— Хорошая собака! Умная собака, какая умная! — Подофицер ласково потрепал Тропика за ухом, почесал ему лоб.

Майор надел резиновые перчатки, взял пакет и понес в машину. Проводник с собакой шли следом с чувством, что хорошо, может, даже отлично выполнили задание. Капрал очень любил такие мгновения. Собака — тоже.

Чтобы развязать туго затянутый узел, потребовалось несколько минут. Наконец все содержимое пакета было разложено на сиденье «малыша»: паспорт, где на фотографии было запечатлено невозмутимое лицо молодого парня — Данеля Мрозика, служебное удостоверение, выданное фабрикой «Терпокс», пачка сигарет «Мальборо», посеребренная зажигалка, носовой платок, три ключа разнообразной формы, золотая «Омега»… Среди вещей обнаружились еще раздавленные солнцезащитные очки, несколько старых проездных билетов и серебряный медальон на цепочке.

Капрал внимательно посмотрел на фотографию в паспорте, вздохнул и спросил:

— Это тот, кого выловили из озера?

— Да.

— Молодой совсем… Такое симпатичное лицо. Неизвестно, кто его убил?

— Нет, — ответил майор. И поправил себя: — Еще нет.

На следующий день дежурный офицер управления сообщил Щенсному, что его разыскивает какой-то оперативный работник из района.

— Что ему надо? — спросил Щенсный раздраженно: он был очень занят.

— Не сказал. Оставил записку. — Офицер протянул небольшой листок, вырванный из блокнота. — Упомянул, что дело очень важное.

Майор пробежал глазами записку, задумался, потом связался с районным отделением, и через полчаса оперработник Томчак уже сидел в его комнате. Щенсный бросил нетерпеливо:

— Ну, так что вы хотели сказать?

— Ну, значит, находясь на службе, пошел я на автомобильную биржу. Я довольно часто бываю на улице Янишевской, рядом с аллеей Краковской, и знаю многих людей, которые обычно там крутятся. Как раз в то воскресенье мне попадались одни знакомые. И среди них молодой инженеришка: он помогает отцу в автомастерской на Воле и довольно часто заглядывает на биржу. Итак, стоим мы, беседуем, и вижу, что у его «Лады» почти совсем новенькие покрышки, а недавно были лысые как колено. Спрашиваю, где раздобыл, очень меня это заинтересовало. Он рассмеялся и рассказал мне историю — не поверите!

— Ну? — поторопил его Щенсный.

— Несколько дней назад, в понедельник, двадцать седьмого июля, инженер остался на ночь в мастерской, что-то там делал. Часов около двух ночи, может, немного позже, к мастерской подъехал польский «Фиат-125». Вышел какой-то тип и говорит: «Прошу поменять мне все четыре покрышки». Инженер ответил, чтобы тот не морочил ему голову — покрышки ни за какие деньги не достанешь. После чего неизвестный вытащил толстую пачку «зеленых» и повторил, что ему нужны новые покрышки. Ну, инженер не прочь был заиметь немного долларов. Тем более для своей «Лады» он только-только приобрел новенькие. А вы, товарищ майор, наверно, знаете, что покрышки с «Лады» подходят к польскому «Фиату-125». Тут он осмотрел фиатовские и никак не может понять: они совсем новые, как и у его «Лады». Тогда он говорит этому типу: «Послушайте, да у вас же совсем новые!» А тот отвечает, что это не его дело, ему нужны другие, и все.

— Интересно, — буркнул Щенсный.

— Вот именно. Мой знакомый подумал, что у клиента не все дома. Впрочем, он долго не задумывался. Поменял ему покрышки, а те, с «Фиата», поставил на свою машину, да еще и доллары получил.

— Сколько?

— Этого он уже не сказал, а мне было неудобно спрашивать. Странный клиент уехал. А инженер стал сомневаться, правильно ли поступил, дело ему теперь показалось нечистым. Но поскольку покрышки достать непросто, то он ездит на этих, «долларовых».

— И он вам, милиционеру, все это рассказал? — удивился майор.

Томчак улыбнулся:

— Он знает меня как механика. Прежде чем прийти в милицию, я работал в «Терпоксе».

— Где?! — воскликнул Щенсный.

