— Прежде всего пригласил бы тебя на обед. Разреши, я сделаю то же самое. А потом посмотрим.

Мать Хенрыка оказалась сгорбленной, худенькой старушкой.

— Прошу вас, расскажите, что вы видели на небе? — задал я ей первый вопрос и встал, чтобы закрыть дверь перед Назойливой ребятней, пытавшейся пролезть в комнату.

— Это было так, — начала старушка с певучим виленским акцентом. — Болею я ревматизмом. Сами понимаете, старому человеку вообще не спится, особенно если что-то еще досаждает, а у меня в то время разболелось колено…

Пришлось вооружиться терпением и смириться с мыслью, что доведется выслушать историю с ревматизмом до конца.

— Поднялась с кровати рано утром, так как при движении нога меньше болит…

Я кивнул в знак согласия слушать дальнейший пересказ этой истории.

— Вышла во двор, было еще темно, тихо-тихо, и ни одной живой души…

— А ветер был?

— Ветер? Был, был, со стороны моря. Дул то сильнее, то слабее. Ну и вот  э т о  прилетело как бы с ветром, двигалось медленно, а потом все быстрей.

Приближалось самое интересное место рассказа. Старушка раскашлялась. Я предложил ей выйти на свежий воздух. Кроме того, мне хотелось, чтобы она показала, в каком направлении  э т о  летело.

— Вон там, — показала она с севера на юг. — А в этом месте поднялось выше.

— Где же пропало?

— Вон там, над лесом, пропало, как растаяло.

— Как оно выглядело?

— Шар, наполовину светящийся. — Старая женщина сделала круговое движение руками и замерла, наверно переживая это событие.

— А может, все это вам показалось?

Старушка возмутилась: нет, она видела наверняка, как  э т о  летело. Все, что могла, рассказала. Я задал ей еще несколько вопросов и простился.

У меня были при себе вырезки из газет о «летающих тарелках». Рассказанное совпадало с описанием. Но разговор со старушкой не принес разгадки. Во всяком случае, ясно, что «летающая тарелка» не была плодом ее воображения. Решил еще несколько дней посвятить поискам, а потом вернуться в Варшаву, чтобы подумать о дальнейших действиях.

Мне надоела эта песня. Звенела в ушах, жужжала, как назойливая муха. А когда-то была моей любимой мелодией. Но не сейчас. Проклинал ее с утра и наконец решил выключить магнитофон. Пленка, на которой Митула записал таинственный разговор с радиолюбителем-коротковолновиком из ФРГ, остановилась. В кабинете стало тихо. Здесь я чувствовал себя как в собственной квартире. Когда-то я разгадывал не одну загадку. Но сегодня у меня ничего не получалось. Злой на себя, решил позвать специалистов-шифровальщиков. Пришли двое и опять начали крутить эту надоевшую песню. Придерживали пленку, пускали медленно, ускоряли, и при всем этом делали таинственные лица. Длилось все это довольно долго, и наконец специалисты согласованно определили, что мелодия не зашифрована. Старший принес пластинку Славы Пшибыльской.

— У вас есть проигрыватель?

И чтобы совсем меня добить, включили одновременно проигрыватель и магнитофон. Разницы не было никакой. Мелодии звучали абсолютно синхронно.

— С какой целью вы задерживали и ускоряли обороты? — спросил я.

— Сейчас объясню, — сказал старший. — Гитлеровская разведка перед концом второй мировой войны имела агента в Ватикане. Агент был ценный, но патологически боялся провала. Для него была сконструирована радиостанция величиной со спичечную коробку. Ее вмонтировали в обыкновенный портфель. Когда агент хотел передать сведения, он подходил к любой розетке электросети, включал свою рацию, с момента загорания миниатюрной лампочки нажимал кнопку и в течение нескольких секунд передавал аппаратом быстродействия сведения, запись которых длилась всего две или три минуты. Таким способом исключалась возможность пеленгации союзниками.

— Хорошо. Понимаю вашу мысль, но я в чудеса не верю.

— Что же в этом удивительного и невероятного?

— Какая же должна быть приемная радиостанция и где находиться? Такой аппарат наверняка имел небольшой радиус действия?

