Не зная, что находится в сумке, девушки доставили посылку Химэгими. “Какая тяжелая!” — приговаривали они. Когда сумку открыли, змея приподняла голову. Девушки завизжали от ужаса. Но сама госпожа преспокойно прочла молитву и сказала: “Эта змея была, возможно, одним из моих родителей в прошлом рождении. Перестаньте вопить!” Отвернувшись в сторону, Химэгими пробормотала: “Что за странность: полагать, что только изящное может представлять собой интерес!” — и придвинула сумку к себе. Химэгими было страшно: она садилась и вставала, всплескивала руками — словно бабочка крыльями, а причитания ее были похожи на стрекотание цикады. Это было так забавно, что девушки разбежались по углам и прыскали от смеха. Но одна из них все-таки догадалась добежать до отца Химэгими и рассказала, что происходит.

“Стыд и позор!” — закричал он. — “Моя дочь в опасности, а вы все разбежались, кто куда!” Схватив меч, он побежал к Химэгими. Но когда он оглядел подарок, то обнаружил, что это всего-навсего ловкая подделка. Взяв змею в руки, он сказал: “Да, видно этот господин весьма неглуп. Он прослышал, как ты увлечена своими тварями и решил подшутить над тобой. Быстренько напиши ему ответ, а змею — выкинь”. С этими словами он покинул Химэгими.

Когда девушки поняли, что имеют дело с глупой проделкой, они не на шутку рассердились. Но все-таки кто-то сказал: “Если не послать ответ, о вас могут плохо подумать”. И потому Химэгими написала письмо — на листе сероватой грубой бумаги. Она не владела скорописью, знаки вышли неуклюжими²:

В конце Химэгими приписала: “Так встретимся же в райском саду счастья!”

Когда Уманосукэ получил ответ, он подумал: “Что за странное послание!” и решил непременно увидеть Химэгими. Посоветовавшись со своим приятелем, который служил по военному ведомству, они нарядились простолюдинками и отправились к Химэгими, улучив момент, когда ее отца не было дома.

Притаившись у загородки с северной стороны дома, они стали наблюдать за происходящим и увидели каких-то деревенских мальчишек, которые явно что-то искали. Тут один из мальчишек закричал: “Глядите! Вон их сколько на дереве! Вот здорово!” С этими словами он приподнял бамбуковые занавески в комнате Химэгими: “Посмотрите, пожалуйста, — мы нашли замечательных гусениц!”

— Превосходно! Несите их сюда!” — отвечала Химэгими бодрым голосом.

— Их тут никак не собрать. Идите лучше сюда!

И тогда из-за занавесок появилась сама Химэгими. Она стала разглядывать ветки, глаза ее были широко раскрыты. Голова замотана какой-то тряпкой, красивые волосы спутаны — она не успела привести себя в порядок. Брови — черные и густые — были весьма хороши. Ротик — прелестный и очаровательный, но белые зубы оставляли престранное впечатление. Шутники с сожалением решили, что она выглядела бы вполне достойно, если бы употребляла белила. Однако несмотря на неопрятность, в девушке было что-то особенное, весьма изящное и запоминающееся. На Химэгими была короткая накидка с росписью из сверчков, из под которой выглядывал край желтого узорчатого шелка. Белые шаровары дополняли ее наряд.

Желая получше разглядеть гусениц, Химэгими сделала шаг вперед. “Чудесно! Они спасаются здесь от палящего солнца! Ну-ка тащите гусениц сюда, всех до единой!”

Мальчишка затряс дерево — гусеницы так и попадали на землю. Химэгими достала белый веер, испещренный черной тушью иероглифов, — она упражнялась в их написании. “Собери-ка гусениц на веер!” Мальчишка стал подбирать гусениц с земли.

Наши благородные шутники были изумлены: “Как, в доме высокообразованного государственного советника — и вдруг такое творится... Ужасно!”

Тут одна девушка, находившаяся в доме, приметила, что за Химэгими следят и вскрикнула: “Смотрите-ка, какие красавцы из-за забора подглядывают!” Тут Тайфу подумала про себя: “Не иначе, как хозяйка снова своими тварями забавляется. Наверное, кто-то ее заметил! Надо предупредить!” Тайфу застала хозяйку за разборкой гусениц. Тайфу так боялась их, что не стала подходить ближе, а только сказала: “Скорее домой! За вами подглядывают!”

Химэгими же сочла, что Тайфу хочет лишить ее удовольствия и ответила: “Подумаешь! Я ничем постыдным не занимаюсь!” — “Одумайтесь! Уж не думаете ли вы, что я лгу? Там, у изгороди, какие-то благородные молодые люди наблюдают за вами! Уходите скорее, а своими гусеницами можете и дома полюбоваться”.

Химэгими приказала: “Ну что, мой Кузнечик, посмотри-ка, что там творится!”

Мальчишка сбегал к изгороди и доложил: “Правда, подглядывают”.

Тогда Химэгими покидала гусениц в свой широкий рукав и в спешке скрылась за занавеской. Росту Химэгими была не низкого, но и не высокого, густые волосы достигали подола. Она не удосужилась подравнять концы волос, но они были красивы и некоторая небрежность только придавала им очарования.

“Даже менее красивая девушка выглядела бы достойно, если бы она ухаживала за собой и вела себя, как все остальные. Химэгими же красива и благородна. Какая жалость, что при такой внешности она увлекается этими безобразными тварями!” — подумал Уманосукэ.

Сочтя, что возвратиться домой просто так было бы чересчур скучно, он решил дать знать, что был здесь. Поэтому он сорвал стебелек, выжал из него сок и начертал на бумаге:

Он постучал по вееру ладонью, чтобы подозвать мальчика. “Отдай это госпоже”, — велел ему Уманосукэ.

Мальчик доставил послание Тайфу и сказал: “Тот господин велел отдать письмо госпоже”.

Тайфу отнесла письмо Химэгими и сказала: “Удивительно! Все это представление устроил Уманосукэ! Он видел вас, пока вы развлекались с этими противными гусеницами!”

Химэгими слушала ее, слушала, а потом и скажи: “Когда человек занимается чем-то всерьез, стыдиться ему нечего. Кто из тех, кто обитает в этом призрачном мире, живет столь долго, чтобы сметь судить о том, что хорошо, а что — плохо?”

Отвечать хозяйке было бесполезно, а потому девушкам, что были рядом, стало грустно.

В ожидании ответа шутники прождали сколько-то времени, но всех мальчиков заставили вернуться домой. Девушки же только и делали, что повторяли: “Какая жалость!” Но не ответить было бы невежливым, и кто-то из них, жалея кавалеров, послал им такое стихотворение:

Тогда Уманосукэ сложил:

Шутники рассмеялись — с тем и ушли.

Продолжение — в следующем свитке.

Девятая луна была на ущербе. Куродо-но Сёсё, сопровождаемый юным слугой, шел по предрассветной улице, подобрав концы своих шаровар. Сгустился утренний туман — никто не видел Куродо. Куродо обронил: “Вот бы найти сейчас какой-нибудь приятный дом, да такой, чтобы и ворота были не заперты...” Не успел он сказать так, как из утопавшего в зелени особняка заслышались слабые звуки цитры-кото. Сердце Куродо забилось быстрее, и он обошел вокруг ограды, пытаясь найти лаз, но глинобитная стена повреждена нигде не была. Куродо подумал в волнении: “Что за дама играет столь превосходно?” И тогда он велел своему слуге, который обладал приятным голосом, прочесть стихотворение: