Ну, раз все ясно, тронулись с богом. Моя дружина двигалась в голове. За ней вытягивался в колонну «казачий» полк. Продефилировали мимо, столпившихся на обочине, и кричавших что-то ободряющее, провожающих. Выехали на Лютецкую дорогу, и перешли на легкую рысь. Копыта весело застучали по камням вымостки. Великий освободительный поход начался.

Чертова жара! Что, вообще, здесь за климат такой дурацкий! Неделю назад доставали дожди с их вездесущей сыростью и промозглым холодом, теперь — жара. И это притом, что уже начало осени, и мы находимся километров на триста севернее Кийграда. Кустарник, в зарослях которого мы затаились, тень давал чисто символическую. Шлем с доспехами раскалились и ощутимо припекали тело даже через поддоспешник и подшлемник. Поддоспешник пропитался потом и неприятно лип к телу. Струйки пота из под шлема сбегали по лбу, обтекали брови, струились по щекам и капали с подбородка. Уф! Где эти чертовы румийцы! Ползут, как черепахи! Сколько можно ждать!

Наконец, уши уловили цокот копыт. Похоже, по дороге двигался румийский головной дозор. Наконец-то! Цокот становился все громче и вскоре из-за поворота дороги показался конный отряд в полсотни человек. Доспехи и вооружение у них были не типичными для румийцев. Во всяком случае, для тех, которых я до сих пор видел.

— Герулы, — прошептал, сидящий рядом Хегни. — Северное племя германцев. Конные стрелки. В рукопашной — так себе.

Я кивнул, поблагодарив за пояснение. Вооружение у этих румийских федератов, по моему разумению, относилось к легкому: безрукавные кольчуги, с поддетыми под них кожаными куртками, яйцевидные шлемы с короткой бармицей, небольшие круглые щиты, притороченные к седлам. Больше защитного вооружения не наблюдалось. Не видно было и копий. Зато к задней части седел, с обеих сторон были приторочены колчаны со стрелами, а из-за спины торчал мощный лук в налучье. На поясах висели прямые мечи средней длины.

Этим тоже было жарко. Шлемы почти у всех болтались между лопаток, держась подбородочным ремнем за шею. Видимо, в таком положении его можно было быстро водрузить на положенное место в случае опасности. Подшлемники герулы куда-то засунули, но, наверное, тоже не слишком далеко. Дозорную службу германцы несли не слишком внимательно. То ли жара тому виной, то ли слишком уверены были в отсутствии здесь какого-либо врага, а может герулы по жизни такие раздолбаи. Хотя, последнее — вряд ли: кто бы таких послал в боевое охранение. Но, факт остается фактом — нашу засаду дозор не обнаружил. Хоть и мог. По крайней мере, командир казачьего полка Хитрован уверил меня, что он бы нашу засаду просек в легкую. И птички пищат не те и не так и запах можно учуять от такой массы потеющих людей и потоптались мы в окрестностях изрядно. В общем, пока герулы не скрылись за дальней купой деревьев, обрамляющих Лешачье болото, я старался даже дышать через раз. Слава богу — таких спецов, как Хитрован среди герулов не оказалось. Теперь нужно было ждать основные силы румийцев. Какое там расстояние по их уставу между головным дозором и походной колонной. Километр? Два? Думаю, не меньше. Это значит еще минут пятнадцать-двадцать, а то и полчаса неподвижно сидеть на этой жаре. Тяжко. А, что делать — придется. Прикрыл глаза от слепящего солнца и еще раз стал прокручивать в голове события последних дней.

До места на Лютецкой дороге, предложенного Дубыней для засады, добрались неожиданно быстро. Собиралось основное войско, действительно, до полудня, но славские воины оказались легки на ногу. Потому, не сильно напрягаясь, войсковая колонна проходила тридцать пять-сорок километров в день. Играла тут роль, конечно, и хорошая дорога.

К полудню первого дня пути я, Хегни и Хитрован, с полком которого мы двигались, решили послать в дальний дозор два десятка казачков-разбойников с командиром, которого рекомендовал Хитрован, как человека умного и осторожного. Отряд должен был оторваться от нас километров на сорок-пятьдесят и, не обнаруживая себя, добраться до румийцев, которые, скорее всего, уже выступили из Лютеции. Далее, двигаясь параллельно с ними, сообщать о месте их нахождения, численности, составе и поведении.