— Приемная радиостанция тогда находилась на территории Южной Германии, занимала очень большое помещение, несколько комнат.

Шифровальщики вышли из кабинета, и я остался наедине со своими мыслями. Еще раз взглянул на полученную из гидрометцентра сводку погоды в ночь на 6 мая. На территории всей Польши было ясно, только в юго-восточной части страны пасмурно и в два часа ночи шел дождь.

Если бы таинственный коротковолновик находился в этом районе и пользовался познанскими позывными, то наша служба радиоконтроля должна была бы его немедленно нащупать, в этом я уверен. Но кто знает? В радиоконтроле ведь работают живые люди, и, конечно, они могли проворонить — хотя это и был бы исключительный случай, но с этим нужно считаться. С другой стороны, коротковолновик, подлаживающийся под радиостанцию Митулы, шел на риск, его могли быстро разоблачить, а он, естественно, этого не хотел. У меня голова раскалывалась от разных мыслей. Как все увязать?

Мой начальник в это утро был очень занят, проводил какое-то заседание. Секретарша должна была мне сообщить, когда он закончит. Может, шеф что-то подскажет… Решил идти в приемную и там дожидаться конца совещания, чтобы меня никто не опередил. Наконец двери открылись, и по составу участвующих в совещании я понял, что опять готовится ликвидация какой-то шпионской сети.

Начальник показался мне усталым. Конец недели, да еще сегодняшнее совещание… Наверно, долго меня не задержит.

В кабинете было полно дыма и пахло кофе. Начальник распахнул окно. Свежий весенний воздух ворвался в помещение.

— Рассказывай, что там было, — сказал он. — Твою телеграмму получил, службу радиоконтроля предупредил.

Я рассказал начальнику о Митуле и что привез с собой пленку.

— Какие выводы?

У меня они были подготовлены.

— Что особенно знаменательно, — начал я, — это детальная подготовка всей истории. Митуле дают совет остановить работу его передатчика. Имелось в виду, во-первых, прекратить действие его аппарата на какое-то время; во-вторых, не вызвать тревоги в случае, если бы он услышал и узнал свой голос.

Начальник кивнул в знак одобрения и готовности слушать дальше.

— О Митуле собрал сведения, он вне подозрений. Никогда не передает ночью, — сказал я.

— Этот немецкий коротковолновик фигурирует в международной книге радиолюбителей?

— Проверял. Не фигурирует. Это тоже имеет свое значение, ибо все порядочные коротковолновики зарегистрированы в ней.

— Понимаю. Повтори, пожалуйста, что пока не ясно.

— Не знаю, что обозначают вмонтирование текста песни и переданная ключом неправильная сводка погоды. В песне шифра не обнаружено, это точно. А сводку погоды еще проверяют.

— Сведения о Митуле положительные, но почему подстраиваются именно под его радиостанцию? Неужели по месту ее нахождения?

— Товарищ начальник, ведь это был исходный пункт моего сопоставления с «летающей тарелкой». — Я хотел сказать, «опрометчивого сопоставления», но начальник перебил:

— На эту тему поговорим в другой раз, надо изучить одно явление и не разбрасываться… Да… Значит, налицо новый способ действий иностранной разведки. Но какой?

— Были у нас факты работы нелегальных радиостанций под позывные наших кораблей, санитарных станций, Польского радио, а теперь пришла очередь конкретного радиолюбителя-коротковолновика.

— Минутку! — Начальник закурил. — Как ты думаешь, не была ли эта мелодия сигналом, извещающим о присутствии кого-либо в условленном месте, или сигналом начала синхронного приема с другой радиостанции? Скажем, со станции в Западной Германии?

— Все возможно. — Мнение начальника совпадало с моими предположениями.

— Итак, надо его искать, потом посмотрим. Наверно, он на этом не остановится… Что ты так долго делал в командировке? Что с «летающей тарелкой»?

Я хотел пока избежать не совсем приятного для меня разговора. Верил, что эта загадка будет решена. То, что кто-то прибыл в Польшу с разведывательными целями, не вызывало сомнений. Однако было маловероятно, что агент уже начал действовать.