По Гатису прокатилась паника. Не понимая, что происходит, люди бросали дома и искали спасения в песках. Вспыхнули первые пожары. Полки, стоявшие в соседних Тумах и Димте, вышли на помощь своему повелителю, но были остановлены отборным конным полком номарха Келастиса и после короткой стычки бежали.

Когда Гиптий, Изида и Фра прибыли в город, все уже было кончено. Жители возвращались в покинутые дома, потушенные пожары щерились черными гарями, храмовые стражники маджаи вылавливали и истребляли редких мародеров.

Дети Кемта были уведомлены, что фараон Рату оказался недостоин своего народа, и великий Осирис лишил его власти над Кемтом с тем, чтобы передать ее другому, более достойному.

Очутившись во дворце фараона, Гиптий повелел командиру конного полка:

— Привести сюда Рату! Я хочу говорить с ним!

— К сожалению, это невозможно — ответил ливиец Чтели, меланхолично натирая ослепительно яркое лезвие меча толченым мелом.

— Как ты смеешь противоречить жрецу Осириса! Мерзавец! — Изида с удивлением смотрела на орущего Гиптия, раззадоривая его своим взглядом еще больше. — Я покажу тебе, кто здесь хозяин!

— Пойдем, — сказал ливиец, вбивая меч в ножны. Они вышли из комнаты и по длинной выщербленной лестнице спустились в дворцовый погреб.

— Ты что, держишь его в таком холоде?! Да ты с ума сошел! Он же может заболеть!

— Вряд ли.

Наклонившись над кадкой меда, Чтели запустил в нее руки и выдернул большой, странной формы комок. Небрежное движение руки — и взору Гиптия предстала мертвая, с оскаленными зубами, физиономия Рату.

Атлант остолбенел.

— Но как ты посмел? Был же приказ… — забормотал Гиптий сразу осипшим голосом.

— Я получил приказ представить номарху лишь голову, — И вдруг блеснул меч, приставленный к горлу Гиптия, — А если ты, жрец, будешь угрожать мне, то я могу представить моему повелителю и две головы. Не думаю, что он сильно рассердится.

Из дворца Гиптий улепетывал быстрее степного зайца.

Вечером того же дня Фра отправился в Мемфис на встречу с жрецами Сета. Появился он лишь спустя две недели, когда Гиптий отчаялся уже ждать. Выглядел Фра сильно усталым. На голове его был странный колпак.

— Собирайся в дорогу, жрец. Путь предстоит неблизкий. Слуги Сета ждут тебя в городе мертвых — в Куне.

— Ты был там — подозрительно спросил Гиптйй.

— Да.

— Ты лжешь! От Мемфиса до Куны пятнадцать дней пути!

— Кони Сета… — начал бубнить Фра, но Гиптий не слушал его. Он обошел бывшего Управителя сзади и резко сдернул колпак. Поросшая редким волосом голова Фра была совершенно седой.

Плечи Управителя ссутулились.

— Что, изменился? Это случается с каждым, кто побывает в лабиринте мрака. Запомни, город мертвых, шестиугольная пирамида. Там вход в лабиринт. Тебя будет ждать проводник. Ты должен быть один и без… — Фра не докончил предложения и неожиданно хихикнул — А вернешься ты седым!

Сгорбленные плечи его согнулись еще больше. Кемтянин забормотал:

— Мрак, темнота, страх… Страх! Чудовища. Вампиры с ласковыми губами. Серый металл. Много-много… Черные кони мрака. Кони, способные повернуть вспять время. Лабиринт, черный-черный и длинный, словно жизнь. Страх… А знаешь, я больше не боюсь. Ни тебя, ни номарха, ни дышащих падалью крокодилов.

Фра поднял перекошенное гримасой лицо и удивленно повторил:

— Я больше… — и, схватившись за сердце, рухнул на пол.

Все так же, как и много раз прежде. Та же Золотая Зала. То же каменное лицо Рыжебородого Титана. Только сегодня он суров и неулыбчив.

— Рассказывай!

