Я был твердо убежден в версии убийства, упорно спорил с начальником и сержантом, придерживавшимися противоположной точки зрения. Наш спор прервал дежурный, вручивший начальнику донесение из Лодзи:
Гральский уже месяц работает в магазине на улице Бжезиньской, а не в Лодзинском гастрономическом предприятии. Определяем его местопребывание, ибо не знаем, где находился в субботу и воскресенье. О результатах сообщим.
Попросил предупредить сотрудников в Лодзи о моем прибытии. Товарищи в Быдгощи должны были, не теряя со мной связи, продолжать следствие. Сержант получил много вопросов, на которые следовало срочно дать ответы. Начальник проинформировал меня, что в течение субботы и воскресенья усилено наблюдение за известными отделению контрразведки «почтовыми ящиками», так как ожидалось, что агент иностранной разведки, работающий на неустановленной радиостанции, может взять из тайника или вложить в него новые инструкции либо другие материалы. Возле «почтового ящика», находившегося в туалете железнодорожного вокзала, замечен человек, вынимавший что-то из этого ящика. В настоящее время он находится в Щецине под наблюдением. Если попытается улизнуть, будет арестован. Я попросил начальника, чтобы меня информировали, если это окажется связанным с моим делом.
Ехалось хорошо, спокойно. Я закрыл глаза. Обычно в дороге старался читать. Меня интересовала история второй мировой войны, и я пользовался каждой свободной минутой, чтобы погрузиться в любимые книги. На этот раз даже не дотронулся до лежащих в портфеле двух последних томиков серии «Тигр»[41]. Меня беспокоила загадочная смерть Барбары Еленек. Все время думал только об этом и не заметил, как проехали Влоцлавек. Был прекрасный майский день. Я пошире открыл окно. В машине вдохнул запах сосны, поудобнее устроился на сиденье и опять погрузился в размышления.
ЗАПУТАННЫЕ СЛЕДЫ
В Лодзи меня ожидал сюрприз. Товарищи из Лодзинского отделения контрразведки отправили в Быдгощ телеграмму, которая пришла туда уже после моего отъезда. Гральского два дня не было в Лодзи, выезжал к родственникам в Ченстохову. Там, во время семейной попойки, возник скандал, потребовавший вмешательства милиции. Значит, вся семейка отличается темпераментом. Сам Гральский, однако, на работе и среди соседей слыл человеком спокойным. Пять лет назад потерял паспорт, написал заявление (оно у меня в руках) и через какое-то время получил дубликат. Расписался несколько по-иному, чем на регистрационной карточке в Быдгощи. На этой последней буквы стояли ровными рядами, а в паспорте у Гральского были несколько наклонены.
Значит, шпион в Быдгощи пользовался украденным или найденным паспортом и здесь допустил ошибку. Не предусмотрел возможности изменения места работы Гральского, но не это было самым важным. Я тоже допустил ошибку. Был уверен, что его регистрационная карточка разрешит задачу, и не допросил портье гостиницы «Интурист» в Быдгощи, не установил внешних данных шпиона. Удивило меня также, что в случае с Митулой шпион все продумал до мелочей, а в Быдгощи подготовка проведена им легкомысленно, подтверждением чего была регистрация в гостинице на найденный паспорт. Таким паспортом можно было воспользоваться только при поверхностной проверке. Неужели шпион рассчитывал, что трюк с подстраиванием под коротковолновую станцию Барбары Еленек (было ли так в действительности, я еще не знал) пройдет гладко, и не учел возможности радиоподслушивания? Обо всем этом я думал, когда сидел в кабинете дежурного офицера, ожидая телефонного разговора с Варшавой. И вдруг меня осенило.
