— Больше не пить, — приказал Лотару. — И выстави четверых наблюдателей. Сам оставайся здесь, встречай наших, возвращающихся из города. Еды принесли?

— И еды и вина, — опять сверкнул в улыбке зубами варанг.

— Про вино уже сказал. Проследи, чтобы не пили. Завтра с утра в дорогу.

— Я понял, Посланник.

— Вот и хорошо. А я с Андроклом и жрицами спущусь в местные подземелья. Надо глянуть, что там.

— Давай я пойду с тобой, — разом встревожился принц. — Кто знает, вдруг там схоронились местные.

— Нет. Оставайся здесь, — подумав, решил я. Дай мне четверых воинов на всякий случай.

Лотар помрачнел, но больше спорить не стал. Окликнул четверых, видимо, самых трезвых своих подчиненных и приказал им следовать за мной. Снова двинулись к храму. Валька с жрицами двинулась следом. Под сводами здешнего культового сооружения стало совсем темно. Только статую Юпитера пока еще можно было рассмотреть в сероватом сумеречном свете, падающем из окон под потолком. Снова зажгли факелы. У подножия статуи шевельнулась тень. Ах, да! Мы же оставили одну из спутниц Волеславы караулить последнюю выжившую жрицу Юпитера. Обойдя по большой дуге обезглавленное тело, дабы не вляпаться в кровавую лужу, подошли ближе. Нас встретила Валькина амазонка. Связанная жрица все так же лежала на полу. Холодно, наверное на каменных плитах в таком легком наряде. Приказал поднять и развязать ей ноги. Действительно, холодно: девицу колотила крупная дрожь. Вся ее воинственность улетучилась, глаза потухли, губы кривились в болезненной гримасе. Ну, да — адреналиновый отходняк. Пятерых подружек только что потеряла. Глаза мои опять соскользнули на обнаженную грудь пленницы. Черт!

— Развяжите ей и руки! — может быть излишне громко приказал я. — Пусть приведет в порядок одежду!

— А если опять набросится на тебя? — выступила из-за моей спины Волеслава.

— Ну, так следите, чтобы не набросилась! — уже во весь голос рявкнул в ответ.

Валька поджала губы, вынула нож из ножен, взмахнула им перед лицом румийки. Та вздрогнула и сделала шаг назад. Моя жрица довольно усмехнулась, зашла за спину пленнице и перерезала стягивающие ее руки ремни. Румийка быстро размяла затекшие кисти и поправила свою тунику, пряча роскошную грудь. К некоторому моему сожалению, надо сказать.

Подошел к ней поближе, взял двумя пальцами за подбородок, заглядывая в глаза. Печатая слова, произнес:

— Я посланник богов. Тот самый. Наверное, слышала обо мне?

Да, девчонка явно потерялась: мигнула, отвела глаза и попыталась кивнуть. Я этого сделать не дал, сжав покрепче пальцы на ее подбородке.

— Скажи! — потребовал.

— Да, — прошептала дрогнувшим голосом жрица.

— Да, Господин! — рявкнул я, заставив девчушку съежиться. — Ну!

— Да, Господин, — еле слышно повторила она.

— Хорошо, — отпустил я ее подбородок. — Слушай внимательно. Я посланец богов из Ирия. Там живут и славские и варангские и румийские боги. Они не делятся на народы и не проводят меж собой границ. Все это делают глупые люди здесь на Земле. Потому я являюсь и посланником вашего Юпитера-Громовержца тоже. А значит, ты должна служить мне, как служат мне вот эти, сопровождающие меня жрицы.

Я махнул рукой в сторону Волеславы и ее спутниц. Те немного озадачились этой моей речью, но под моим требовательным взглядом послушно кивнули. Конечно, с произнесенной тирадой можно поспорить, но вдруг прокатит. Снова впился глазами в зрачки жрицы Юпитера желая сломать и подчинить ее своей воле. Опа! А вот и радужный поток! По какому поводу? На этот раз столб радужного цвета был совсем тонким, можно сказать, узконаправленным. Он пробил крышу храма и уперся в голову румийке. Секунда — и поток изчез.

Глаза румийской жрицы, в которые я все еще смотрел, потеплели, блеснули набежавшей слезой. Через мгновение их заполнила любовь и обожание. В следующий миг она опустилась на колени, ухватила мою правую руку и приникла к ней долгим поцелуем. Потом, не отпуская, прижалась щекой, что-то бормоча. Прислушался.