Иусигуулупу сглотнул слюну и, страдая от жестокой боли в перебитых руках, начал:

— Как известно Великому Повелителю, я был послан гонцом в город Куучак. Я должен был отнести послание наместнику города — Сидевший здесь же в Зале наместник Куучака усиленно закивал головой — Выполнив это поручение, я забрал ответное послание и отправился в обратный путь. Но не успел я отойти от города и на полет стрелы, как был схвачен воинами кечуа, которые отвели меня к своему вождю. Племя кечуа находилось в состоянии войны с нашим великим государством, вождь хотел было убить меня, но передумал. Он предложил мне сохранить жизнь и много скота и женщин с тем условием, чтобы я доставил Великому Повелителю фальшивое послание. У меня не было выбора, и я согласился. Вождь кечуа заставил меня поклясться Солнцем, и пообещал скормить термитам, если я не выполню свою клятву. Если же я помогу ему, он обещал сделать меня правителем Инти Уауан Акус. Дав клятву, я изменил послание наместника Куучака и отправился в обратный путь.

— Что именно ты изменил в послании — послышался голос стоящего чуть сзади Анко-Руя. Не поняв вопроса, Иусигуулупу обернулся к говорящему.

— А?

— Я спрашиваю тебя: что ты изменил в послании — терпеливо повторил начальник дворцовой стражи.

Иусигуулупу замялся. Один из стражников подтолкнул его древком копья.

— Отвечай! Побледнев, гонец пролепетал:

— Я не помню.

— У тебя короткая память! — вновь подал голос Анко-Руй — Ничего, я напомню — Он снял с пояса кипу и протянул его Иусигуулупу — Вот твои показания. Читай!

Едва шевеля непослушными пальцами, Иусигуулупу начал:

— Я, митмак Иусигуулупу, обвиняемый в измене Великому Правителю Инти Уауан Акус, свидетельствую, что в послании, переданном мне наместником города Куучак, было сказано: «Войско кечуа, поклоняющихся белой луне, подошло к городу. Их неисчислимое множество. Вождь кечуа угрожает, что завоюет Куучак, а потом придет черед Общины сыновей Солнца. О Великий Повелитель, прошу, пришли мне войско. Город в опасности. Преданный тебе слуга, наместник Куучака».

— Все правильно — спросил Анко-Руй у встрепенувшегося наместника.

— Слово в слово — угодливо пролепетал тот.

— Читай дальше! Иусигуулупу продолжал:

— Я свидетельствую, что заменил эти слова на следующие: «О Великий Повелитель, сын твой, наместник города Куучак, смиренно припадает к твоим стопам, спеша поделиться великой радостью. Второго дня четвертой луны храброе войско твое, разбив воинов кечуа, овладело большим городом Умару. Захвачено много продовольствия и пленных. Да пребудет имя твое в веках, мой Повелитель! Да будут боги благосклонны к великому городу Инти Уауан Акус! Преданный тебе слуга, наместник города Куучака».

Иусигуулупу замолчал и протянул кипу шагнувшему к нему Анко-Рую.

— Что было дальше — спросил внешне равнодушный Инкий.

— Дальше я принес кипу своему Повелителю.

Инкий хмыкнул. Ему не нравился этот спектакль. Вот именно — спектакль! Все это наверняка выдумал Анко-Руй. Да, но откуда тогда он мог столь точно знать, содержание обоих посланий? О первом ему мог вполне рассказать наместник Куучака, но второе? Текст второго послания, зачитанный стоящим перед ним гонцом, был слово в слово схож с текстом кипу, извлеченного из дворцового архива, доступ в который имели лишь атланты. Неужели все-таки гонец предал? Или здесь что-то иное?

Инкий машинально провел пальцем по висевшему на поясе кипу. Действительно, почти слово в слово.

Если гонец не делал этого, то откуда он знает текст обоих посланий?

Если делал? Что-то здесь было надумано. Слишком гладко.

— Как ты мог записать свои показания — спросил Инкий Иусигуулупу — У тебя ведь сломаны руки.

— Это сделал за меня писец.

— На тебя не давили во время расследования?

Вопрос был великолепен! Ведь Рыжебородый Титан только что упомянул о сломанных руках. «А может быть, он хочет, чтобы я сказал правду?» — мелькнула шальная мысль в голове гонца. Иусигуулупу посмотрел на Анко-Руя. Тот ощерился в многообещающей улыбке: попробуй только!

— Нет, — сами собой разжались губы гонца, — я признался добровольно.

— А твои сломанные руки?

— Упал со скалы.

Формальность была соблюдена. Гонец струсил. Инкий сделал для него достаточно и большего делать не собирался. Однако спросил: