На палубу начали выбираться члены экипажа из свободной смены, почувствовавшие, что происходит что-то неладное. К капитану с вопросами не приставали, сами оценили ситуацию и поняли, что мы пытаемся сделать. Славы из моей дружины прятались по подпалубным норам, видимо, страдая тяжелейшей формой морской болезни. Спутники мои тоже где-то тихо маялись. Все, кроме Хегни. Этот забрался на кормовую настройку, осмотрелся, покачал головой и пристроился к веслу, отстранив совсем обессилившего капитана.

Прошло с полчаса. Справа приближался строй трирем, слева скалистый берег. Развиднелось. Пелена облаков стала менее плотной, дождь прекратился, но ветер продолжал дуть с прежней силой, вздымая пенные валы. Еще четверть часа и ситуация предстала перед нами во всей своей беспощадной ясности. До ближних румийских кораблей оставалось чуть больше километра. До берега, видимого отсюда сплошной отвесной стеной, километра два. Между ним и крайней в строю триремой оказалось с полкилометра. Видимо, держаться ближе в такой шторм было просто опасно. Нам оставалось, наплевав на эту опасность, проскочить между берегом и этой крайней триремой.

Немного передохнувший капитан снова встал к веслу и направил наш кораблик ближе к берегу. Идущий навстречу румиец, довернул вправо, закрывая нам путь. Капитан взял еще левее. Между нами и берегом оставалось расстояние не более километра, до триремы метров пятьсот.

— Давай всех на палубу! — скомандовал капитан своему помощнику. — Доспехи и прочее железо снять и в тюки! Славов из щелей вытащить не забудьте! Пусть тоже готовятся к заплыву.

— Туробой, слышал! — крикнул я своему другу-телохранителю, продолжающему тихо зеленеть у борта. — Предупреди всех наших! Сможешь!?

Тот кивнул и начал с трудом подниматься.

— Про девчонок не забудь!

Туробой еще раз кивнул и, добравшись до трапа, съехал вниз. Ну, ничего, должен справиться. Палуба потихоньку стала наполняться людьми. Помощник капитана уже бегал по палубе, раздавая команды. Часть варангов расселась на весла, остальные выволакивали наружу полуживых славов. Особо при этом не церемонясь. Вскоре добрались до моих друзей и жриц. С этими обращались с большим пиететом. Затащили их к нам на корму и сгрузили у дальнего от рулевого весла края надстройки. Валька, глотнув свежего воздуха, похоже, немного ожила, поднялась на ноги, шатаясь от качки, добралась до борта и осмотрелась. Уж не знаю, что она поняла из увиденного и какие сделала выводы. Скорее всего, в таком состоянии, вряд ли вообще что-то могла воспринимать. Потом перегнулась через борт в позыве рвоты, выпрямилась, вытерла рот, вернулась на место. Села на палубу, прислонилась к Андроклу, сидящему здесь же, вроде бы, в полном ауте. Тот, не смотря на всю тяжесть своего физического состояния, приобнял ее за плечи. Вот уродец греческий. Еле живой, а все туда же!

По трапу к нам поднялся Туробой, нагруженный тяжеленным, даже на вид, мешком. Прошел к своему нагретому за последний час месту, бросил глухо звякнувший мешок на палубу и уселся рядом, обессилено опустив голову.

С трудом оторвал взгляд, от обнявшихся Андрокла с Валькой, и оценил ситуацию во внешнем мире. Ситуация складывалась, прямо скажем, хреновая. Крайняя трирема продолжала переть на нас. К ней присоединилась ее соседка. Капитан продолжал держать курс к берегу, до которого уже оставалось не больше полукилометра. Не понять было, сумеем мы проскочить, или раньше нас выбросит на скалы.

Двести метров до берега. Теперь все звуки заглушает грохот прибоя, бьющего в жуткого вида черные отвесные скалы. Нет, лучше туда не смотреть. Триремы продолжают прижимать нас к линии прибоя. Их уже три. Одна так и идет навстречу, тоже сближаясь с берегом, вторая тоже сечет наш курс под углом градусов сорок пять, третья прет, целясь тараном в борт. Нет, не успеет — уходит за корму и начинает разворачиваться бортом. Не иначе хочет стрельнуть. Метров сто до нее. На такой волне не попадут.

Грохот катапульт за шумом прибоя показался едва слышным щелканьем. В нашу сторону полетели камни. Один, кажется, несется прямо на меня. Нет — уходит за корму! Слава богам! И тут весло, которое мы втроем обнимали, как любимую женщину, взбрыкнуло, как норовистый жеребец и разбросало нас по сторонам. Я отлетел к правому борту и основательно приложился об него затылком. С трудом, с гудящей головой поднялся и осмотрелся. Что это было? Неуправляемый корабль, разворачивая влево носом по ветру, быстро несло на скалы. Помощника капитана приложило серьезно — подняться он не мог, хоть и пытался. Капитан, похоже, пострадал меньше. Во всяком случае, он уже поднялся на ноги и, цепляясь за борт, пробирался, к болтающемуся из стороны в сторону рулевому веслу. Я последовал его примеру. Добрались до него одновременно. Поймали, ухватились. Легким оно каким-то стало. И сопротивление воды почти не ощущается. Вопросительно глянул на капитана. Тот побледнел еще больше, хотя, казалось, больше уж некуда.

— Камень разбил лопасть! — пояснил он для меня дурака очевидное.

— Поменять! — крикнул в ответ.

— Не успеть! — покачал тот головой. — Не успеть….

Я посмотрел в том направлении, в котором глядел капитан и понял — действительно не успеть: нас стремительно несло на скалы. Меньше сотни метров осталось. Варангам на палубе объяснений не требовалось. Они похватали мешки с имуществом, подняли на ноги славов, готовясь к столкновению. Я бросил бесполезное весло и начал поднимать своих спутников, продолжающих бессильно сидеть на настиле кормовой надстройки. Ко мне присоединился капитан и, чуть погодя, Туробой. Мужики поднялись сами и пусть не очень твердо, но, вроде бы остались стоять на ногах. С девчонками оказалось сложнее. Если Валька, с моей помощью встала и осталась стоять, то с оставшимися четырьмя жрицами было сложнее — ноги их не держали. Интересно, плавать-то они хоть умеют?

На помощь пришел Хегни, который до этого суетился где-то на носу судна, раздавая приказы варангам и дружинникам. Кое-как девиц подняли. Пока занимались всем этим, наш корабль оказался уже менее чем в пятидесяти метрах от берега. Вцепился в планширь и уставился в бурлящие между черными зубцами рифов волны. Заметил, что самые крупные и крутые из них захлестывают скалы целиком с макушками, а за ними имеется полоса чистой воды метров сто. И только потом начинается берег в виде ровного галечного пляжа, шириной метров пятьдесят, заканчивающийся почти вертикальной, базальтовой по виду, стеной, высотой не меньше полусотни метров. Если бы такая волна перебросила нас, через эти чертовы скалы, появился бы шанс. Корабль почти вплотную приблизился к рифам. Оглянулся. Румийские триремы благоразумно держались метрах в двухстах мористее, наблюдая за нашей агонией. Скосил взгляд вправо. Андрокл заботливо поддерживал Волеславу и что-то кричал ей в ухо. Должно быть, инструктировал, как вести себя, когда окажемся в воде.

Десять метров до скал, а крупные водяные валы, как назло, куда-то делись. Пять метров. Черт! Ну же! Опа! А вот и он! Мой персональный рояль в кустах. В смысле — радужный поток. И, как только он появился, сразу же, откуда не возьмись, наш кораблик подхватила громадная волна и потащила его через рифы. Ну, давай, милая, давай! Переноси!

Получилось! Почти…. Волна начала садиться на скалы когда корма корабля находилась еще над ними. Ухнули, как в пропасть, аж сердце замерло. В нижней точке пропасти раздался жуткий треск, заглушивший грохот прибоя — корма ударилась о камни. И тут же меня сбило с ног, а еще через доли секунды накрыло с головой следующей волной. Потом последовал удар по голове.

Проснулся, открыл глаза. Сумрак, полупрогоревший костер. В пещере, после воющего снаружи ветра, царила, казалось, мертвая тишина. Тепло громадного, разложенного в центре подземного зала костра, расслабляло. Уставшее тело требовало отдыха. Тяжелеющие веки вновь норовили закрыться. Плюнув на все, позволил себе задремать. Разбудил шум, вошедших под своды пещеры варангов, занимавшихся подъемом с нашего затонувшего корабля всяких нужных в хозяйстве предметов и продовольствия. Варанги были изрядно нагружены этими самыми предметами, бочонками и мешками. Не зря поныряли ребята.