Вот такую историю рассказывают жители Ното про то, как на Садо золото нашли.

Давным-давно жил-был в храме Якусидзи настоятель. Хотя и занимал он такую должность, а до имущества храма пальцем не касался — только и делал, что молился о перерождении в Краю Вечной Радости. Уже состарившись, настоятель занемог — вот-вот дух испустит. Собираясь покинуть этот мир, молитву сотворил. Но когда все уже подумали, что вот он, конец пришел, настоятелю полегчало. Позвав учеников, он сказал им примерно так: “Видели вы, что умирал я, творя молитву неустанную. Ждал я, что прибудет за мной посланник из Края Радости Вечной. Но не увидел я его — увидел страшную колесницу, огнем объятую. “Вот дела!” — думаю. Никак того не ожидал, что мне в ад отправиться суждено. Но черти при колеснице сказали мне: “Как-то раз ты позаимствовал у храма пять мер риса, а долг не отдал. Вот за этот грех и надлежит тебе в ад отправиться”. Я же отвечал: “За такой грешок в ад не пойду. А долг свой отдам”. Подошел к огненной колеснице и стал ждать. Так скорее читайте сутры, чтобы десять мер риса отмолить!” В спешке великой стали ученики сутры читать, как им было сказано. Когда же пробил колокол, огненная колесница повернула назад. “Огненная колесница вернулась! Теперь прибудет посланец рая!” — настоятель стал от радости руки потирать — тут и скончался.

Келья того настоятеля находилась к северу от главных ворот Якусидзи. До сего дня стоит, как и прежде стояла, напоминая о том, что даже за крохотный долг ждет тебя ад. Что до имущества храмового, полагаю, что всякий настоятель, попользовавшийся им по своевольному разумению, в ад попал.

В уезде Хата провинции Тоса жил некий простолюдин. Было у него и поле, да только не в родной провинции, а в другой. Вот вырастил он рассаду риса, а когда настало время сажать ее, погрузил рассаду на лодку. Взял он еды для работников, а также домашнюю утварь — кастрюли и котлы, лопаты и мотыги, да еще и плуг. Оставив караулить лодку своих детей — мальчика и девочку лет по одиннадцати-двенадцати — родители спустились на берег нанять работников. Полагая, что уходят ненадолго, они чуть вытащили лодку на берег, даже привязывать не стали. Дети же в это время спали в лодке. Но вот наступило время прилива, лодка закачалось на волнах. И вдруг поплыла, гонимая легким ветерком, и, подхваченная течением, оказалась в открытое море. Ветер крепчал, лодка полетела, словно под парусом. Тут дети и проснулись. Смотрят — а они уже в море — и якоря не бросить. Заплакали, закричали от ужаса, но ничего поделать не могли — плывут, сами не знают куда, — куда ветер дует.

А тем временем родители набрали работников, пришли к лодке. А лодки-то и нет. Сначала родители подумали было, что дети, может, где от ветра где укрылись. Кричат, зовут их, да все без толку. Искали и по бухтам — нигде нет. Так что пришлось оставить все как есть.

Лодку же прибило к острову далеко к югу. Дети плакали и плакали. Потом привязали лодку, огляделись — людей нет. Как назад вернуться, они тоже не ведали. Сошедши на остров, сказали так: “Делать нечего, но только и с судьбой прощаться тоже негоже. Покуда хватит еды, будем есть понемногу, живы останемся. Но только когда все съедим, чем питаться станем? Посадим рассаду, пока не засохла”. Так и сделали.

Дети разбили поле там, где протекал ручей. Лопаты и мотыги у них с собой были. Повалили сколько-то деревьев и поставили хижину. А на острове том было много деревьев, которые так и ломились от плодов. Дети с рассвета и до заката рвали плоды и ели их. Так настала осень, посаженный ими рис хорошо уродился — еще лучше, чем дома, сжали много. А поскольку просто так жить нельзя было, стали они мужем и женой. И пошли у них мальчики и девочки во множестве. И они в свой черед переженились. А поскольку велик был остров, то много полей возделали они. И поныне люди, что родились от брата и сестры, во множестве населяют тот остров. И говорят люди, что называют его островом Имосэдзима — Остров Брата и Сестры, а лежит он в открытом море к югу от провинции Тоса.

Недавно, верно, было это. Жила-была женщина. И вот идет она как-то раз по Дворцовой улице на службу в храм Уринъин. Подходит к монастырю Сайин, а там через реку камни мостом уложены. И вот подходит к реке дама лет двадцати-тридцати в кимоно. Перешла через реку, да и наступила на камень — он и перевернулся. А под камнем пятнистая змея клубком свернулась. Только женщина подумала: надо же, змея под камнем, а змея уж поползла вслед за той дамой.

Недоумевает женщина: “Зачем это змея за дамой ползет? Может, озлилась, что наступили на нее и отомстить хочет? Надо посмотреть, что дальше будет”. И идет за ними. А та дама, хоть и оборачивается часто, а змеи не видит. И среди людей, что там проходили, никто змею не заметил. Видеть это было дано только той женщине.

Надумав посмотреть, что дальше будет, женщина неотступно следовала за дамой со змеей. Так и пришли они в храм Уринъин. Когда дама уселась в храме на дощатый пол, змея взобралась вместе с ней и легла рядом, свернувшись в клубок. Но никто из людей не увидел этого, голоса не подал. Вот чудеса-то! А женщина все глядит за ними, глаз не отрывает.

Как кончилась служба, дама поднялась и ушла. Следом за ней и змея выползает. Женщина же вслед за ними пристроилась. И пошли они в сторону столицы, в район Гэкё. Дошли до места — дом там. Вошла дама в дом, а змея — за ней. “Это, верно, дом этой дамы”, — подумала женщина. “Вряд ли змея средь бела дня что-нибудь эдакое делать станет. Вот бы посмотреть на нее ночью.”

А как посмотришь? Подошла женщина к дому и говорит: “Я из деревни в столицу приехала, переночевать негде. Приютите хоть на одну ночку.” А дама, про которую женщина думала, что этот дом — ее, сказала: “Послушайте, переночевать просятся”. Вышла старуха, спрашивает: “Кто это тут?” Женщина решила, что это и есть хозяйка, сказала: “Можно мне переночевать?” — “Хорошо. Входите.” Обрадовалась женщина, вошла. Оглядывается, а дама на дощатом настиле уселась, а змея кольцом вокруг подпорки дома свернулась. Посмотрела еще, а змея на нее уставилась. Дама же стала рассказывать: “Вот, мой господин...” Похоже, она во дворце служила.

Через какое-то время стемнело, и уж не различить было, чем там змея занимается. Тогда женщина сказала старухе, которую она за хозяйку считала: “За то, что вы меня переночевать пустили, я вам пряжу спряду, коли конопля есть. Можно ли огонь зажечь?” — “а это вы славно говорите.” И хозяйка зажгла светильник. Достала конопли, женщине дала. Вот прядет она, а сама все посматривает — уснула дама. Мнится женщине что змея вот-вот подползет к даме, но та все никак не подползает. “Хорошо бы даме сказать про змею, да только как бы самой в беду не попасть”, — подумала женщина. Вот так, ни слова не говоря, и караулила она, пока полночь не миновала. Наконец, светильник догорел, так что уж ничего не видно стало. И женщина тоже заснула.

Когда уже рассвело, женщина в беспокойстве проснулась — все ли в порядке? Дама же поднялась в положенное время и как ни в чем ни бывало хозяйке и говорит: “А я сегодня ночью сон видела”. — “Что же ты видела?”

“Снилось мне, что в изголовье человек есть. Поглядела: сверху от пояса — мужчина, снизу — женщина-змея прекрасная. И говорит она так: “Ненавидела я одного человека и за то переродилась змеей. Много лет провела я под камнем и мучилась. Но вот вчера ты помогла мне: перевернула тяжелый камень и избавила от мучений. И возрадовалась я, и проводила тебя, желая рассказать о своей радости. Пошла за тобой в храм, где проповедь была. И вот, благодаря тому, что я пошла вместе с тобой и внимала несравненному Учению Будды, даже ужасные прегрешения мои простились-уничтожились. И силою этой благость перерождения моего в образе человека приблизилась. Радость наполняет меня, оттого и явилась тебе. В благодарность же осчастливлю тебя, ибо встретишь ты хорошего мужа”. Вот что я увидела во сне.”