Казачки свою задачу выполнили. Гонец от них прибыл к исходу третьего дня похода и доложил, что румийское войско, действительно, уже выступило, но движется не спеша, и добраться мы до нужного места успеем раньше, хотя, лучше, все же, поторопиться. В состав вражеского войска входят четыре легиона, четыре алы румийской тяжелой конницы, пять тысяч сарматской конницы, тоже тяжелой, пять тысяч герульских конных стрелков и пять тысяч тяжелой готской пехоты. Итого — двадцать девять тысяч пехоты и четырнадцать тысяч конницы. Что ж, могло быть хуже. Получается, в Лютеции осталось два легиона и остатки Кийградского гарнизона.

Спросил у гонца, откуда такие точные сведения по количеству и составу. Оказалось, что ребята проявили инициативу и взяли языка. Причем, кого-то из мелкого начальства. Тот оказался человеком информированным, царство ему небесное.

Что ж, раз рекомендовано поспешить — будем спешить. Отцы-командиры донесли до личного состава, не приказ — просьбу, еще ускориться. Ускорились, хоть при наступившей жаре это было не просто. Пехота выматывалась изрядно. Но — успели. Румийцев опередили более чем на сутки.

Место для засады, действительно, оказалось очень удобным. Дорога здесь проходила по самому краю огромного болота, прозванного Лешачьим. Болото тянулось на десятки километров и производило довольно мрачное впечатление кочковатой пожелтевшей травой, темной водой окон и чахлыми кривыми соснами, редко натыканными на обозримом пространстве. Метрах в пятидесяти-ста от, заросшего кустарником и тростником берега болота, параллельно ему, тянулась гряда невысоких холмов. Сторона гряды, обращенная к болоту, в том месте, где планировалась засада, образовывала, своего рода, вал высотой метров пятьдесят-шестьдесят. Склон был крутой — враз не заберешься. Спускаться с него приходилось, сидя на заднице — просто сбежать, было невозможно. Спуститься на лошади я бы вообще не рискнул — сломаешь шею и себе и коняшке. Гребень гряды порос густым низким кустарником, в котором вполне возможно было скрыть изрядное количество народа. Вот между этой грядой и берегом болота, по узкой, от пятидесяти до ста метров, более или менее ровной полоске земли и проходила румийская дорога.

Лагерь разбили между холмов в паре километров от дороги. Перекусив, приказал замотавшемуся личному составу отдыхать, а начальство собрал на совет. Здесь разработали диспозицию предстоящего сражения. Всю пехоту и спешенную легкую кавалерию решено было поставить на гребне «вала», скрыв в кустарнике. Воинов нужно было растянуть на всю длину походной колонны румийцев, чтобы атаковать ее одновременно на всем протяжении и не дать врагам выстроиться в боевой порядок. Примерную длину колонны, благодаря нашей дальней разведке, мы знали. Спешенные казачки, по замыслу, строились за рядами пехоты и должны были поддерживать ее атаку стрельбой из луков. В этом искусстве им не было равных.

Каких-то хитроумных планов не разрабатывали. Задачей пехоты было в стремительной атаке смешать румийский строй и, не давая им сгруппироваться во что-то упорядоченное, тупо мочить. Имея небольшое численное преимущество и фактор внезапности, я оценивал наши шансы, как довольно высокие.

Кавалерией, идущей в голове и хвосте колонны, должна была заняться наша конница, разделенная примерно пополам. Отряд, атакующий хвост, решили усилить тысячей всадников, северян. В хвосте двигались пять тысяч тяжелой сарматской конницы, и об их боевых качествах все присутствующие были весьма высокого мнения. Выход конницы в голову румийской колонны предполагалось осуществить по довольно широкой лощине, рассекающей холмистую гряду. Отряду, атакующему хвост, приходилось труднее — им предстояло спускаться с гряды. Нашлось местечко на нашем правом фланге поположе и пониже, но как пройдет это десантирование на дорогу, меня здорово беспокоило. А что делать, приходилось рисковать.