Если на летящем в космосе спутнике можно по команде с земли включить теле-, радио- или другую, еще более сложную аппаратуру, то почему шпион не может иметь два аппарата?.. При себе — один, а сидя в гостинице — включать другой, спрятанный, например, вблизи квартиры Барбары Еленек. Он надеялся ввести нас в заблуждение, чем можно было оправдать его риск с пропиской в гостинице, откуда передал ранее записанный разговор Барбары Еленек с чешским коротковолновиком, а затем специальным импульсом включил второй аппарат и передал сигналы Морзе. Наша служба радиоподслушивания засекла как раз эти сигналы и вышла на неисправный аппарат Барбары Еленек. Шпион мог спокойно расположиться вблизи ее квартиры, или Бася сама предоставила квартиру в его распоряжение, так как уходила с работы между 16 и 17 часами. Он мог также сам забрать небольшой аппарат (ибо была разница в слышимости) и при случае догадаться, что его способ раскрыт. Возможно, он заметил сотрудников контрразведки, входивших в квартиру пани Баси. Может, видел машину с аппаратурой подслушивания, хотя она была хорошо замаскирована. Все это нужно было выяснить, а главное, установить, где он сейчас находится и что делает.
Разговор с Варшавой был коротким. Доложил о ходе расследования и в ответ услышал вопрос:
— Что ты думаешь об этом?
— Мне кажется, — ответил я, — мы имеем дело с крайне изощренным типом, который к своей преступной деятельности у нас хорошо подготовился.
— Наши мнения совпадают. Мы располагаем данными о плановой переброске в Польшу опасного агента. Приятно, что ты сам до этого додумался, без моей подсказки. В Быдгощ пока ехать не следует. Знаю обо всем.
— Почему? — спросил я удивленно, так как считал, что, несмотря на ложный след с Гральским, ключ к загадке находится именно в Быдгощи.
— На все будет время, — услышал я голос с другого конца провода. — В Лодзи работа закончена, немедленно выезжай в Кошалин. Там выяснишь вопрос с «летающей тарелкой». До свидания.
Я отложил трубку немного расстроенный. Задумался, почему шеф ничего не сказал о событиях, происшедших в Быдгощи после моего отъезда. А уж напоминание о «летающей тарелке» было полной неожиданностью.
Дело в Лодзи можно было считать завершенным. Радиоподслушивание определило, что неизвестные слабые сигналы исходили из аппарата, собранного пятнадцатилетним радиолюбителем, который не знал о необходимости получения специального разрешения. Ему было сделано соответствующее внушение, и он был предупрежден о суровом наказании за пиратство в эфире.
На вокзале народу было мало. Пассажирские поезда отходили позже. Я зашел в ресторан, попросил меню и… поморщился: понедельник — вегетарианский день. Была, однако, рыба по-гречески. Заказал блюдо, потом осмотрелся. Мое внимание привлек человек, сидящий неподалеку. Лицо его было закрыто газетой, зато руки я рассмотрел хорошо. Они были красными, как будто ошпаренными или отмороженными. И на них были рубцы. Кажется, когда-то я допрашивал человека с отмороженными руками. Когда это было? В моей памяти был провал, который я ничем не мог заполнить. К читавшему газету подошел официант к положил счет. Человек расплатился и встал. Я внимательно в него всмотрелся, но его лицо ни о чем мне не говорило. Это был мужчина среднего роста, седоватый. Он слегка прихрамывал. Никак не мог вспомнить, откуда знаю этого человека, а в том, что я его встречал, был почти уверен. Лицо казалось незнакомым, однако возможности пластической хирургии в наше время почти безграничны. Она способна изменить внешность человека до такой степени, что родной отец не узнает. И эти руки… Нет, люди, с которыми я встречался, рубцов на руках не имели. Значит, ошибся. Но мысль о «седоватом» преследовала меня до самого Кошалина. Забыл о нем лишь в вихре событий, развернувшихся по прибытии на место.
В кошалинском отделении, в котором несколько дней назад надо мною подсмеивались из-за «летающей тарелки», я получил полное удовлетворение. Сегодня моя настойчивость в поисках следов этого необычного происшествия была поднята на щит.
Нечего говорить и о том, что моим кошалинским друзьям захотелось ближе заняться этой историей. Героем оказался мой фронтовой друг Слава. Он пришел к убеждению, что я от него что-то скрываю, и решил заняться самостоятельными поисками.
