«Мне очень жаль…» — Иусигуулупу понял, что погиб. Но почему? Что он сделал? Ему захотелось закричать: за что?! Но их не учили сопротивляться.

Гонец склонил голову и, окруженный блестящими копьями, пощел ко Дворцу.

Лик вечно живого Инти был мертв.

Тюрьма даже из золота — все равно тюрьма. В ней пахнет сыростью и тленом, и гнилой похлебкой. И еще плахой…

Тюрьма в Городе сыновей Солнца была из трахита — камня, которого не берут столетия. Он сер и холоден.

Иусигуулупу поместили в крохотную камеру-мешок — три шага в длину и всего полтора в высоту. Даже не сесть. Он лег на холодный пол и начал размышлять о своей горькой судьбе. Но быть долго наедине со своими мыслями ему не пришлось. Щелкнул замок отпираемой решетки.

— Выходи.

Тюремщик привел его в караульную залу. Там сидели Анко-Руй и еще два человека, один из которых, неестественно маленького роста, пользовался очень дурной славой. Его звали Мастер кожаных ремней, а нарезал он эти ремни из человеческих спин. Все трое пили дынную брагу, закусывая ее тоненькими ломтиками жареного мяса ламы — большой деликатес! Иусигуулупу даже не помнил его запаха.

— Садись — приказал начальник дворцовой стражи.

Иусигуулупу послушно сел на краешек длинной скамьи.

— Пей!

Анко-Руй протянул арестованному большую чашу браги. Подумав, Иусигуулупу решил, что отказываться не стоит — невежливо, да и мало ли что ждет его впереди. Он взял чашу и медленно вытянул ее до дна.

— Молодец! — одобряюще хрюкнул Анко-Руй — Закуси.

Кусок тающего во рту мяса. Если Иусигуулупу и почувствовал хмель, то это было блаженство от давно не пробованного мяса. Он съел предложенный ему кусок и сложил руки на коленях. Больше ему не давали, зато сами пили и ели с завидным аппетитом. Наконец брага закончилась. Сыто рыгнув, Анко-Руй поерзал, поудобнее устраиваясь на скамейке.

— Теперь поговорим.

— Что ты хочешь от меня услышать?

— Что — Анко-Руй ухмыльнулся — А все, что ты мне расскажешь. А рассказать ты мне должен о том, как подделал кипу наместника Куучака и сколько тебе заплатили за это.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ах, он не знает…

Анко-Руй мигнул одному из своих собутыльников, и на голову гонца обрушился страшной силы удар. Иусигуулупу рухнул на пол.

— Хватит разлеживаться!

Говоривший ткнул неподвижно лежавшего гонца ногой в бок. Со стороны могло показаться, что это слабый тычок, на самом деле натренированные пальцы ноги сломали ребро, причинив такую боль, что Иусигуулупу решил, что у него разорвана печень. Он захрипел и перекатился на спину. Тут вскочил со скамейки Мастер кожаных ремней и сладострастно пнул истязаемого в пах, заставив гонца взвыть от нечеловеческой боли. Все трое палачей дружно заржали.

— Здорово завизжал! Словно кот на весеннюю луну! Ха-ха-ха! — радостно прокомментировал карлик.

— Ладно, достаточно пока с него — решил Анко-Руй — А то еще того и гляди подохнет.

Он наклонился и рывком поднял корчащегося гонца на ноги.

— Вспомнил?

— Что?

— Сколько тебе заплатили кечуа, чтобы ты исправил письмо?

— Я не трогал никакого письма!

— Ха! Он еще не поумнел! Хорошо, тогда поговорим иначе, и то, что ты уже испытал, покажется тебе легкой щекоткой по сравнению с предстоящим. В разговорную комнату!

Подручные схватили Иусигуулупу за руки и потащили в соседнюю комнату. У карлика оказались стальные руки.

В той комнате было много хитрых приспособлений. Они жгли, резали кожу, срывали ногти, сверлили суставы. Все они были предназначены лишь для одного — причинить боль. Нечеловеческую боль. Но Иусигуулупу молчал. Молчал, даже когда ему ломали руки.

Скользнув взглядом по амуниции стоящих перед покоями Рыжебородого Титана стражников — все ли в порядке — Анко-Руй прошел внутрь. Повелитель был не один. На его коленях сидела длинноногая светловолосая жрица Луны, евшая сочные апельсины. Титан рассеянно гладил ее волосы. Анко-Руй дипломатично кашлянул. Инкий встрепенулся.

— Говори.

— Он ни в чем не сознается. Но я уверен, что он виноват.

— Почему уверен?

— У меня такое чувство.

— Чувство — еще не есть доказательство. Ты испробовал все способы, чтобы заставить его говорить?

— Все, мой Повелитель.

— И он молчит? Крепкий орешек — В голосе Титана послышалось одобрение — А может, он и вправду невиновен?

— А кто тогда?

— Наместнику я верю. Он не лжет. Тем более, что сказанное им подтвердил его писец. Жаль, если не удастся докопаться до истины… Значит, ты испробовал все методы?

— Доступные мне — да. Но есть еще один — Анко-Руй сделал вид, что замялся, и показал глазами на Слету. Инкий понял. Он наклонился к уху безразлично слушавшей неинтересный ей разговор девушки и что-то прошептал. Она недовольно хмыкнула и, косо посмотрев на начальника стражи Дворца, вышла из залы.

— Говори — велел Инкий.

— Завтра праздник Ягуара — полуутвердительно спросил Анко-Руй.

— Да, а что?

— Девушка уже подобрана?

— Наверно, а какое это имеет значение?

— У гонца есть невеста, в которую он безумно влюблен. Он сознается, если узнает, что она назначена в невесты Ягуару.

— То есть, он сознается во всем, даже в том, что он не совершал? — нехорошо взглянув на Анко-Руя, спросил Инкий.

— А что еще требуется — цинично воскликнул начальник стражи.

— Ладно, будь по-твоему. Делай, как задумал. Я сообщу жрецу Солнца о том, что невеста будет заменена…

Спустя полчаса Анко-Руй был в тюрьме. Комкая невольно расползающуюся по лицу довольную улыбку, он спросил:

— Ну как, ты что-нибудь вспомнил? С трудом разлепив спекшиеся кровавой коркой губы, Иусигуулупу ответил:

— Нет.

— Жаль… — зловеще протянул Анко-Руй. И вдруг: — Радуйся, гонец! Великодушный Рыжебородый Титан приказал освободить тебя. Завтра праздник Ягуара, и Повелитель не хочет омрачать его казнями. Более того, он лично приглашает тебя на праздник.

Иусигуулупу безучастно отнесся к этой новости. Палача подобное безразличие задело.

— Ты что же, не рад?

— Рад, — выдавил из себя Иусигуулупу. С трудом сдерживаемая ухмылка наконец-то прорвалась на лицо Анко-Руя.

— А знаешь, какая красивая невеста будет у Ягуара?! Ноги — стройные, словно морской тростник, губы — словно лепестки мака, глаза — подобны небу!

Избитый гонец не реагировал на эту восторженную арию. Анко-Руй терпеливо продолжил:

— А руки — чистое золото. Она первая ткачиха среди городских аклья.

На этот раз Иусигуулупу понял, куда клонит палач; голова его медленно поползла вверх.

— Ты хочешь спросить, как ее имя? По-моему, ты уже и сам догадался. Ее имя Кансоор!

Гонец вскочил. Забыв про сломанные руки и истерзанное тело, он бросился на палача. Раздавленные пальцы рвались к короткой, набрякшей пьяными жилами шее. Анко-Руй ожидал подобную реакцию. Он увернулся и стукнул Иусигуулупу кулаком в висок. Затем он присел над рухнувшим на пол гонцом и процедил:

— Хочешь, чтоб она жила? Выбирай! Одно из двух: или ты сознаешься, или твоя Кансоор будет отдана жрецам.

Из глаз Иусигуулупу лились слезы. Слезы боли и бессилия. Окропив горячей влагой вечно холодный пол, он выдавил:

— Хорошо, я сознаюсь.

— Я знал, что ты поступишь разумно — не смог сдержать довольной ухмылки Анко-Руй — Завтра ты предстанешь перед Повелителем. А пока отдохни. Тебе принесут поесть и перевяжут раны — Довольный успехом, Анко-Руй направился к двери, Когда он уже выходил, Иуеигуулупу прохрипел ему вслед:

— Постой!

Начальник стражи Дворца вопросительно обернулся.

— Сосед, за что ты меня так ненавидишь?

— Ненавижу? — удивился Анко-Руй — Работа!

В Гатисе, в священной роще, в вечной тени деревьев, в неге и лени возвышался дворец Фараона Рату. Солнце было уже высоко, но дворец стоял в безмолвии — его обитатели не привыкли вставать рано. Доры номарха перебрались через глухую стену, опутанную зелеными сетями лиан, и цепью окружили дворец. Когда стража опомнилась, было поздно — размахивающие мечами гиганты уже ворвались во внутренние покои. Лишь один-единственный глупец вздумал преградить дорогу и был безжалостно изрублен.