— Господин, готова служить тебе верой и правдой. Распоряжайся жизнью моей. Готова выполнять любые твои желания, Господин.

И прочее в том же духе. Надо сказать, я малость опешил. Свита моя, похоже, тоже впечатлилась. Это что, радужный поток с ней такое сделал? Ну, да, а что же еще? Помнится, перед его появлением пожелал подчинить ее. Сломать волю. И — вуаля! Какие еще скрытые таланты во мне таятся? И как хреново, что я не знаю, какие именно. Румийцы, заразы! Убили волшебника! Он-то мог, наверное, что-то рассказать мне о моих возможностях и обучил бы ими пользоваться. Но, чего нет, того нет. Остается полагаться на такие вот счастливые случайности. Девчонка, тем временем, продолжала прижиматься щекой к моей руке и бормотать что-то умилительное.

— Ну, все, хватит-хватит, — попытался я освободить плененную руку.

Та не пускала.

— Все, я сказал!

Никакого эффекта.

— Отпустила руку и встала! — это уже не просьба — команда.

Девчонка послушалась. Отпустила руку, поднялась на ноги, глядя на меня собачьими, полными слез глазами. И чего теперь? Нянчится с ней? Нафига такая преданность? Беспомощно оглянулся. Сразу за моей спиной стояла хмурая Волеслава.

— Ты видела? — задал совершенно идиотский вопрос.

Помедлив, она кивнула. Потом констатировала:

— Оказывается, ты можешь создавать себе сторонников даже из заклятых врагов. Вот только… Она, что, так и будет теперь ходить вокруг тебя и лить слезы умиления?

— А я знаю, — пожал плечами.

— Может проще убить? — в голосе Вальки сквозила плохо скрытая надежда.

— Не надо быть такой кровожадной. Любая жизнь священна, — выдал я что-то запомнившееся из моего просвещенного века. — Да и пригодиться может на что-нибудь девчушка.

— На что это, — с подозрением прищурилась моя жрица, пропустив мимо ушей белиберду о ценности каждой человеческой жизни. — Я помню, как ты смотрел на нее полуголую.

— А хоть бы и для этого, — повысил я голос, чувствуя, что меня опять захлестывает волна раздражения. — Ты что, теперь будешь решать с кем спать посланнику богов?

Надо сказать, такой прямой разговор на эту тему у нас с Волеславой происходил впервые. Ну а, в самом деле, в конце-то концов. Сама на более близкие отношения не идет, хоть вначале дала такую надежду. А сейчас вообще во всю флиртует с Андроклом. Может они уже и перепихнулись где-нибудь потихоньку! А мне, значит, нельзя. Я почти что божество, видите ли. А боги они тоже люди. Вспомнить того же Юпитера-Зевса. Тот перетрахал, по-моему, все, что шевелилось. От этих мыслей наполняющее меня раздражение переросло в злость. Потому, понизив голос, прошипел:

— Так что, мне ждать твоего позволения на это? Или ты поделишься своим телом и со мной, а не только с гречонком?

Последнюю фразу сказал совсем тихо. Так, чтобы меня услышала только Валька. Впрочем, свита, поняв, что разговор у нас пошел нехороший, подались назад, опасаясь, видно, попасть под горячую руку. Волеславу словно ударили. Она отпрянула, мотнула головой. Потом схватилась за рукоять меча, потянула его из ножен. Не вынув до половины, опомнилась, ожгла горящим ненавистью взглядом и процедила:

— Ох, если бы ты не был тем, кто есть… Никто посмевший так разговаривать с княжной Волеславой не должен ходить среди живых.

Честно говоря, напугала. И расстроила. Все ж, самый близкий человек в этом мире, не считая Туробоя. Теперь ждать от нее ножа в спину? Ну, это вряд ли, но все равно, зря я так. Тем более что там у нее с Андроклом было? Похоже по ее реакции — ничего. Огорчение сменилось чувством раскаяния, которое я, тем не менее, постарался не показывать. Смысл? Только хуже будет! Постарался усмехнуться непослушными губами. Сказал:

— Что же, поостерегусь поворачиваться к тебе спиной.

Гнев в глазах Волеславы вспыхнул с новой силой, хотя, казалось, куда уж больше. Она открыла рот, чтобы ответить, но я уже отвернулся от нее, взял за руку жрицу Юпитера, сказал ей резко, даже грубо: