— Ну, ты молодец! — покачал головой мой друг, когда мы закончили обниматься. Здесь, в этом мире в бою на мечах равных себе я пока не встречал.

— Я, в общем, тоже. Надо умыться, уморил меня совсем.

— Надо, — согласился Андрюха. — Он подошел к одной из Волеславовых жриц, взял ее ладонь в свою руку, спросил:

— Сольешь водицы, красавица. Упарился совсем.

Та, зардевшись, как маков цвет, кивнула. Толпа расступилась, давая им дорогу.

— Тогда и мне позволь помочь тебе, Посланник.

Не верю ушам и глазам: это сказала Валька. Мне! В растерянности кивнул. Волеслава взяла меня за руку и повела следом за ушедшими Андреем и жрицей. Я, как бычок на веревочке последовал за Валькой.

В этот раз источников воды возле места нашего привала не имелось, потому я прихватил мех с водой и мы с Волеславой отошли в сторонку от лагеря в темноту пещеры. Факел брать не стали: света костров, в общем, хватало. Остановились на ровной площадке возле большого в рост камня, упавшего когда-то с потолка пещеры. Андрей с жрицей, выбранной им для помощи в умывании, канули в темноте где-то правее. Я расстегнул и сбросил шлем, стряхнул подшлемник, стянул кольчугу, кафтан, нижнюю рубаху, оставшись голым по пояс. Валька вытащила пробку из горловины меха, скомандовала:

— Нагнись.

Я согнулся в поясе, и тут же на мою разгоряченную спину хлынула вода. Не удержался, ухнул придушенно — сперло дыхание. Струя воды переместилась на мокрую от пота голову. Я запустил пальцы в волосы, пополоскал в воде. Ух! Хорошо! Ополоснул лицо, подмышки, грудь, живот. Струйка воды иссякла. Выпрямился, отфыркиваясь. Волеслава, бросив мех, уже держала наготове рушник, накинула мне его на голову. Потом начала вытирать плечи, грудь. Тонкие сильные пальцы ее ощутимо грели охлажденную ледяной водой кожу. Тепло от рук распространялось вглубь тела, вызывая горячую волну. Лицо, чуть освещенное пламенем далекого костра, дрогнуло, рождая легкую улыбку. Огромные глаза лукаво-маняще замерцали. Я мягко сжал ладонью кисть Волеславы, замершую на моей груди. Жрица не вырывалась, губы ее чуть приоткрылись. Неужели в ожидании поцелуя? Моя ладонь скользнула по ее предплечью, поднялась выше по плечу, переместилась на спину. Вторая рука совершила симметричное движение. Легкое усилие и Валька оказалась в моих объятиях, прижавшись щекой к моей груди. Ее учащенное дыхание грело кожу. Как-то некстати вспомнились ночи с Валерией, ее голова, так же прильнувшая к моей груди, ее согревающее дыхание. Я не удержался от вздоха, едва заметного, легонько тряхнул головой, прогоняя воспоминание о мертвой возлюбленной. Волеслава, похоже, тут же просекла, что со мной происходит. Эмпатия, черт бы ее взял! Отстранилась, глянула в глаза. Без злости, раздражения, скорее с пониманием. Улыбнулась грустно. Взяла за руку, сказала дрогнувшим голосом:

— Пойдем к костру, Посланник.

— Меня зовут Виктор, — придержав ее, сказал я. — Витя, если хочешь. Ты же знаешь.

— Пойдем, Витя, — с несвойственной ей покладистостью повторила она.

И опять я подчинился, зашагал на деревянных ногах к огням костров, ругая себя последними словами. Там мы сели к костру, возле которого расположилась моя свита. Сели рядом. Мои соратники, продолжив прерванный нашим появлением разговор, время от времени бросали на меня и Волеславу любопытные взгляды. Андрюхи с жрицей видно не было. Явились они где-то через час. Андрей довольный, как обожравшийся кот, а жрица, пунцовая от смущения, но тоже вполне себе довольная. Вот как! А как же целебат, или как это здесь называется. Не такое это и жесткое правило, получается. Или с посланцем богов можно? Почему же со мной нельзя? Той же Волеславе. Или дело не в этом, а в моей дурости? Скорее, последнее… Валька при виде своей совращенной подружайки только укоризненно покачала головой. И все. Через минуту уже включилась в общую болтовню. Мне же разговаривать не хотелось. В душе царил бедлам. Вновь проснувшаяся тяга к Волеславе (или это уже любовь?), горькие воспоминания о Валерии, общая неопределенность будущего. Ностальгия о потерянной Родине еще наложилась сверху еще ко всему. Посидев для приличия минут десять, я завернулся в шкуру и сделал вид, что сплю. Вскоре и, правда, заснул.