— На фабрике «Терпокс», в Праге. Знаю, что вас интересует, но с Мрозиком я не был знаком. Мы попросту разошлись: он пришел на фабрику, когда я уже уволился и поступил в школу милиции. Инженеру же сказал так, мимоходом, что работаю автомехаником. Он даже предлагал одно время устроить меня на работу в своей мастерской. Ну, и когда я услышал эту историю, то вспомнил, что последний раз нам говорили на совещании. О Данеле Мрозике и о следах, оставленных «Фиатом». Марка машины и день убийства совпадают. Если, товарищ майор, этот тип сообразил, что в лесу и у озера остались следы от покрышек, и если в то время у него дома не нашлось запасных, а купить их действительно тяжело, то он попытался достать за доллары. Может, это была первая мастерская, которая встретилась ему на пути в тот вечер, а может, ему уже несколько раз отказывали продать за злотые.

— Правильно мыслишь, брат, — одобрил майор. — Значит, так. Сейчас же свяжешься с районом и от моего имени попросишь начальника прикомандировать тебя к нам. Договорились?

— Конечно!

— Теперь самое главное. Запомнил ли инженер номер машины? Не хотелось бы его настораживать. А может, поступим так? Пан механик… как вас зовут?

— Станислав.

— Пан Станислав Томчак, автомеханик, временно нетрудоустроен, завтра зайдет к инженеру и поступит к нему на работу, скажем, на полгода. В ходе совместной трудовой деятельности вам, пожалуй, будет нетрудно узнать более детальные подробности как о «Фиате», так и о его водителе. Внешность, во что он был одет и так далее. Инженер ведь мог кое-что заметить.

— Понимаю, товарищ майор. А если инженер Вишневский, так его зовут, откажется принять меня на работу? Он предлагал мне это два месяца назад. Боюсь, у него уже работает кто-то другой.

— Скажите, что вам очень нужно: отвыкли от руля, собираетесь покупать машину, требуются деньги… Ну, не мне вас учить, сами знаете, что сказать. Но особенно настаивать не следует, иначе у него возникнут подозрения. Если не удастся таким путем, найдем другой способ. Пять, десять способов. Для того и голова, чтобы думать.

— Действительно, — согласился оперработник.

Не было ли это ошибкой? Он не знал ни мастерской, ни того худого блондина, находившегося там в два часа ночи. Однако, как помнилось, пребывание хозяина в мастерской в столь позднее время вроде бы указывало на то, что у него остались кое-какие, наверняка нелегальные, дела, которые тот собирался закончить. Правильны ли были его рассуждения?.. А может, он оценивал других по собственному образу действий, что могло быть правильным лишь в некоторых случаях?

Тогда он вел поиски в Праге, на Охоте, но повсюду на дверях автомастерских висели замки.

Может, стоило подождать до утра? Ездить по городу он не боялся, на какой-либо след того, что он совершил, милиция могла напасть не раньше чем через день-два. А может, и никогда. Впрочем, данный период времени, мягко выражаясь, не благоприятствовал милиции. Все реже ночью выходили пешие патрули, все меньше выезжало патрульных милицейских автомашин. Если милиция и вмешивалась, то лишь в случаях серьезных скандалов, драк, когда звучали призывы о помощи.

В каком-то смысле он понимал их, так как видел, как толпа вырывала у них из рук преступников, выводила из строя машины, поджигала здания, принадлежавшие милиции. В начале мая ему довелось побывать в Отвоцке, где он с большим интересом следил, как толпа сжигала железнодорожный милицейский пост, рушила стены, брала приступом вагон-барак. Он радовался, что все это способствовало его собственной «работе», которая продолжала оставаться безнаказанной. Он думал также о той поре, когда его подземелье в достаточной степени заполнится драгоценностями, а сам он окажется далеко за пределами страны, и его совсем не будет интересовать, как кто настроен — «за» или «против» милиции. Пусть тогда, без него, вся страна сгорит, потонет или взлетит на воздух.

Разъезжая так по Варшаве и размышляя подобным образом, он наконец попал на Волю и на какой-то улице заметил свет в окнах автомастерской. Остановился, позвонил у двери. Долго никто не открывал, наконец на пороге появился высокий худой мужчина, с редкими белокурыми волосами и небольшими усиками.