, нос покраснел. Я обняла ее, она бросилась в мои объятия. Я усадила ее на кровать, и она горько зарыдала, кашляя и задыхаясь.

— Со мной только что случилась самая страшная вещь, Эллис! Карлос… Он попросил меня приехать, не сказав зачем, а я подумала, что мы будем говорить, как всегда и…

Сьюзен закашлялась, ее лицо исказилось в гримасе. Выглядело так, как будто у нее разорвались легкие — и смех, и слезы причиняли ей острую боль.

— Эллис, он просто полез мне под рубашку — вот ТАК — и схватил меня здесь! — она сжимала свою грудь. — Это было так грязно, он был отвратителен! Он пытался целовать меня, и щупал, и лапал, пробовал стащить блузку! Эти отвратительные слюнявые поцелуи! Он такой старый и мерзкий… А я по-настоящему верила, что он отличается от всех этих гуру!

— Я оттолкнула его, в это время, слава богу, зазвонил дверной звонок, это была Клод, он стал выпихивать меня в другую дверь. Он как будто одурел от злобы, боялся, что она что-то заметит! Я застегнула блузку и уехала. Не понимаю, что со мной, где я была, — рыдания возобновились, слезы полились градом, Сьюзен стала хватать ртом воздух.

Я обняла ее и держала, пока она не перестала дрожать. Ее глаза сверкали, тушь растеклась по щекам.

После судорожного приступа кашля она сказала:

— Я оглянулась и увидела, что оказалась на твоей улице, у твоего дома. Это невероятно, Эллис, но это так… Я не могу поверить, что, слава богу, тебя нашла.

Меня мучило чувство вины, я была ужасно смущена. Как ей помочь избавиться от ощущения, что ее запачкали грязью, предали? Гуру, ее учитель, тискал ее за грудь, вел себя как мерзкий старый развратник. Я была виновата, очень виновата — я оказалась банальным сутенером. Мне было трудно вообразить, что его план обольщения будет столь грубым в сравнении с тем методом, который он испробовал на мне. За мной ухаживали, а не лапали! Я понимала, что окажусь в опасности, если стану утешать ее. Истинный «синий воин» должен отправить ее восвояси.

Но я не была ни Соней, ни Муни, ни Булой. Я пыталась успокоить Сьюзен, этого съежившегося, плачущего ребенка, который чувствовал, что он только что избежал изнасилования.

— Ты не знаешь, — задыхалась она, — я была любовницей стольких мужчин! Я больше никогда не смогу быть опять чьей-то любовницей! Так хватать меня за грудь! Эллис, он был ОМЕРЗИТЕЛЕН!

— Сьюзен, мне кажется, я понимаю. И думаю вот что. Когда я была с ним, то вела себя неосторожно, импульсивно, поэтому он ухаживал за мной осмотрительно: наряжался, заранее назначал свидания, приезжал, чтобы забрать меня из дома. Правда, он возил меня в дешевый мотель, но… Если бы он схватил меня за грудь, я бы рассмеялась. Ты понимаешь? Он меня удивлял. Он делал противоположное тому, что я ожидала.

— Ты думала, что с тобой будут обращаться бережно, а он просто шокировал тебя, сделав все наоборот. Возможно, он так поступает с каждой — кто его знает, — но, может быть, это имеет какой-то магический смысл? Я думаю, что тебе нужно поговорить с Флориндой и все ей рассказать. Можешь довериться ей, она поможет.

Сьюзен была безутешна. Мы еще долго разговаривали и признались друг другу в своих опасениях.

Сьюзен снова поклялась, что не будет разрывать отношений с родственниками — семья ей дороже, чем так называемая «магия». Потом она поинтересовалась, сможет ли ее племянница пользоваться бассейном, если она переедет в новый дом? — Конечно, — ответила я, — но обязательно поговори обо всем с Флориндой, — я знала, они потребуют, чтобы она порвала со своей семьей, но не хотела сообщать ей об этом заранее.

Мне так хотелось иметь подругу, которая не играла бы со мной в игры, — мне так хотелось доверять кому-нибудь. Я рассказала ей о своем безумном увлечении Гвидо, поведала о своих переживаниях и сексуальных играх, призналась, что он остановился, так и не дойдя до настоящей близости и ничего при этом не объясняя. Она заикнулась было о своих сексуальных приключениях, которыми ей хотелось поделиться, но вдруг испуганно замерла. Когда я поддержала ее исповедь, она спросила:

— Что? Рассказать о себе? А ты никому не расскажешь?

— Сьюзен! Когда я так поступала?

Я была потрясена. Предать человека? Почему она сказала такую жестокую вещь? Если бы я только понимала, что на самом деле она имела в виду, рассказывая о себе, вся моя жизнь могла бы пойти подругому. Этот очевидный страх предательства, как у ребенка, был ее собственной моделью поведения. Если бы я поняла это, то смогла бы избежать разрушительных, ломающих мою жизнь ударов. Хотя иногда все, что происходит с нами, оборачивается во благо: возможно, я стала бы писать книги, но не нашла бы в себе мужества написать именно эту, освободившую меня от лжи, в которой я жила.

Я пообещала Сьюзен, что ее сексуальные тайны останутся со мной. Она рассказала мне несколько историй, тайну которых я действительно храню до сих пор.

В конце нашей беседы Сьюзен поблагодарила меня, уверенная, что оказалась у моей двери не случайно. Я снова попыталась убедить ее поговорить с Флориндой. Мы обнялись, обещали дружить и поклялись хранить тайны, которыми поделились.

Я позвонила Флоринде и рассказала ей о том, что произошло со Сьюзен, не упоминая наши исповеди.

— Ты ведь НИЧЕГО не говорила ей о нашем мире, Эллис, правда?

— Нет. Я велела ей поговорить с тобой.

— Этот хрупкий кусок дерьма! Что она думает о себе?! Что она сделана из фарфора?! Надо было начать с другой, с этой жиряги. Я поговорю с тобой позже. Лучше бы ты не открывала свой рот. Ты меня слышишь? Или ты В САМОМ ДЕЛЕ хочешь получить?!