На следующий день, наступление которого можно было определить только по нашим часам, после завтрака начали собираться в путь. К нам с Анрюхой подошел проводник-лемуриец.

— Пусть все наденут доспехи, — сказал он. Следующий участок пути будет очень опасен. Сюда мы проскочили удачно: шли вдвоем, шума не поднимали. Сейчас же нас обязательно заметят.

— Кто заметит-то? — поинтересовался я. — Кого опасаться?

— Много кого, — отозвался проводник. — Дикие лемурийцы, обитатели бездны.

— Дикие лемурийцы более или менее понятно, а что за обитатели бездны? — задал я следующий вопрос.

— Твари из бездны, — пожал плечами лемуриец. — Их много всяких. Бывают такие, что биться с ними невозможно. Спасает только бегство. К счастью, такие появляются редко.

— А что за бездна-то? — все никак не мог угомониться я.

— Под лабиринтом очень глубоко существует еще один мир. Со своими обитателями, — терпеливо пояснил проводник. — Обитателями жуткими. Туда никто из лемурийцев не добирался, а если и кто-то добрался, никто не вернулся обратно. Твари из бездны довольно часто выбираются в наш мир — в Лабиринт. Они сжирают все живое на своем пути. К счастью, воздух в нашем мире, видимо, не слишком подходит им для дыхания и они гибнут в течение нескольких дней. Но те, что изредка добираются до наших селений, творят много зла. Один гигант, было, добрался до столицы. Броня на его теле и размеры не дали быстро его уничтожить, потому он причинил много разрушений и истребил кучу народа. Выходы из бездны как раз находятся вблизи участка, который мы сейчас будем проходить, потому встреча с ее обитателями весьма вероятна.

Лемуриец замолчал, выжидающе глядя на меня: не будет ли еще вопросов у Посланца Богов? Вопросов, конечно, имелось множество, но чисто познавательного характера, которые можно было задать в пути. Потому я кивнул и отдал тершемуся рядом Хегни приказ: облачиться в боевую снарягу и быть готовым к внезапному нападению. Сами тоже натянули кольчуги, надели шлемы, вздели щиты. К этому времени наш отряд уже вооружился и выстроился. Построились в колонну по два. Между рядами одоспешенных воинов поставили румиек и Андрокла. Грек почему-то от доспехов тогда в акрополе отказался, хотя тех в местном арсенале имелось в избытке. Сказал, что не имеет к ним привычки и, если придется, будет драться налегке. Меч, правда, выбрал хороший — чувствовалось, разбирается. Кинжал к нему, которым умел пользоваться виртуозно: демонстрировал как-то. Луком, с его слов, пользоваться мог, но весьма посредственно, потому взял с собой колчан с дротиками, носимый на спине. Примерно такой же, как у лемурийца. Хотя, по мне, лучше бы наловчился швырять правильные файерболы, а не пукалки, навроде того, что выродил во время абордажа. Лемуриец от доспехов тоже отказался. Остальные из моего ближнего круга одоспешились. Жрицы с Волеславой в том числе. Андрюхе подобрали панцирь из прихваченных из крепости запасов. Все, можно двигаться.

Двинулись. Лемуриец опять ушел вперед. Правда не так далеко, как в прошлые дни: двигался метрах в десяти. Он приказал погасить большую часть факелов, так чтобы только видно было, куда поставить ногу и двигаться, как можно тише. Я, Андрюха, Туробой и Валька с подругами двигались в голове колонны. Хегни, Лотар и Хулагу шли в хвосте, прикрывая колонну с тыла. Так двигались пару часов. Ничего не происходило. Никто не пытался напасть на нас, или сожрать. Снова тоннели чередовались подземными залами разной величины, провалы, пропасти и прочие прелести подземного пути. К этому мы уже начали привыкать. Внезапно наш проводник остановился, предупреждающе вскинув руку. Мы встали. За нами остановила свое движение колонна. Сейчас мы находились в небольшом зале. Во всяком случае, свет факелов доставал до его боковых стен, до которых от нашей колонны было что-то около тридцати метров. В длину зал оказался значительно больше: дальнего конца видно не было.